Но Вонь это ничуть не смущало, и она даже не обижалась на костерящих ее людей, так как знала, что не такая уж она и большая Вонь, на самом-то деле, так, вполне терпимая,

если привыкнуть. Но вот зато на другом конце леса, далеко от деревни, в ужасных гиблых болотах, жила самая что ни на есть настоящая Вонь, да не просто Вонь, а Вонища, — но, слава Богу, до деревни она не добиралась никогда — ну разве что только раз в пятилетку. Люди об этой болотной Вонище знамом не знали, слыхом не слыхивали, и потому ругмя ругали Лесную Вонь, стоило ей появиться на пороге их жилищ, Даже песенку сочинили: "Постучалась в дверь вонь нежданная, вот она в избе, окаянная". Но Лесная Вонь на подобные песенки и ругательства, как уже было сказано, совершенно не обижалась. Ее задачей было вонять почаще, дабы гиблая Болотная Вонь думала, что у деревни уже есть хозяин, и не совалась туда, — ну разве что только раз в пятилетку,проверить, выполняется ли план или нет.

Нравилось ли нашей Вони вонять? На этот вопрос мы, по правде говоря, ответить затрудняемся, но предположим, что вонять ей вовсе не нравилось, а делала она это потому,

что с детства ни к чему другому приучена не была.

Это все призказка только, а сказка впереди будет.

Шла как-то раз эта Вонь по дороге из леса, орехи жевала, дабы, когда до деревни доберется, завонять так лихо, чтобы все сразу попадали и ногами задрыгали. Видит — навстречу ей девочка-пионерка Катя идет, цветы держит. Поровнялись Вонь с Катей, остановились каждая и друг на дружку уставились.

— Ты кто такая, — Вонь спрашивает, — чего тут делаешь, куда путь держишь?

— Пионерка я, — с гордостью отвечала Катя, — к бабке иду, цветы ей отнести хочу.

— Странное у тебя имя — Пионерка, — задумчиво произнесла Вонь. — Ну да ладно. Я вот, например, Вонь Лесная, прошу любить и жаловать. В вашу деревню вонять иду.

Тут настал черед Кати удивляться, но она виду не подала, а только вежливо спросила у Вони:

— Может, тебе волосы расчесать? А то у тебя там уже перепелки гнездятся.

— Какие перепелки, — возмутилась Вонь, — не знаю никаких перепелок! Ты мне лучше скажи, где бабка-то твоя живет.

— А, бабка моя вон там живет — Катя махнула рукою в сторону леса, — за болотами. Там деревня стоит, называется Старые Катяхи, там еще речка Говенка течет.

— Поняяятненько, — протянула Вонь, в глубине души не на шутку за Катьку испугавшись — ведь на болотах, как мы уже знаем, жила та самая ужасная ведьма-Вонища. — Ну, давай, может, провожу я тебя. А то путь-то неблизкий да опасный.

— Идет, — согласилась Катя. — А я за это тебе цветочек подарю, — она протянула Вони один из цветов, которые несла в руках. — Ты бери, бери, не бойся. Он не колючий.

Вонь неуверенно приняла у Кати из рук цветочек и, покрутив его в пальцах, недолго думая, засунула себе за ухо, а затем протянула Кате руку и сказала:

— Ну что, малая, пошли.

И вот пошли Вонь да Катя через лес, по мосткам шатким, по оползням страшным, да через заросли дикие. Где Вонь Катю подсадит, где Катя Вонь за космы ухватит, чтоб не свалилась. Катя цветочки собирает, а Вонь орехи лесные выглядывает, да грызет, да пованивает себе потихоньку. Хорошо идут. Только вот беда — прознала об этом страшная

Болотная Вонища, да всеми своими отростками гнилыми к Кате потянулась — свежего пленника ей захотелось.

Сказала она птицам, соглядатаям своим:

— Вы, птицы лесные, за сыночком-то моим да девкой этой приглядывайте, да крыльями машите, да кричите, да с дороги их сбивайте.

А еще сказала деревьям да травам диким:

— Вы их по харям-то хлещите, хлещите, чтобы идти им было трудно, и чтобы они устали.

А еще тропинкам сказала:

— Вы морским узлом затянитесь, да запутайтесь, да выведите их ко мне.

И послушался Лес хозяйку, и вот, долго ли, скоро ли, но вывел он Вонь Лесную да Катю к гиблым Болотам, где Вонища окаянная жила.

А Вонища-то сама была не дура, знала, что сыночек ее с его товаркой обо всем догадаться могут, — и превратила свое болото в лужайку красивую, а корягу старую, в которой жила — в домик нарядный, а сама Катькиной бабкой обернулась. И вот вышли Вонь да Катя из лесу, промокшие, уставшие — глядь —и мостик через болото перекинут, и домик на

том конце, и приветливый огонек в оконце горит. Смеркалось уже, звезды первые на небе высыпали.

— Вот тут моя бабуля живет! — радостно закричала Катя и помахала Вони рукой. — Идем скорее! У нее там и банька есть, и пирожки горячие, и картошка в масле!

— К черту собачьему баньку, — ответила Вонь. — Я же Вонь, мне в баньку нельзя. Вонять перестану. А вот картошка это замечательно. И пирожки тоже. Пойдем скорее!

И побежали они к мостику, а мостик шаткий, узенький, в одну досочку, только гуськом по нему можно идти. Вони-то все нипочем, а вот Катя боится. Боится она, что в воду грязную

упадет да сарафан новый измарает.

— Давай, — Вонь говорит, — я тебя на руках вынесу.

— Давай, — кивает Катя.

И взяла Вонь Катю на руки, а сам бочком-бочком да по мостику пошла. Качается мостик, Катя пищит, в волосы Вонины вцепилась, глаза зажмурила — страшно ей. А Вонь шажок за шажком, а к берегу подбирается. Только ступила на берег — а мостик под нею хрусть да проломился! Насилу выскочить успела!

— Ну, — говорит Вонь, Катю на землю поставила, успокаивает, по голове гладит, — теперь ты меня веди, пионерка.

Послушалась Катя, слезы вытерла и повела товарища своего к двери. Все чин по чину — постучались, ждут, пока бабка Катькина выйдет, а той что-то нет и нет. Раз стучались,

два стучались — не открывает.

— Спит, наверное, — Катя вздохнула. — Может, давай я через окошко пролезу да бабку разбужу, а ты тут подождешь.

И тут что-то нехорошо Вони сделалось, словно почуяла она, что дело тут нечисто.

— Давай, — говорит, — тут подождем. Чем бабушку твою зря тревожить, лучше тут, на крылечке посидим, поговорим. А то старенькая она, наверное, ей отдых нужен.

— Да нет, — покачала головой Катя, — а вдруг она всю ночь спать будет, а я до утра тут сидеть не согласна — страшно.

— Ну да Бог с тобой, полезай, — махнула рукой Вонь.

И полезла Катя в окошко, а Вонь снаружи стоять осталась. Стоит себе, стоит, песенки насвистывает, а на душе кошки скребут — жутко. Да и Катьки что-то долго нет. Наконец не

выдержала Вонь, постучалась еще раз, а ответа и нет вовсе.

— Что ж там такое случилось, — говорит, — может быть, забыли они про меня. Ну да не впервой, кто ж Вонь-то окаянную к себе в дом пустить осмелится. Пойду-ка я, пожалуй,

обратно, а пирожки да картошка — хрен с ними...

И только развернулась Вонь он да уйти хотела — глядь — птица к ней летит, птица белая, перелетная. Упала под ноги и стонет. Подняла ее Вонь, а птица говорит человеческим

голосом:

— Ты меня не бросай, мил человек, я же не простая птица, а волшебная, издалека летела, меня хозяин мой послал. Беда стряслась.

— Какая такая беда? — Вонь глазенки свои вытаращила, на птицу смотрит, диву дается.

— А такая беда, — птица отвечает, — что товарку твою, Катьку, Вонища Болотная к себе заманила, да напоила ее сонным зельем, а наутро Змею страшному на съедение отдать

хочет. Хозяин-то у меня волшебник, все видит, все знает. Вот и послал меня к тебе.

— А не брешешь? — Вонь прищурилась, на птицу смотрит, не верит ей.

— Да крыльями своими клянусь! — отвечает птица. — Хочешь — проверь!

Задумалась Вонь. С одной стороны, жалко ей было Катьку , и спасти ее хотелось, — а с другой — боялась она мамаши своей, Вонищи Болотной, — а вдруг та в отместку за то, что у

нее девку стибрили, в деревню придет и таких ароматов напустит, что все сдохнут. Непорядок! Поэтому думала Вонь, думала, да и плюнуть хотела — вот только вспомнился ей

внезапно тот цветочек, что Катя подарила, и что в волосах у нее остался.

— Что ж такое со мной делается-то, а, — вздохнула Вонь. — Ну да ладно, помогу я Катьке. А там будь что будет.

Подошла Вонь к окошку, заглянула вовнутрь. А на окне фиалки растут. Спряталась Вонь за теми фиалками да наблюдает. Смотрит — Вонища Болотная по комнате носится,

суетится, к завтрашнему пиру готовится, а Катька в уголке на полу связанная лежит, дрыхнет.

— Что же делать, — говорит Вонь, — как же мне ее оттуда вытащить?

— А не знаю, — отвечает птица, — может быть, я кричать буду, да крыльями бить, да злую ведьму на себя отвлеку, а ты тем временем Катьку схватишь да домой побежишь.

— Ну хорошо, — согласилась Вонь, — будь по-твоему.

И вот влетела птица в окно, и стала крыльями ведьму по лицу бить, да когтями ее рвать, да вопить, как резаная. Все болото перебудила! Вонища-то Болотная по комнате

скачет, да веником размахивает, подол задрался, подштанники из-под него видать, страшные, в заплатах все, век не стираные. Ну а Вонь младшая, покуда мамаша ее за птицей

охотилась, пробралась в окошко тихой сапой, да схватила малую, да пустилась наутек, только пятки засверкали. Деревья скрипят, за ноги цепляются, ветками острыми в глаза

тычут, а Вонь с Катькой на руках все бежит да бежит, куда глаза глядят. Наконец, добежала до полянки, отдохнуть остановилась, дышит тяжело, пот в три ручья со лба бежит,

глаза заливает.

— Насилу, — говорит — отделались.

Ан не тут-то было. Зашевелилась земля под ногами, поползли по ней корни, как змеи, да Вонь Лесную опутали, сдавили — ни вздохнуть, ни выдохнуть. Расступилась трава, и

показался из нее Змей Болотный — страшный, в бородавках весь, в наростах, на башке плоской космы, как пакля, болтаются.

— Отдай, — гундосит, — мне Катьку, а не то я сам ее заберу.

А у Вони коленки трясутся, корни острые в ребра врезаются, — душа в пятки ушла! — а не сдается, все равно, свое гнет:

— Ишь, — кричит — разбежался, пучеглазый! Девку ему отдвай! Да пошел ты через пень-колоду, да к черту, да на рога! Не видать тебе Катьки, как собственных ушей! Да и нету их у тебя, смотрю, падлюка безухая!

— Ну, — потупился Змей, смутился весь, хвостом туда-сюда елозит — есть у меня уши, не видно их просто. А девку-то мне отдай, по-хорошему прошу. Будешь у меня как сыр в масле

кататься. Мамашу твою мы через годик-другой сместим и тебя на ее место поставим. Будешь у нас председателем, главной Вонью на районе!

Снова Вонь задумалась. Что ни говори, а давно хотелось ей председателем сделаться и от мамаши своей бестолковой избавиться. Да вот только Катька у Вони на руках пошевелилась, да прижалась к ней, да в плечо носиком уткнулась, — ну кому такую отдашь? Плюнула Вонь и стала из корней выпутываться.

— Чего творишь-то? — изумился змей.

— А выбираюсь отседова, — ответила Вонь, — нечего мне тут делать, рассиделся. А ты уйди с дороги, падлюка болотная. А не то палкой огрею.

Рассердился змей, хотел на Вонь наброситься, — да не тут-то было. Та как ощерилась, да зубы показала, да завоняла зло, — закашлялся змей, задергался весь, заелозил, траву

под себя подминая, да зенки у него заслезились. Тем временем выбралась Вонь из плена, корни гнилые прочь отбросила, Катьку покрепче ухватила да наутек пустилась. Лес гудит, птицы страшные по сторонам ухают, гикают, тараторят что-то — а Вонь с Катькой на руках все бежит да бежит, куда глаза глядят.

И вот, наконец, под утро уже, приебежала Вонь в деревню, вся взмыленная, задыхающаяся, глаза выпученные, грудь ходуном ходит. Прибежала да упала в канаву, лежит в траве, как убитая, а Катька проснулась, глаза открыла, подползла и по голове ее гладит.

— Спасибо, — говорит, — спасибо тебе.

Сбегала Катька в деревню, молока принесла, присела рядом с Вонью, напоила ее. Тут народ подтягиваться начал, сгрудился около канавы, глазеет, перешептывается.

— Что это, — говорят, — за чудик такой невиданный, откуда вылез.

Ну, Вонь, хоть и полумертвая была, поднялась кое-как, улыбнулась, представилась. Долго народ на нее дивился, подойти не решался. Потом подошли ближе, трогать начали, расспрашивать, что да как. А Вонь им и говорит:

— Вы, ребята, собирайтесь-ка да окна-двери в своих домах закрывайте, Вонища лихая из болота по нашему следу идет.

Зароптали люди, а делать нечего. Заперлись в своих домах, ждут, покуда ведьма к ним не нагрянет. Целый день ждали, а ее все нет. Наконец, прилетела к Катькиному домуптица белая, бьется в стекло кричит.

Впустили птицу, а она той самой птицей, что Вонищу драла, оказалась. Вся встрепанная, перья в разные стороны торчат, лапка сломана — а держится.

— Вонища та злобная, — говорит — вместе со Змеем, дружком своим, в болоте сгинула.

Обрадовались люди, открыли ворота, высыпали на улицу, веселятся, танцуют. А Вонь между ними, как потерянная, ходит, куда податься, не знает.

Подходит тут к Вони Катя, и говорит:

— Пойдем со мной в поле.

Пошли они в поле, а там цветы растут, — клевер, маки красные, ромашки. Сплела Катя из трав и цветов венок и Вони на голову надела. Вонь глазами хлопает, не понимает ничего, а в сердце теплота такая, что слезы из глаз льются.

— Спасибо тебе, — всхлипывает, — девочка Катя, я век тебя помнить буду.

И улыбается сквозь слезы.

А Катя тоже улыбается и плачет.

И так радовалась Вонь Лесная своему счастью, что вся вонь из нее куда-то улетучилась, и только запах листвы да трав в волосах остался. И стала она уже не Вонью, а обычным человеком, и вонять перестала. Обычным-то человеком, выходит, все лучше быть, чем Вонью какой-нибудь.

Вот и сказке на том конец, а кто слушал, к тому птица белая во сне прилетит да счастье в клюве принесет, — пусть маленькое, а все-таки счастье.