![]() |
![]() |
![]() |
![]() ![]() ![]() ![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() ![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
уходит солнце постепенно.
в мазутных лужах на асфальте
все те же радужные перья,
а на губах — все та же пена.
цепляюсь скользкими руками:
я все величия искала,
но лезу кошкою на стену.
смешались в кучу сны и лица,
и не поймешь, где зад, где перед,
куда и с кем идти теперь мне.
я быть хотела вольной птицей
теперь боюсь, что не успею
и рта раскрыть, чтоб помолиться.
одна лишь узкая лазейка
и в ту, боюсь, что не протиснусь.
уходит солнце постепенно,
целуя выжженую землю.
и я уйду. пишите письма.
знаешь ли я когда это прочитала — у меня сложилось ощущение липкой грязевой массы на практически отвесном склоне — когда вроде-бы вверх и в то же время скатываешься и каждое движение вперед дается только по-пластунски. И это не очень приятно... такая вот картинка.
грязь тут может быть и есть...
финал немного странен, как будто бы сдулся, что ли.