Игнатов Олег: Спасибо Ольга и Вам того же но... умноженное в сто раз. |
Element: спасибо)) всех благ |
voila: звините...мне пора уходить) |
voila: Всех с прошедшими праздниками поздравляюЙЙЙ и желаю, конечно же только добра в жизнь и вдушу) |
voila: Здравствуйте, Олег, Элемент)) |
Element: Здравствуйте, Олег) |
Игнатов Олег: Здравствуйте Элемент |
Игнатов Олег: Здравствуйте Ольга. |
mynchgausen: наверное я не очень знаком сколько их было и откуда они вообще взялись |
Игнатов Олег: Да, и не всегда их было столько много. |
Игнатов Олег: Если все станут, кто работать будет? |
mynchgausen: возможно... хотя китайцев очень много ведь, неужели если в шеренгу станут не охватят стену |
Игнатов Олег: Как преграда для наступающих войск... слишком слабая преграда. А учитывая огроменную протяженность исключает такую толпу защитников способных защищать. |
Игнатов Олег: Да, я думаю. что единственное её назначение. |
mynchgausen: дорога? |
Игнатов Олег: Именно отсутствие и должно натолкнуть на основную мысль. Думаем... |
Игнатов Олег: Да, есть и такое. Но есть и противоположное расположение. А есть и их полное отсутствие. |
mynchgausen: не знаю, недавно прочел, что бойницы на ней направлены на Китай |
Tatsumaru: нет же, крут был, есть и будет Гриша. А ещё Сикамбр и будетПересмешник |
Игнатов Олег: Привет Барон. Как вы думаете в чем было основное предназначение Великой китайской стены? |
|
Кричали Волшебнику в коридорах малосемейки близкие ему люди. Речь шла о его отце, который давно покинул лабиринты памяти, и остался лишь на черно-белых снимках.
Его квартира всегда была наполнена ароматом крепкого индийского чая. Белый кафель, обшарпанная спальня, обои на стенах давно изветшали и держались, казалось, только благодаря тому времени, которое провели бок о бок с несущей стеной квартиры. Подвесные потолки, каким-то образом сужали пространство, а свет в комнатах никогда не был ярким, но за счет этого в помещении всегда была особая, притягательная атмосфера, в которой правил — Волшебник.
Мы были знакомы с Волшебником еще с детства, но нас нельзя было назвать друзьями, тем не менее, каждую субботу я заходил к нему выпить чая, это было чем-то вроде традиции.
Стандартный подъезд хрущевки. Домофон давно не работает, на ступенях пыль от осыпавшейся штукатурки , почтовые ящики были давно заброшенным вместилищем грязи. По-моему, ни одно письмо не захочет ждать своего часа в подобном контейнере. Этажом выше, въевшаяся в стекла копоть. Стены исписаны перманентным маркером, но некоторые буквы вырезаны обыкновенным ключом от дома. В электрических щитках можно увидеть горлышки от бутылок и пачки папирос, небрежно спрятанные теми, кто может обрести счастье только в своих красных глазах. В лифте жженые кнопки, и огромные панельные трещины.
Волшебник долго не открывал. Я толкнул дверь, которая оказалась незапертой, нырнул в прихожую и увидел его занятого приготовлением чая на кухне. Он всегда говорил, будто имеет особое отношение к такому процессу как чаепитие. Плавно перемещаясь по кухне, Волшебник словно гипнотизировал и успокаивал. Тем не менее, сегодняшний вечер показался мне странным. Было что-то не так, в частности — ртутные глаза Волшебника не отдавали прежним блеском. Решил обойтись прямых вопросов, так как знал, ответом будет натянутая улыбка, поэтому начал издалека:
На моем лице застыла каменная гримаса человека, которого только что застали врасплох.
Секунды молчания. Странный шорох где-то по коридору. Глоток терпкого чая, который моментально делает твое восприятие острее в разы.
Он удалился в свой кабинет, где стоял шкаф с его библиотекой. Мне доводилось смотреть его книги несколько раз. Бегающими глазами, я жадно читал ту или иную из его книг, надеясь, что она приоткроет тайну. Но каждый раз, придя к себе домой, я почему-то забывал строчки, и никак не мог вспомнить суть того или иного произведения.
Он вернулся через несколько минут с томиком польской поэтессы Виславы Шимборска. Подобрав нужную интонацию, он прочел мне одно стихотворение, а после я поймал на себе его взгляд, полный надежды. К нему, казалось, вернулся тот самый блеск:
Мы просидели еще около часа, на улице уже стемнело. Он рассказывал мне об Ольге. Той женщине с детским лицом. Говорил, что никогда не забудет улыбок, которые она ему подарила. Волшебник был полон энтузиазма, рассказывая мне эту историю. Жестикулировал руками, будто жонглировал чувствами, которые переполняли его внутри. Играл своей интонацией, когда переполняли эмоции:
Его глаза вновь потускнели.
Молча подойдя к балконной двери, Волшебник начал рисовать что-то на запотевшем стекле, и тихо шептать себе под нос. Я не решился дальше развивать тему, и попрощался с ним. Выйдя из подъезда, я обернулся, чтобы посмотреть на окно. Волшебник продолжал выводить плавными движениями буквы, потом тихонько стукнул по стеклу, и удалился в другую комнату. Неожиданно пошел серебристый снег. Подняв голову вверх, я закрыл глаза и глубокого вдохнул. Холодный воздух потоком ворвался в мои легкие. Снежная ночь. Белый бархат метели. Я знал его так давно, и мне казалось, что истинное лицо доступно только мне.
Он мог остановиться среди куда-то спешащей массы людей, и словно зачарованный, смотреть на фонарь. Несколько раз мне доводилось видеть, как он разговаривает с вьюгой на одном языке, нежно произнося странные выражения, а после постепенно растворяется в ней, не оставляя силуэта. Тень, отбрасываемая Волшебником на поверхность, вмиг становилась шедевром сюрреализма. Добрый взгляд, с которым он смотрел на людей, заставлял их сердце биться быстрей. Хлопья снега ложились, в его ладонь, не тая. И сейчас, Волшебника волновала только утраченная салфетка, с цифрами. Весь его мир держался на этих цифрах, с которыми сейчас играет ветер, или же они забились в угол какого-нибудь проспекта, где на них с презрением смотрят усталые дома.
Много раз я просил его научить меня, хотя бы немногому, но он отвечал лишь украдкой:
Я не заметил, как уйдя в мысли, почти дошел до своего дома. В моей голове проскользнула идея того, что неожиданный снегопад — дело рук Волшебника. И возможно сейчас, в одном из районов города, снежинки гладят алые щеки Ольги, от чего Волшебнику становится тепло на кончиках тонких пальцев.
Раздевшись, я проследовал на кухню, где пахло только что приготовленным ужином. Я подошел к своей жене, и, обняв ее со спины, поцеловал родинку на шее. Это было что-то вроде извинения за мое столь позднее возвращение. Из детской раздался смех моей дочки, она побежала ко мне со всех ног. Я взял ее на руки, и подошел к окну, чтобы показать, как чудесен наш город ночью.
Маленьким пальчиком она пытается показать мне дальний фонарь.
Она закрывает мне ладонями глаза, и, подержав несколько секунд, убирает их.
Я начинаю вглядываться, и замечаю немного размытую надпись на стекле:
«Волшебство — это ребенок, которого мы можем видеть, только когда снимаем корону»
Улыбка сама появляется на моем лице. И в этот момент, мир стал таким добрым.
Утро. Февральские ветра, казалось, отступили. На кухне, фоном, радио передавало метеосводки, но синоптики ошибались в своих прогнозах, за окном погода стояла теплее. Город был окутан вуалью весны, которая шаг за шагом оставляла за собой проталины. Волшебник курил и думал, почему бы сегодня не посетить сквер в центре города. Он надеялся, что Ольга бывает там ежедневно, и сегодняшний день не станет исключением. Переложив из куртки пачку сигарет в драповое пальто, волшебник начал собираться.
В сквере было довольно людно. Днем, этот город был местом, где живет солнце. Вокруг фонтана дети играли в салки, их чистый смех заполнял пустое пространство между людьми. Волшебник сидел на лавочке, вглядываясь в прохожих. Его отвлекло странное явление. Из фонтана вдруг начали вырываться столпы водных струй, которые зависали в воздухе на доли секунд, после чего на миг пропадали в дне фонтана, лишь для того чтобы вернуться вновь. В момент, когда струйки воды парили в невесомости, на секунду могло показаться, будто за их спинами вырастали маленькие крылья, словно они были ангелами. Волшебник улыбался, и пытался разглядеть каждого из них. Он не понимал, как люди могут кричать в подворотнях о том, что волшебства не существует, а потом с надеждой смотреть на иконы. Так же не понимал, почему иконы в ответ плачут маслом. Волшебник решил, что этим вопросам суждено остаться риторическими.
Фонтан резко перестал работать, это означало, что муниципальные органы закончили проверять его работоспособность в преддверии праздников. Волшебник достал свои карманные часы, и подкрутил ремонтуар для заводки. Он вновь взглянул на проходящих мимо девушек, но Ольги среди них не было. Свободно расположившись, Волшебник закрыл глаза, и повернул голову в сторону солнца. Плавным движением на лавочку подсел человек, у Волшебника сдавило грудь. Сейчас, всем своим сердцем он желал, чтобы это была Ольга. Не открывая глаз, он замер в ожидании ее приятного, мягкого голоса, который в одно мгновенье мог бы заменить ему целый мир:
В груди у Волшебника стало очень тепло. Медленно открыв глаза, он виновато посмотрел на Ольгу, и робко улыбнулся. Далее — следовали неловкие слова в оправдание своей рассеянности. Перепад интонаций, рассказы о совпадениях, извинения. Ольга не могла долго сердиться и, спустя несколько минут, с интересом поддерживала темы беседы, которые возникали из ниоткуда, как карты, в руках фокусника. Прогулки по городу, где в обыкновении, сточные каналы являются началом улиц, а речные рукава будто скованы нависающими над ними мостами.
Ольга произнесла это, как кокетливая француженка 19 века. Ее губы, казалось, впитали однажды яд белладонны, и каждое слово несло в себе его капельку. Волшебник находил это забавным.
Спускаясь по лестнице, Волшебника и Ольгу натянутой улыбкой встретили две гардеробщицы. Из-за отсутствия финансирования, они здесь были и консьержками, и работниками гардероба, и кассиршами. Синие халаты, седые волосы, очки в толстой оправе времен советского союза. Они знали практически обо всех в округе, и когда долго не было посетителей, перемывали кости всем кто пришел на ум. Их нельзя было за это винить, ведь в коридорах этого театра частым гостем были не ценители искусства, а горькое одиночество. За годы своей работы они научились говорить в унисон друг другу, возможно даже и думать.
Чуть язвительно отпарировал Волшебник.
Темный зал. Пустые ряды стульев. Ждущий своего часа тент. Как только Волшебник с Ольгой заняли свои места, шумно заработал проектор. Мерцающие кадры, звуки листающейся пленки, и вот уже в центре сцены, свет рисует киногероев и их сюжетные линии. Оглянувшись назад, на луче проектора можно было увидеть пыль, витающую в воздухе.
Шепотом спросила Ольга.
Ольга положила голову на плечо Волшебнику, тем самым подарив ему кратковременную дрожь по всему телу. В момент, когда перед ее глазами мелькал фильм, в голове у Волшебника проносились кадрами мысли. Каждая секунда была наполнена счастьем. Он хотел, чтобы этот день не кончался. Хотел знать, о чем сейчас думает Ольга. Голова больше походила на невесомое облако. Они оба ощущали, как внутри вместе с доверием рождается нечто больше. Именно то, что пытались найти в громоздком городе, среди многоэтажек и орнамента каменной клади. Каждый из них, но разными способами. Все прежние смыслы и принципы канули в лету. Важно было только ощущаемое мгновение. Только «Сейчас» действительно что-то значило. Одно «Сегодня» смогло виртуозно поменять миры двух людей. Даже слова потеряли свою ценность, красноречивостью двоих стали неосторожные прикосновения, которые вмещали куда больше смысла.
После просмотра, Волшебник и Ольга покинули старый театр. Улицы уже накрыли апрельские сумерки. После нежного прощания, они разошлись в разные стороны. За плечами Волшебника, хрупкую тишину нарушил визг тормозов, и резкий, глухой стук. Обернувшись, он увидел на асфальте бездыханное тело Ольги.
Ринувшись к ней, Волшебник достал карманные часы, и изо всех сил потянул ремонтуар вверх. Время остановилось. Застыли проезжающие мимо машины, замерло испуганное выражение лица виновника происшествия, весь мир погрузился в паузу. Склонившись над Ольгой, он аккуратно приподнял ее голову дрожащими руками. В ее открытых глазах отражались звезды. По рукаву Волшебника стекала алая кровь Ольги. Пульса не было. Он издал истомный крик, который облетел все улицы города. Тень Волшебника, изгибаясь по дороге, рвала себе одежду на груди, хваталась за голову, изгибалась во всех направлениях, принимая всевозможные формы. Щеки сами по себе становились солеными. Краем глаза, он увидел на тротуаре два приближающихся силуэта, которые крутили костлявыми пальцами платки:
Его глаза сделались ртутными. В венах, кровяные тела стали свинцом, постепенно сдавливающим сосуды. Волшебник взревел:
Каменные лица в синих халатах крутили платки все сильнее, будто стараясь сломать несуществующий стержень внутри.
Во внутреннем кармане пальто Волшебника, сохранилось немного крошки из мела. Растерев их на своих пальцах, он обмазал веки Ольги. Ослабив давление ткани, принялся делать массаж сердца и искусственное дыхание. Руки Волшебника были так напряжены, что между пальцами мог спокойно пробежать ток. Прижавшись щекой к щеке, он с нежностью ребенка шептал слова на неведомом наречии. Ольга была единственным человеком, которой он, не задумываясь, доверил их.
Пульс не появлялся. Волшебник чувствовал, что потеряв Ольгу, вряд ли сможет видеть смысл. И был ли вообще смысл?
Непрекращающийся массаж сердца. Силы начали покидать его. Изможденный Волшебник замер. Асфальт медленно становился мокрым. Подняв голову вверх, он только сейчас разглядел, как с неба падают капли дождя.
Судорожно достав часы, он посмотрел на застывшие стрелки. Волшебник не понимал, как может идти дождь. Весь день промелькнул в памяти. Метеосводки на радио оказались правдивы, но они не давали ответа. На руках у Волшебника было омытое каплями лицо Ольги. Сжав ее запястье, Волшебник нащупал слабый пульс. Ольга внезапно стала хрипеть. Потом еле дыша, произнесла:
Кровь начала исчезать с рукава Волшебника.
Волшебник улыбался, скуля. В этот момент, стрелки его карманных часов пошли сами собой. Водитель автомобиля был в ступоре. За спиной дали о себе знать две гардеробщицы:
Ольга, не отрываясь, смотрела Волшебнику в глаза. Заколдованные улицы продолжили жить своей жизнью. С этого момента, она утратила прежний взгляд на вещи. И этот мир, стал для нее зачарованным.