отдаётся надеждой в грудной клетке,

а головокружение ветра — последним вздохом

чёрных, как степь, ресниц –

к тебе я писал безмолвные рифмы,

друг мой, тополь, шумящий закатом весны,

зенитом мая, грустью слов изумрудно-седых.

Помнишь, как мы читали с тобой молитвы,

сидя под капельницей пыльного полдня;

рамы оконной печать была твоею слезой,

пена твоей листвы лилась вечерней прохладой

в моих горячих глазах, сердце моё тобой

билось о воздуха край; ранило небо тебя –

я целовал его пух…