не смотри на меня так светло и потерянно

я ни с кем не бывал осторожным и ласковым

да и ты не останешься здесь исключением

воздух — кокон из легкой прозрачной материи.

ты, наверное, ценное изобретение.

и мелодия грустная в храме у берега

зазвучит, стоит мне прикоснуться к ней пальцами

так не бойся, меня представляя бог знает кем

я не злыдень и не маньяк хоть тип колоритный

мне бы только прижаться щекою к твоей руке

провести подбородком по гладкому боку скрипки

ты, наверно, решишься компанию мне составить

даже если внутри для себя не найдешь причин.

пусть я буду твердить что Кобейн разбивал гитары —

но не слушай сентенций моих, — а звучи, звучи

на меня, прежде рвавшего струны неистово

все привыкли смотреть как на грязного изверга

я же просто любил совершать разрушения

оставаясь при том относительно чистеньким

мне, увы, не рассыпаться светлыми искрами

от любви, что — синоним физической близости

пусть ее прикрывают словами красивыми —

суть останется прежней и вряд ли изменится.

хорошенько подумай, решаясь со мной идти

чтоб не сгинуть потом невзначай в сумасбродстве липком.

но я вовсе не черствый сухарь, хоть и странный тип —

нет, я просто скрипач, что не женщин любит, а скрипки.

и пускай извращенцем меня назовут другие,

что не могут понять, что за прок от такой любви —

ты мне станешь не просто помощницей, а богиней —

лишь тебе отдаваясь всецело, я буду жив.

хочешь — стань мне весной, я в объятьях твоих растаю

и из глаз моих, прежде сухих, потекут ручьи.

пусть я буду твердить что Кобейн разбивал гитары —

ты не слушай стенаний моих, — а звучи.

Звучи.