1

Несется Свифт по трассе на новой тачке, только что отцом на день рождения подаренной, имя свое оправдывает. Несется, мокрый снег колесами разбрызгивая в разные стороны, редких пешеходов грязью обливая. Не видит он этих пешеходов, а видит впереди жизнь свою прекрасную, беззаботную. Видит лица друганов своих, которые, тачку эту увидев, присвистнут да втайне позавидуют. Видит подружку свою, восторженно на него смотрящую, в губы его сладко целующую. Видит карьеру свою будущую, резко вверх взмывающую. Будет Свифт рулить этим городом — не сейчас, чуть позже, но будет.

Летит Свифт навстречу судьбе своей. Лес, лес, название какого-то пункта населенного на белом фоне. Не видит его Свифт, слишком быстро летит, чтоб мелочь такую замечать. Дорога-то здесь ничем не отличается — и не поймешь, что для людей, вдоль трассы живущих, это вроде как улица. Какая была дорога до этого, так и вьется дальше: прямая, широкая, к дальнейшему разгону приглашающая. По бокам, вроде, поселок какой-то. Пролетел его Свифт, названия не заметил. Много таких населенных пунктов, транзитом проходимых. Что за забота — названия запоминать? Впереди у Свифта вечеринка в клубе, пиво, а, может, вискач, коньячок — как решит, так и будет! Он этой жизнью рулит — сегодня, завтра, всегда.

Еще один значок с черными буковками на белом фоне, снегом полузанесенный. Шестьдесят километров в час разрешенных. Но не думает сейчас об этом Свифт, он уже там, за поворотом, как вдруг…

Как в съемке замедленной: переходит парнишка лет семи дорогу. Капюшон на голову — ничего вокруг не видит— не слышит. А под капюшоном еще и наушники — идет, музыку слушает.

— Твою мать! — орет Свифт, изо всех сил руль выкручивая да по тормозам врезая. Да ведь скорость

не та, чтоб изменить что-то. Мальчонка голову поворачивает и прямо на него, Свифта, смотрит. Удивленно так. Еще и испугаться не успел, только глаза поднял, а в глазах этих — «Что ж ты, дядя, делаешь?».

Доли секунды. Черный затонированный наглухо Митсубиси Паджеро, как ледокол в льдину, всем корпусом в снежный вал врезается, насквозь пропарывая. Всё. Темнота кругом.

2

С шефом что-то не так. Парой слов с первым замом перекинулся и ушел. Дня три уже как не в себе. То в кабинете своем, то пропадает где-то. Юристы к нему зачастили. Что-то случилось, а что — никому из команды неведомо. Даже первому заму Сабуровскому: уже допросили его с пристрастием, все методы разрешенные и неразрешенные применили. Сам, говорит, хотел бы знать.

Раньше такого не было никогда. А сейчас еще пора особая — работа валом валит. Замы, конечно, справляются, разруливают, но чувствует коллектив: что-то неладное происходит. Эффекта присутствия высшего руководства нет — брожение в умах начинается. Даже в таком сплоченном коллективе, как у Сабурова.

У Сабурова — империя своя. Небольшая по иным меркам, но все ж таки. Владеет Сабуров подрядами дорожно-строительными, выигрывает он тендеры открытые да закрытые. Знается с людьми влиятельными, и сам на жизнь городскую влияет. Дружит Сабуров с начальником ГИБДД городской — рядышком дома их стоят, на бережке озера кристального. Вечерами, бывает, выйдут на пристань да беседы умные ведут. Дружит он с начальником управления дорожного — вместе по конференциям международным ездят-катаются, технологии новые высматривают. Дружит с хирургом простым из больницы областной — понимают они друг друга, как никто другой, даже слов иногда не требуется. То — лучший друг Сабурова… И все равно один Игорь Сергеич, хоть и верными друзьями да преданными замами окруженный. Закрытый он человек, если откровенно говорить. Сложный.

Живет он в доме собственном, о трех этажах построенном. Дом у него умный, на голос хозяина реагирует. На голос двери открываются, на голос свет включается. Дом по особой технологии построен, материалы сплошь натуральные, дышащие. Возили Сабурову подрядчики дерево ценных пород, возили камень натуральный, строили под неусыпным контролем Петровича — помощника личного Сабуровского. За миллиметр отклонения от проекта иностранного гнал Петрович бригады в шею, не жалея. Оказалось, все же, русские тоже строить умеют, если захотят. Если как для себя. Если душу вкладывать. На то Петрович и упирал. Давным-давно стройка закончилась, а Петрович все при Сабурове ходит. Такими кадрами разбрасываться нельзя. Возглавил Петрович новое направление в империи — строительство домов для особо взыскательных клиентов. Таких, которым некогда нервы свои на строителей нерадивых тратить. Таких, которые ценность правильных, экологичных подходов понимают. Каждый работник тщательно отобран, по колоску из стога. Для них и обучение специальное. Приехали люди обученные, под особые задачи заточенные.

Вокруг дома умного собака бегает. Одна. Может, не доверяет Сабуров автоматике-электронике? Технологии — технологиями, да ведь и они сбой дают. Так почему тогда собака одна — лайка маленькая, щупленькая? Полон ты загадок, Сабуров Игорь Сергеич, сорока двух лет от роду, один в большом доме живущий, семьи не имеющий…

3

… Подъехал Сабуров к дому, лайка к хозяину бросилась. Радуется, хвост ходуном ходит. Языком своим розовым так и норовит в лицо Сабурову ткнуться, щеку лизнуть, а тот уж на колени в снег перед ней опустился, подшерсток теребит, ласкает.

-Ай ты, красота моя, подруга верная! Ну, пошли, пошли в дом. Пущу ненадолго.

Звонок.

— Да, Саша… На каком километре? Погибшие? Нет? Слава Богу… А где Семеновская бригада? Какого, мать их, хрена, они делали, когда снегопад закончился? А мастер где сам? Нет, мастеру не надо звонить, я сам разберусь да к нему заеду на разговор. Новую бригаду выслали? С другого участка пошли, Семенова не трогай. Сам домой поезжай, тебе новорожденного купать надо, Наталья одна не справится.

Не успел домой приехать, как снова ехать надобно.

— Извини, Найдушка, поехал я.

Не понимает лайка, отчего хозяин опять в автомобиль садится. Провожает его долгим, печальным

взглядом.

Едет Сабуров на место ДТП, с работниками своими разбираться.

Подрядчики они по содержанию половины всей сети дорог региональных, а тут ДПС дорожный фактор в аварии зафиксировал. Коэффициент сцепления нормативу не соответствует. Сам же Сабуров года три назад приборы по измерению сцепных качеств покрытия для ГАИ покупал. До этого дорожный патруль такого инструментария не имел, иначе завалили бы пользователи суды жалобами на дорожников. А так— нет прибора, нет и доказательной базы — и судов нет. Оказался тогда Сабуров меж двух огней — начальником ГИБДД областной, Скородумовым, и Заказчиком своим, начальником автодора, Демичевым. Первый прав — нельзя карточки учета ДТП от балды заполнять, на глаз коэффициент сцепления оценивая, да не дает государство денег на приборы эти. Второй тоже по-своему прав: при таком финансировании работ по содержанию показатели требуемые выдержать ох как трудно, а то и невозможно. Так что ж — из судов не вылезать? Ведь не специально дорожники риски аварий создают. И все же взял тогда Сабуров сторону гаишников, а Демичеву обещал, что со своей стороны все сделает, чтобы претензий к содержанию не было.

Выходит, не сдержал обещания своего? Его работники напортачили, ему ответ держать.

На место ДТП приехал. Да, противогололедной обработки не было. Скользко. Занесло мужика на «Ниве», благо жив остался. Сейчас инспекторы протоколы-ведомости заполнят, уедут, бригада Корнилова (стоит рядом пескоразбрасыватель, водитель на Сабурова поглядывает) работу за Семенова сделает.

С инспекторами переговорил, результаты измерений проверил, под ведомостью подписался. На базу к мастеру поехал.

Подъехал Сабуров к двухэтажному зданию, где четвертая база предприятия его находится. На первом этаже — гаражи, мастерские, на втором — офисы. Порядок на объекте, снег убран, техника стоит— сияет. Не знают еще здесь ничего. По распоряжению Сабурова все звонки о дорожном факторе в ДТП лично заму его, Саше, идут. Чтобы по-честному все.

Идет навстречу мастер Семенов, хромает.

— Добрый вечер, Игорь Сергеич.

— Не добрый, Коля. Не добрый. ДТП на участке твоем.

— Где? Когда?

— На 28-м, часа полтора назад. Противогололедные где? Из автодора звонили, предупреждали?

Прогноз давали вам?

— Давали. Посылал я смену. Не проверял, правда, выполнение. Отъезжал.

— Журнал где?

Зашли в диспетчерскую, журналы проверили. Вот отметка стоит. Подпись Звягина.

— Зови. — Сабуров куртку не снимает. Разговор короткий будет.

Пришел Звягин. С похмелья. Сразу видать.

— Умер кто? Жена бросила? Причина какая существенная есть? — жесток Сабуров.

— Нет, Игорь Сергеич.

— Замениться не мог?

— Не стал. Думал, отлежусь часик — сам.

— Коля, ты, когда его отправлял на участок, ты его состояние видел?

— По телефону я, Игорь Сергеич. Ногу я подвернул, отсутствовал.

— Так. Звягин… Свободен. Совсем свободен. Ты правила знаешь. Договор подписывал.

Не будет Звягин просить ничего. Знал. Подписывал. Предупреждали. У Сабурова баловать нельзя. Не он, Звягин, первый, не он последний… Не зря Сабуров такие зарплаты платит, не зря социалку на себе тащит. Не соответствуешь требованиям высоким — иди на все четыре стороны, дорожники всегда требуются. Но сюда тебе уже не вернуться никогда.

— Игорь Сергеич, скажите только: не убился хоть никто?

— Нет, слава Богу. А ты, Коля… Нечего с ногой больной на работу шастать. Зама назначь, сам — на больничный. Первый и последний раз это тебе сходит. Не можешь контролировать других — нечего тебе в начальниках делать. Все. Уехал я.

4

Утром еще раз разбор полетов Сабуров провел. Досталось Романцеву — он зам по техническим вопросам. Потом секретарь корреспонденцию ему принесла да статью ему на стол положила. В секретаршах у Сабурова не девица-красавица, взоры завлекающая. В секретаршах у него профессионал, женщина серьезная, ответственная — Ирина Сергеевна. Лет десять уже с Сабуровым работает. Тогда ей под сорок было, теперь уж сами считайте. Но память! Ай, какая память у Ирины. А связи… Пропал бы Сабуров без нее. Все четко, вовремя, да нет — с опережением — так, как и должно быть.

Посмотрел Сабуров на имя автора статьи той. Опять Анастасия Штерн. Черт подери… Да что ж такое? Вцепилась она в него мертвой хваткой — пишет статьи дерзкие, ругательные. Вот уж год прошел — две статьи вышли, да какие… Хотя… Не ругательные статьи — критические. Что уж самому себе-то врать? Хорошо пишет. Сразу он свои косяки увидел. И это еще больше злит его. Какая-то журналистка, без образования дорожного — такие вещи выдает, которые ему, профессионалу, не видны были!

— Ирина Сергеевна!

— Да, Игорь Сергеич?

— Пригласите журналистку эту, Анастасию Штерн, на беседу к нам. Хочу лично пообщаться с

критиком своим.

— Хорошо.

Прошло минут десять.

— Она, Игорь Сергеич, сказала, что по вызову не приезжает да трубку положила.

— Вот оно как? Гордая. Дайте-ка мне телефончик ее. Сам попробую.

— Анастасия Андреевна? Доброе утро. Сабуров беспокоит.

— Здравствуйте, Игорь Сергеевич.

— Что ж Вы статьи пишите, а с главным героем статей своих ни разу даже не поговорили? Мнением

его не поинтересовались?

— Рубрика, Игорь Сергеевич, не та. Это взгляд извне. Интервью здесь не предусмотрены.

— Интересная какая рубрика! Первый раз сталкиваюсь с нежеланием журналиста встретиться с

объектом расследования. Что ж… Понял я Вас, Анастасия Андреевна: апелляции мне не светит?

— Ну, если Вы настаиваете, давайте встретимся.

Сабуров чуть трубку не выронил. Это он, что ли, напрашивается? Приехали! Ну, уж теперь он точно

увидеть эту Штерн хочет.

— Завтра жду Вас у себя в любое удобное Вам время.

— Я уже секретарю Вашему сказала, что по вызову не езжу.

— Давайте на нейтральной территории. Ресторан «Олень» подойдет Вам?

— Отчего ж… Подойдет.

— В час дня?

— Прекрасно.

Ничего себе пресса…

5

… Подъехал Сабуров к ресторану, официант к столику заказанному провел. Через пару минут Анастасия пришла. Оценивающий взгляд Сабурова стерпела. Так вот Вы какая, Анастасия Андреевна! Фигурка точеная, деловым костюмом подчеркнутая. Ножки до чего хороши! Русые волосы вьются, ресницы длиннющие взор Сабуровский ласкают. Лицо открытое, умное, взгляд проницательный. Не такую представлял, а все же. Специально вчера не стал информацию на нее собирать, хотел первое впечатление на встрече составить.

— Добрый день, Игорь Сергеич.

— Добрый, Анастасия Андревна.

— Что ж Вы меня так разглядываете, будто приобрести собираетесь? — сердито глазами сверкнула.

Рассмеялся Сабуров.

— Да Бог с Вами, Анастасия Андревна. С чего Вы… А Вам злиться очень идет! Нет, правда.

Не может он сдержаться, смеется. Тем и разозлил девицу.

— Это вся Ваша апелляция? Ну, тогда я за каждую строчку в своей статье спокойна. Все верно.

— Да ладно, простите уж… Что-то нашло на меня. А по поводу статьи… По техническим вопросам –согласен, грешен. А вот Вы по ассоциации по безопасности прошлись. Не понял, если честно. Вроде, как и не работает она, а так… ширма. Что Вас так в ней раздражает?

— Честно?

— Честно.

— Деньги отмываете.

— Нет.

— А если обещаю, что это между нами останется?

— Все равно — нет. Думаете, мне других способов деньги отмывать не хватает?

— Думаю, этот самый удобный и безопасный.

— Чем угодно клянусь — нет. Не отмываю. Ассоциация другие цели преследует.

— Зомбирование с самого раннего возраста?

— Господи, да с чего Вы взяли-то? Давайте я Вас с директором познакомлю, она Вам все покажет— расскажет. Вы иностранные аналоги знаете? Финский, норвежский, шведский? Здесь то же самое, только финансирование — не государственное, а частное. Не доросло у нас государство еще до таких шагов.

— Вы, Игорь Сергеич — бизнесмен?

— Вы так спрашиваете, что мне уже почему-то неудобно даже в этом признаваться… Что за подвох в тоне Вашем сквозит? Что ж, можно и бизнесменом назвать.

— Бизнес всегда основную цель — извлечение прибыли — преследует. Где здесь прибыль?

— А, в этом смысле. Ну, прибыль там, действительно, условная. Это если в денежном эквиваленте. А вот выгоды — в широком смысле слова — очень даже… Я в безопасность вкладываю общественную. Мне такая выгода подходит вполне.

— Много денег туда вкачиваете?

— Процент определенный с прибыли. Так что не беспокойтесь, не обеднею.

— Нет, нет, об этом я точно не беспокоюсь. А светоотражатели каждый год раздаете — самолюбие свое тешите? Лучший друг детей — Сталин?

— Послушайте, Настя…

— Андревна.

— Андревна… Я что-то совсем ничего не понимаю. Мне эта ситуация напоминает какой-то суд. Вы –— судья, я — ответчик. Причем, привязываетесь Вы ни к чему. Еще раз предлагаю Вам познакомиться с Директором Ассоциации — Елена Львовна все Вам подробно разъяснит — что, зачем, почему. Я понимаю, все-таки ассоциация два года всего существует, мало что о ней известно. Статей всего парочка была, одна из которых — Ваша. Да, я понял, я мало с общественностью работаю в этом плане. Мы безопасности много внимания уделяем, а ассоциацию не пиарим совсем, отсюда — вот такие вопросы возникают.

— Хорошо, давайте посмотрю на Ваше детище изнутри. Так правильней будет. Только знайте, Игорь Сергеич, что статья моя основана на мнениях людей обычных, на их понимании. Тот смысл, который Вы вкладываете, не всегда также однозначно народом воспринимается.

— Спасибо, учту.

6

Через пару дней самолично Сабуров за Анастасией заехал, в ассоциацию отвез, Директора представил. А сам наблюдал исподволь. Зацепила его чем-то журналистка эта, а чем? Вопросы грамотно задает, в сторону опять же уходить не дает. Контролирует процесс, что уж говорить.

Вышла потом статья про Ассоциацию. Нет, не рекламная. Всего в балансе — и хорошие стороны, и критика, опять же. И по делу снова. Что да как улучшить можно. Перечитывал Сабуров раз пять. Потом задумался. Ай, объективность теряешь, Игорек. Нельзя… Опасная эта женщина для тебя, не надо.

7

Лето, жара невозможная. Градусов тридцать точно есть. У Витька кондея в машине нет, у него форточки открыты, но сзади Валька орет, что дует ей. Что — форточки закрывать? Так тут тогда от духоты помереть можно! Чуть прикрутил Витька форточку, Валька успокоилась, зато Витьку теперь нехорошо, пот градом течет. У Витька килограммов сорок весу лишнего, жара для него — смерти равнозначна. А, черт с ней, с жарой. Помрет Витек дорогой — ты, Валька, мерзавка, виновата будешь. Ладно, едут. На дачу едут, к Витькиному другу, Серому, на выходные. Дача, зараза, в двухстах пятидесяти километрах от города. Ну, вот, спрашивается: какого хрена так далеко дачу строить? Ну? Пилить туда как минимум два часа, а если не нарушать ничего — все три. Туда если ехать, то на неделю — не меньше, а лучше и вовсе — в мае уехал, в сентябре приехал. А тут? Дурак Серый, как есть — дурак. Ну и что, что там река и прочие блага отсутствия цивилизации? Ох, далеко еще. Не привык Витек на дальние-то расстояния… Для него два маршрута — на работу да жену по магазинам.

Прибавить, что ли? Стольник Витек идет, но стольника мало. Так, если ехать сто двадцать, то это же сколько сэкономить по времени выйдет? За два часа доедем, а если как сейчас тащиться — за три почти. А если до ста сорока догнать? Нет, сто сорок Витькина машина, пожалуй, не выдаст. Ее уже на ста тридцати всю трясет-колбасит. Ах ты, автопром расейский.

Вот, черт, опять лесовоз. Ну что им тут — медом намазано? Уже пятый или шестой за сегодня. Чего раскорячился-то? Не видно из-за тебя ни хрена! Мигни, что ли: есть там на встречке кто или нет? Ползут за лесовозом, все предыдущие очки бонусные растеряли. Едут под семьдесят. Витек злится, жарко ему, а тут еще это… Ощущения — как в тоннеле, из которого не деться никуда. Выхода нет. Подергался Витек туда-сюда: вроде по встречке — никого. Рванул Витек, как уже не раз сегодня делал, да не тянет машина. Впереди уж подъем замаячил, еще чуток — и обгонит Витек лесовоз, а впереди вдруг — такой же умник навстречу несется. Справа от Витька лесовоз, впереди — с горы Нисан Патрол несется и шестера. Двухполоска. Нет, не разошлись…

8

В кабинете у Сабурова +18С. Может, в такую жару и побольше бы надо. Нельзя, чтобы летом разница температур на улице да в помещении больше 5-7 градусов составляла. Но уж что-то сегодня совсем лето разыгралось, развеселилось. Асфальтобетон аж парит— плавится. Люди по улицам еле ползают. Тяжко.

Звонок.

— Да, Сабуров.

— Игорь Сергеич, ДТП серьезное на сорок восьмом. Встречка. Четыре автомобиля сразу.

— Это где видимость хреновая? На подъеме?

— Там, да.

— Саш, ты же знаешь — там не наша епархия. Там ошибка еще в проекте была.

— Так бьются каждый месяц.

— Опять давишь на меня? Знаешь же, что не оставлю теперь это дело, да?

— Надо что-то придумать, с Демичевым поговорить. Сколько можно уже? Плотников там уже скоро пост выставит — ему же там убирать последствия-то после аварии!

— Ладно, Саш, понял все. Сейчас созвонюсь со всеми.

Звонок Скородумову в ГАИ, звонок Демичеву в автодор. Эти двое друг друга на дух не переносят. Сабуров меж ними — каждый раз живу бы остаться, да при этом еще и двинуть идею какую новую. Ах, сложна работенка. Вот сейчас-то, Сабуров, куда ты лезешь? Знаешь ведь наперед, что тебе тот скажет, да этот. Ну, Скородумов-то, допустим, выгоду свою сразу просечет, а Демичеву — сколько возни! Денег где на все взять? В бюджете на этот год ничего на такие случаи не предусмотрено. А у самого-то у тебя, Игорек, предложения есть? Не взорвешь же эту гору к чертовой матери? Может, полосу дополнительную на подъем? Ах, ты чертежи сперва посмотреть хочешь? Ну, тогда тебе точно в автодор.

Ввязался.

Еще звонок.

— Игорь Сергеевич, Штерн с вами поговорить хочет.

— Соединяй, Ирина.

— Доброго дня, Анастасия Сергеевна.

— Добрый день, Игорь Сергеич. Консультация мне Ваша требуется. Как дорожника.

— Да не вопрос. Если компетенции хватит.

— У Вас хватит. Когда мы можем встретиться?

— Сегодня не смогу, дело важное есть, а вот завтра — пожалуйста.

— На автомобиле будете?

— Ехать, что ли, куда-то потребуется?

— Да, если бензина не жалко.

Получил. За что, спрашивается?

— Найду на бензин.

9

… Утром заехал Сабуров за Анастасией. Показала она ему, куда ехать — поселок какой-то, километрах в шестидесяти от города. Его участок. А что там? Не помнит он. Все ж таки давно уже от реального содержания дорог отошел.

— А Вы водите хорошо. — похвалила. — Я, в основном, нарываюсь на тех, кто либо еле тащится, либо

летает. А у вас как-то… сбалансировано, в общем.

— Да я уж отлетался.

— В ДТП, что ли, побывали?

— Не в этом дело. Просто возраст уже не тот, чтоб летать. Знаю, что потерять могу. Знаю, что других могу с собой на тот свет утянуть. Знаю, что не стоят сэкономленные двадцать минут того риска, что

в экономии этой заложен.

— Однако?!

За дорогой Сабуров следит, но и на пассажирку свою поглядывает. Прикрыла коленки сумочкой. Усмехнулся Игорь, и тут же отвернулся.

— Что?

— Да нет, ничего. Так.

… Приехали. Вышли. Идет транзитом дорога через поселок «Боры». По ту и другую стороны — дома, сараи, погреба. Все деревянное, ветхое.

— Каждый год здесь по человеку сбивают.

Огляделся Сабуров. С точки зрения содержания все поделано: канавы боковые в порядке, полоса отвода расчищена, обочины недавно профилированы, трещины вот на проезжей части — да где их нет? Главное, что выбоины заделаны. Окружение изучать стал: автобусная остановка, знаки, разметка. Освещения, тротуаров, понятное дело, нет. Кто ж их тут устраивать позволит? В медвежьем углу таком. Ага! Стоп! «Тропа козлиная» не к пешеходнику ведет, а метров на сто подальше. Прошелся.

— Здесь сбивают, Анастасия?

— Здесь. Хватило компетенции.

— Что ж, ходят люди так, как им удобно. Не ходят буквой «П». Ничего ты с этим не поделаешь.

— Писали жители в ГАИ, в администрации поселковую, в район. Отказы везде. Все, мол, по нормативам сделано.

— Здесь ошибка на стадии планирования еще заложена — разделили поселок на две части,

разрезали. Нельзя это. Но что уж теперь? Пешеходник переносить надо. Обустраивать тут все. Вопрос — в деньгах, Настя. Сама понимаешь. Не один такой переход, не один такой поселок. Здесь сделаешь — другие сразу набегут. Им тогда как откажешь? После прецедента-то?

— Мы с Вами, Игорь Сергеевич, на «ты» не переходили.

Ах, ты когти выпускать! Не понравилось, что отказал?

— Другие варианты есть у Вас? Не затем я Вас сюда тащила, чтобы выслушать то, что мне и другие в один голос твердили. Где аудит Ваш хваленый? Меры Ваши недорогие?

— Так ведь аудит — это ж не чудеса какие! Это инструмент просто. Да, знаю я, как тут обустроить все надо, но я же говорю — деньги, обоснование, прецедент. А у Вас, Анастасия Андревна, предложения есть какие-то?

— Не дорожник я. Но знаю, что если ничего здесь не делать — в следующем году опять собьют кого— то. Все мы это знаем, но глаза закрываем, потому что — два дома-три пешехода.

— Ладно, я подумаю. С ходу не могу ничего сказать. Если б только деньги — черт с ними, сделал бы я за свои. Только чтоб хоть раз похвалу от Вас услышать, а не только колкости. Но надо на поток все это ставить — по всем населенным пунктам пройтись. Так… Ага… Есть идея, отработаю я ее на депутатах наших да на Демичеве, тогда отзвонюсь Вам.

10

Прошло полгода, прежде чем приняли депутаты программу по безопасности дорожного движения, включавшую статью с недорогими мерами на участках дорог общего пользования, по населенным пунктам проходящим. Частично программа областью финансировалась, частично районными администрациями, а частично — бизнесом. Подбил-таки Сабуров предприятия области на разовое финансирование мер. Сколько нервов на это ушло — то только ему ведомо. Где хитростью, где напором, где связями, где дружескими отношениями — выбил. Но похвалы от Анастасии так и не дождался. А дождался еще одной статьи разгромной.

— Я не в свое дело лезть не хочу, Игорь Сергеич, но Вам бы лучше подальше от этой Штерн держаться. — первый зам Сабуровский, Саша, советует.

— С чего это?

— Вижу, необъективны Вы к ней. А она опасна. Сколько раз уже нас поливала.

— Даже если и необъективен, то все равно в статьях ее — зерно рациональное есть. Сколько улучшений мы внесли, на критике ее основываясь? Тут ты согласен?

— Согласен. Но держите ее на расстоянии. Недолюбливает она Вас, это точно. Как бы беды не было.

— Да ты как бабка старая мне тут — про колдовство какое-то! Ты чего, Саша? Встречался ты, что ли, с ней? Знаешь чего? Говори!

— Я сказал, что думаю, а Вы — сами решайте!

11

На улице — снежок легкий, с утра и на целый день. Чуть из облаков солнышко проглядывает — еле— еле, а все равно у Северных жителей радость! Минус пять, и снежок не тает, а ровным слоем на землю ложится. В чистоте и свежести город купает. А за городом — еще прекраснее. Погода такая праздничная, новогодняя, как с открыток списанная. Хорошо на душе! Предвкушение как у ребенка перед тем, как откроется дверь комнаты, где елка с подарками стоит.

Сабуров каждый год елку во дворе своем наряжает. Растет елка — из года в год — все выше, пушистей, шикарней. Достает Сабуров шары новогодние расписные — есть в его коллекции и те, которыми еще бабушка его елку наряжала. Вот старик Хоттабыч, вот Гагарин, вот мишки, зайцы, шишки, орехи. Для кого ты елку наряжаешь, Игорек? Для себя? С кем ты этот Новый Год встретишь? С президентом в телевизоре?

В детстве Игорю разрешалось в новогоднюю ночь не спать. Как праздновали тогда! Волшебство. Вся семья в сборе: дедушки, бабушки, никто в ту ночь не спорил, не ругался. Единение семейное. За столом накрытым сидели, былое вспоминали, о будущем мечтали. Отец с дядей Володей на гитарах… Как давно это было. Последний Новый Год счастливый Сабуров с Аленой встречал, лет восемь назад…

Под конец Сабуров звезду пристроил. Вокруг Найда бегает, все норовит игрушки сдернуть да разодрать в клочья.

До Нового Года две недели. Торопишься ты, Сабуров, с елкой. Или так веселей тебе? Нет, в этот раз у Сабурова по-другому все. Наряжает он елку в хорошем настроении: кажется, сдвинулось дело с мертвой точки — согласилась Анастасия в гости к нему пожаловать. Несколько раз уже в кафе с ней встречался, о работе разговаривал да про жизнь иногда. Не очень она ухаживаниям поддается. Но вдруг — согласилась на ужин. Ай да Сабуров, неужели ты кошку эту дикую приручил?

12

Готовился Сабуров к встрече гостьи своей так, будто от этой встречи вся судьба его дальнейшая зависела. Стол скатертью белоснежной накрывал, прозрачность бокалов на свет проверял, тарелками изысканными любовался. Все сам, никого в тот день к святому не допускал, тем более к готовке. Помощницу свою, обычную в таких делах, отпустил, в доме один остался.

По-настоящему мясо только мужчина приготовить может. Только он все тонкие грани вкуса его раскрыть способен. Для женщины любимой — особую нежность из блюда извлечь надобно. Полдня Сабуров на приготовления убил, но не пожалел, когда дверцу духовки приоткрыл и ароматом насладился.

Сервировкой стола доволен остался, за музыку принялся. Подумал, по каталогам глазами побегал и Лару Фабиан выбрал. Какая женщина равнодушной останется?

Все готово у Сабурова к соблазнению той, которую столько ждал. Медленно бегут минуты, когда делать уже нечего — только ждать. Прохаживается Игорь по коврам работы ручной с древнерусским орнаментом, из австралийской шерсти и люрекса сотканных, то и дело на часы фамильные, старинные поглядывает. Не помогают ему стрелки, медлят, затягивают мучения. Мысли в голове роятся: что да как будет?

А вот и гостья… К дому его подъехала. Голосом Сабуров ворота открыл, по ступенькам вниз сбежал навстречу. Вышла Анастасия из автомобиля, улыбнулась Игорю:

— Добрый вечер, Игорь Сергеич!

— Добрый, Анастасия Андревна!

Найда на чужую кинулась, лаем зашлась. Вздрогнула Анастасия от неожиданности.

— Свои, Найда, свои.— а сам незаметно Насте в ладошку сушку вложил — мол, угости, разрешаю. Протянула Анастасия сушку собаке. Успокоилась Найда, подошла, обнюхала. Не берет сушку, на Сабурова смотрит.

— Можно, Найда, можно. Это свои.

Хвостом завиляла, слизнула сушку. А приказ хозяина — закон. Раз говорит свои— все, на место.

В дом зашли. Сабуров шубку гостьи своей как пушинку на вешалку автоматическую закинул — с легким жужжанием вешалка под потолок устремилась и в шкаф замаскированный спряталась. Усмехнулась гостья, во взгляде прочитал: «Будешь меня диковинками своими соблазнять?». Прочитал, а вслух сказал:

— Хорошо ли доехала, Настя?

— Еще бы плохо — чай, к дорожнику ехала. К тебе бы дорог не было — о чем тогда вообще говорить?

Ну вот, нарвался. А ведь не к тому спрашивал. Стушевался слегка. Человек — любит когда — особенно уязвим, не всегда на колкий вопрос ответ достойный подобрать может.

— Погодка сегодня та еще. Успели ли дороги почистить?

— Успели. — лукаво Настя улыбается. — К определенным домам в первую очередь успевают.

Опять укусила. И тут скользнула у Игоря мысль о том, что как ни планируй, а с такой барышней все планы к черту могут в одно мгновение пойти. Ну ладно, что ж… Легкие победы к чему? Неинтересно уже давно. Поди, не шестнадцать лет…

Поднялись на второй этаж. У панорамного окна с видом на озеро стол накрыт, яствами заставлен. Диаметр стола правильный — на двоих рассчитан — чуть больше личного пространства, чем для близких людей следовало бы, чуть меньше, чем для обычных знакомцев. Провокационное расстояние. Люстра хрустальная миллиардами искр стол тот освещает, блеск бокалов и белизну скатерти подчеркивает. Еле слышно, фоном, Лара Фабиан поет.

— Да ты романтик, Игорь, как я погляжу!

— Не каждый день ко мне такие гостьи заходят.

— Да взаправду ли?

— Бог свидетель, Настасья.

— Уж не знаю, чем заслужила?

— Особым отношением моим к тебе.

— А оно-то откуда? Неужели статьи мои тебе по нраву пришлись?

— За статьи спасибо, посмотрел на себя со стороны. Исправляюсь, ты же видишь.

— Шутить изволишь?

— Почему? Серьезен как никогда. Вот живешь, работаешь... Думаешь — вот такая реакция на твои старания должна быть, а выходит — наоборот все! Так бы и не знать, жить в облаках пушистых, а тут тебе — здоровая критика, конструктивная. За такое я раньше деньги платил — консультантов специально нанимал, а теперь пресса доросла. Ладно, боюсь, зароемся мы с тобой опять в работу.

— А у меня и так 99% времени на нее уходит. Ты какое вино предпочитаешь — белое? Красное?

— Красное.

Льется вино красное в бокал красивой рубиновой струйкой. Сабуров напряженность пытается стряхнуть с себя, а не получается. Есть предчувствие, натянутость какая-то, и ничего ты с ними не поделаешь. Не то что-то, а что не так? Уж куда терпимей он ведет себя, а все одно Анастасия когти выпускает. Зачем пришла тогда? Вновь мучить его?

— Неужели ни одна гостья твоя хозяйкой этого дома стать не захотела?

— Отчего ж не захотела? Но ведь не от одного ее желания это зависело.

— Слухи ходят, ты женщин как книги — за один раз прочитываешь.

— Кто глупость такую сморозил? Разве женщину с одного прочтения поймешь? Тебя, вот, сколько лет изучаю, а все на одном месте топчусь.

— Ну, я тот еще объект для изучений. А серьезно: неужели ни одной достойной кандидатуры не нашлось?

— Есть одна, к ногам которой все бы бросил… Да я ей сам не мил, похоже.

— А, может, показать ей заинтересованности своей не умеешь?

— Надеюсь, только в этом дело все. Это лучше, чем думать, что шансов нет никаких.

— Хочешь, поговорю с ней?

— Послушает она тебя?

— Кто знает? Подумай-ка, а ведь какой искусный повар у тебя, Сабуров. Из какого ресторана? Познакомишь с ним?

— Нет проблем. Заезжай почаще. Хоть каждый день. Познакомлю.

— Это что же подумают обо мне: пресса к бизнесу ужинать ходит, а потом об этом же бизнесе и пишет?

— Может, хоть раз про работу забудешь? Хотя бы на вечер?

— А этот вечер особенный для тебя, Свифт? Так чтобы еще лучше запомнился, давай про Новичихино поговорим, про мальчугана того, который дорогу тебе перешел?

Как током ударила! Впился в нее глазами Сабуров. Во взгляде его вопрос: откуда знаешь? И тут же во взгляде его печаль сквозит невероятная. Рукою глаза прикрыл, локтем о стол опершись. Столько лет от правды бегал, а, один черт, накрыла она его с головой. И ведь удивительно — так боялся этого момента, а тут вдруг облегчение испытал: все, не надо больше скрывать-прятаться! Одно плохо — не от нее ожидал это услышать, не в этот вечер… И все равно:

— Спасибо… Спасибо, что вывела меня из тени. Ей Богу… Двадцать лет живу под гнетом этим — и днем, и ночью.

Не ожидала Настя такого поворота. Всего ожидала — от полного отрицания до угроз и денег. А тихого этого признания и благодарности никак не ждала. Неужели не понимает, чем это обернется ему?

— Скажи только, как раскопала? Просто интересно…

— Ты прав. Копают под тебя, Игорь. Вывернули тебя мехом внутрь… Биографию твою всю изучили, до пятого курса института дошли и нашли. Один день из жизни твоей выпал, вот за него и зацепились.

— Кто? — не очень волнует его ответ: усталость в голосе сквозит, интереса в глазах нет. Неужели догадывается Сабуров, кто прошлое его разворошил, чтобы будущего лишить?

Молчит Анастасия. Она и так уже много сказала. Смотрит на Сабурова, а видит мальчонку того, первоклассника, который два десятка лет назад перед Сабуровским автомобилем дорогу переходил. И ненавидит она Сабурова за эту страницу биографии его, и любит его за другие, последующие, которыми он эту прикрыть хотел. И когти выпускает, только чтобы ненароком не пересечь грань, за которой придется ей выбор свой сделать: сдаться ухаживаниям его или из его жизни убежать, не видеть больше никогда. Потому третий вариант выбрала, самый жесткий, который все предыдущие перечеркивает:

— Хочу интервью у тебя взять. Первой.

— Так вот зачем ты здесь… — он даже не злится, хотя за один вечер два крушения уже пережил: репутации, которую столько лет выстраивал, у него уже нет, а тут еще и женщину любимую, не обретя даже, теряет. А он-то нафантазировал, что сдалась, наконец, крепость.

— А ты думал, ночь с тобой провести пришла?

А вот это уже ниже пояса. Резко встал Сабуров. Полетел бокал с вином красным на ковер роскошный, кровью виноградной его заливая. Вздрогнула Анастасия, пожалела слов своих, да теперь уж поздно. Нет хода обратного. Не простил бы он ей шкурности этой журналистской за эксклюзивом гнаться в момент, когда у человека жизнь рушится. А уж поруганных чувств своих тем более не простит.

— Хорошо. Будет тебе интервью. Когда желаешь?

— Завтра. В кафе, в котором на той неделе встречались. В девять утра.

— Буду в девять.

— А копает под тебя зам твой первый.

Как глазами сверкнул! Не ожидал? Не знал?

— Саша? Врешь!!

— Зачем мне?

Все, добила она его. Морально изничтожила. Только взял он тут же в руки себя. Подавил чувства мгновенно. Вот уже по-прежнему гостеприимен, заботлив. Черты лица не злые. Печальные только. Проводил вниз, шубку на гостью накинул. Пытается Анастасия замок на сапожке застегнуть да как назло не получается. Так бы уйти ей гордо, победно, да вот ведь дьявол в мелочах — испортил выход. Игорь буднично, будто сто раз это проделывал, на колено одно перед ней опустился, замок плавно вверх потянул — застегнул. И не было в этом жесте никакой игры, никакого намека на что-либо... Нет в глазах его прежнего желания, нет интереса… Пришла Настасья к человеку уверенному, полному надежд счастливых, уходит — от человека поломанного, вдруг как-то сразу уставшего от всего. Дрогнуло сердце женское: любят женщины жалеть, а тут все поводы пожалеть налицо. Сабуров о стену в коридоре рукой оперся, глаза на мгновение закрыл, о своем задумался. Останется сейчас один в пустом доме наедине со своей болью.

Нет, устояла, не стала жалеть. В машину села, аккуратно из ворот выехала и по газам дала.

Вернулся Игорь на второй этаж к столу накрытому, окну панорамному, на озеро выходящему. Подошел к бару своему, достал запас неприкосновенный — бутылку водки, Сашей лет пять назад из Швеции привезенную, из той самой командировки памятной... Стакан за стаканом опустошил. Глаза закрыл на минуту. Всё. Кончено всё. Дело его жизни передать некому, да и не дадут уже… Ах, Саша… Любимец Саша… Что ж ты так? С тобой-то где недоглядел? И мысли не было...

13

Без пяти девять утра явился Сабуров, как договаривались, в то самое кафе, где надежды свои еще неделю назад лелеял. Подбежал официант, поинтересовался, что клиент изволит. Заказал Игорь эспрессо двойной, а тут и Анастасия подошла.

— Доброе утро, Игорь Сергеич.

— Доброе, Анастасия Андревна.

Заказала капучино и круасан с шоколадом. Аппетит хороший у журналистки. Спокойна Анастасия.

— Начнем, пожалуй?

— Отчего не начать, Анастасия Андревна? Вопросы будете задавать? Или мне как на исповеди — все подряд?

— Можно и все подряд, а уж я скорректирую вопросами, если в сторону занесет.

— Как Вам угодно будет. С чего начинаем?

— Февраль, известная Вам трасса, поселок «Новичихино».

Вздохнул, мысленно в тот год вернулся.

— Пятый курс. Только госы сдал. Отец на день рождения автомобиль подарил. У меня от счастья башню совсем снесло. В то время Митсубиси Паджеро — как космический корабль! Решил за городом прокатиться — всю мощь из автомобиля выжать. Дурак был тот еще… Летел, ни о чем не думая: вперед, быстрей! Все в жизни круто складывалось, все получалось. Все, чего хотел, — все к ногам падало. Пролетал поселки, деревеньки какие-то. На одном участке разогнался уж совсем неприлично — дорога такая широкая, ровная (только, видать, снегоуборочная прошла), участок прямой — километра два, а за ним резкий поворот. За поворотом — поселок «Новичихино». Я за знаками не следил, это уж потом разузнал, когда на это место ездил, покаяния искал. Из-за поворота вылетел — твою ж ты мать! Мальчишка какой-то дорогу переходит. Я по тормозам, руль выкручивать, да куда уж там… Потом не помню. Сказали, что в сугроб въехал да башкой своей дурной об руль приложился. Я ж не пристегивался никогда. Вслед за мной, оказывается, гаишники ехали. Отцу тут же позвонили. Поселок-то небольшой, днем практически все на работе были, свидетелей нет. Отцовские ребята зачистили все. Меня на дачу, к семейному врачу, чтоб не светиться, мальчонку — в морг. В деле — неизвестный скрылся с места ДТП. Когда очухался, ой и жутко мне было… Хотя парнишку этого мертвым я не видел. Только за секунду до… Отец молчал сначала, а потом как выдал… Всю жизнь он в ГАИ проработал — от инспектора до начальника, никогда против убеждений своих не шел, а тут… С таким сыночком… Все он мне припомнил — все грехи мои, всех девок, все пьянки. Но на растерзание не отдал. А зря. Надо было отдать. Я, было, подергался, с повинной пойти хотел. Так ведь родитель мой тормознул: «Давай, иди, отца родного закладывай! Представляешь, что со мной, начальником ГАИ, народ сделает?». Так двадцать лет носил в себе. До сих пор помню лицо мальчугана этого… Первые месяцы спать не мог, снился он мне каждую ночь почти. Еле университет закончил. Юрист, черт подери… Отец посмотрел на меня, в Америку отправил к брату своему, подальше от всего. Там университет второй закончил — на дорожника выучился. Чего меня на дорожника поволокло? Один Бог знает. На аудит дорожной безопасности подсел, с психологами транспортными познакомился.

Разъяснили они мне, что вина виной, а все же все люди ошибки совершают. Даже такие ужасные. И если дорога на такую ошибку провоцирует, так не только человек в том виновен. Легче мне стало с теорией такой жить. Уж давно решил, что должен как-то вину свою загладить, а как? Думал, дороги буду строить. Такие, чтобы не было вот подобных поворотов у других таких же как я, которые первую половину жизни будто во сне живут-куролесят. Будут совершать люди ошибки, никуда от этого не уйти. Но не должны эти ошибки черным пакетом пластиковым заканчиваться. Аудит на то и направлен, чтобы либо предотвратить разными дорожными инструментами ошибки эти, либо смягчить их последствия. Отучился в штатах, сюда вернулся. А тут — какой к черту аудит? Бардак в стране самый натуральный. Да еще приехал без рубля в кармане. Пару лет ездил мосты ремонтировал с бригадами — стыдно было у отца на шее сидеть. Среди обычных работяг к жизни

возвращался. Посмотрел, как все строится у нас сикось-накось, взял денег взаймы, по ремонту мостов бригаду сколотил, а потом и дороги строить стали. Разжились немного. Тут и аудит пригодился. Стал внутри предприятия своего внедрять. Тендер выиграем — в проекте потенциальные риски ДТП выявим, в ходе ремонта что можем — устраним. И каждый раз перед глазами тот участок и мальчуган. Вот если б не было этого поворота крутого сразу за прямым участком протяженным…

С аудитом сначала себе дороже выходило. Заказчик возмущался — все время разъяснять приходилось, что это на пользу ему. С Демичевым, начальником автодора нашего, в пух и прах сначала разругался. Потом и он в процесс включился, когда статистику аварийности до и после посмотрел. Работники мои тоже возмущались, что я из зарплаты их ворую, потом понимать стали, когда на учебу стал посылать, объяснять. Создал команду аудиторов— каждого с таким трудом подбирал. Вот, Сашу тоже… Половина ребят — жизнью побитые, в ДТП побывавшие. Понимал я их, как никто, да сказать им этого не мог. Зато за дело они душой болели, так же, как и я. Потом вижу — не хватает этого. Работать с населением тоже надо. Ассоциацию по безопасности создал. Набрал опять же тех, кто в ДТП бывал, да еще гаишников-пенсионеров, да тех, кто с детьми работать умеет. Ну, ты знаешь про ассоциацию не меньше моего — сколько ее поливали вначале. А сейчас я

за это подразделение спокоен. Они практически самостоятельные, их уже не задушишь —не убьешь. Чего об остальных не скажешь…

Остыл уж давно эспрессо. Не прикоснулся к нему Сабуров. Выложил он перед Анастасией все карты свои, всю жизнь. Замолчал. Да и говорить уже нечего больше. Если уж Саша его не понял за столько лет, что про Настю говорить? Да и не нужно ему сейчас понимание ничье. Сломалось что-то внутри, починке не подлежит. Пришел он сюда на исповедь, а зачем? Что показать этим хотел? Перед женщиной любимой, но не любящей, оправдаться, отмыться напоследок? А, может, пришел со зла, с психу вчерашнего, когда Настасья его в его же доме-крепости растоптала? Мол — на! Хотела правды всей — вот тебе правда! А может, оттого пришел, что покаяться захотел публично, а потом — будь что будет? Молчит Сабуров, и Настя молчит.

— Какой же ты… другой… — только и промолвила Настасья, диктофон выключая.

— Никакой я не другой, а все тот же самый. Парень двадцати двухлетний, первоклассника задавивший. Застрял я в том времени. Ладно. Хочешь еще что спросить?

— Прости меня…

Встал Сабуров, деньги официанту на столе оставил и ушел, не попрощавшись.

И если до этого ему одному плохо было, то теперь Настин черед настал. Накатило на нее чувство вины такое, какого ни в жизнь она не испытывала. Так бывает, когда судья подсудимого на расстрел отправляет. Не важно даже: виновен –невиновен. Даже если виновен — все равно тяжело. Судье ведь за всех –за все общество — решение принять надо. Сделал он выбор, отправил человека на смерть, нет теперь обратного хода. Всю вину теперь за это обвинение судья на себя принял.

Встала Настя, из кафе вышла. Сознание ее в момент перевернулось: а имела ли она право вот так с ним? Что бы ни совершил он двадцать лет назад, будучи еще сам мальчишкой глупым? С чего решила, что она наказывать может? Думала буржуй, олигарх, город под себя весь подмял. Работников не угодивших гнал? Докопалась: ленивых, выпивающих, ворье гнал. С властями ругался? Разузнала: принципиально он с ними во мнениях расходился, свою точку зрения отстаивал. Вон она — его точка зрения — на всей улично-дорожной сети, на дорогах общего пользования: больше половины нововведений на дорогах — его стараниями, его нервами. Так за что она невзлюбила его? За что кусала отчаянно?

14

… Вечером подъехал Сабуров к дому своему умному, голосом дверь открыл. Оттого он мулек этих понаставил, что всю жизнь свою ключи терял. Взрослый человек, вроде, да найди уже место для ключей! Так нет же, каждый раз одно и то же. Замучался замки менять. А еще любил он с детства сказки про чудеса разные. Мечтал, что сам будет чудеса совершать. Все мужчины, в детстве не наигравшись, потом доигрывают. Только масштабы уже другие.

Поднялся на второй этаж, бар открыл. Взглядом этикетки обвел. Была бы бутылка с надписью «яд», наверняка бы к ней потянулся. Бутылку коньяка достал. С каждым бокалом — воспоминания. Меняются картинки в мозгу, калейдоскопом пляшут. На половине бутылки остановился. Голосом свет выключил. В темноте пить продолжил. Все зря. Вся жизнь зря. Ничего не сделал, ничего не успел. Завтра статья выйдет — глаза поднять на людей невозможно станет. Заклюют. Все, кто знает и не знает. Даже те, кто раньше равнодушен к тебе, Сабуров, был, те тоже с укором посмотрят, словцо свое вставят: «Ну, мы так и думали, по нему и так видно было. А то… Бизнесмен — как же! Ворьё дорожное да еще и убийца». До чего хреново ему сейчас. Хоть стреляйся. Есть у Сабурова оружие, всякое, но мысли о том, чтобы стреляться — нет. «Трус»— сам себе Сабуров говорит. Но желания стреляться от этого все равно не появляется.

Итак, завтра статья, потом суд… Хотя, за давностью лет… Что, ищешь уже лазейки, Игорек? Не хочется в тюрягу-то? После свободной-то жизни, сытой да вольготной? Никогда ты, Сабуров, худо не жил, всегда хватало тебе всего. Первую половину жизни батя обеспечивал, во второй сам вертелся. Любишь, товарищ, роскошь? Во сколько дом тебе твой обошелся? А так и обошелся, что строил для любви своей — Алены, а та астмой страдала. Задыхалась она в стенах бетонных, не выносила она линолеумов да ламинатов. Заходилась в кашле неукротимом. Было то семь лет назад… Нет уже Алены. Не спасли ее ни дом у озера, ни материалы натуральные, в которые столько денег вложено. Не жаль Сабурову денег, а жаль ему, что ничего у него с любовью в этой жизни не получилось. Живет в трехэтажной своей крепости аки змей горыныч. Третий этаж для детей строил. Нет у Сабурова детей. Ничего нет у него.

Наклоняет Игорь бутылку, да не льется из нее жидкость горючая, мерзкая. Всё. За второй бутылкой пойти? Нет, хватит. На завтра сам совещание назначил. Куда годно — шеф с похмелья? И так уже надрался в одиночку. Дожил — выпить не с кем. Не пойдешь же к соседу — главному гаишнику городскому. Ах, издержки богатой жизни… Ладно, спать надо идти. Авось, к утру спадет хандра.

Дошел до спальни, разделся кое-как, рухнул. Не сегодня… Всё завтра. Завтра…

15

… Подъехала Настасья к дому Сабуровскому. Не отвечает хозяин на звонки ее, не открывает. Ах, так? Сама зайду. Найда навстречу бросилась, залаяла. Да нет, признала. Погладила ее Анастасия, сушку из кармана достала — держи, не лай только. Дверь входную голосом открыла. Сказал ей Саша, что Сабуров ее голос в перечень внес. Давно уже. Надеялся все, что хозяйкой в дом вскоре войдет.

Нет хозяина на первом этаже. На второй поднимемся. Где-то спальня должна у него быть. А вот и спальня. Окно открыто, воздухом морозным вся комната наполнена. Спит Сабуров. Рядом бутылка коньяка пустая. Ясно.

Скинула Настасья одежду, под одеяло скользнула. Не стала мешать спать, сама заснула рядом. Проснулся Сабуров. Голова не болит — коньяк хороший. С хорошего никогда болеть не будет. Пустота вот разве что… Вдруг — что такое? Аж подпрыгнул! Пил вчера — да, но не было женщин никаких. Сверлят глаза объект неизвестный, распознали — Настя. Спит рядышком, словно ангел. Совсем ты, Сабуров, с ума сошел. «Белочка» пришла. Допился. Да нет, Анастасия это. Только что она делает тут?

Проснулась, потянулась, на Сабурова уставилась. Он — на нее.

— Как ты попала сюда?

— Твой умный дом распознал меня.

— Саша рассказал?

— Да. Откуда голос мой у тебя? Когда записывал?

— Не ты одна диктофоном пользоваться умеешь.

Смотрит Сабуров на нее, удивляется. Что опять задумала она, ведьма? И в то же время от близости ее такое желание в нем поднимается, что еще минута — и набросится он на нее, особо не спрашивая. А вдруг опять провоцирует она его на что-то? Да что уж… Ему без разницы теперь. Он, как крыса в угол загнанная, иного выхода, кроме как вперед рвануть, не знает. Коснулся ее плеча, из-под одеяла торчавшего… Руку отдернул. Как от пантеры, которая в любой момент цапнуть может. Сверлят друг друга глазами. Навис Сабуров над ней, медленно-медленно к губам желанным наклонился. Нежно скользнул. Ну? Что ж дальше-то побоялся? Еще приблизился, поцеловал. Долгий поцелуй. Сколько об этом моменте мечтал. Сбросил одеяло с нее, аж прожгло изнутри. Всё… Его она теперь женщина, никуда он ее не отпустит…

… Повидала Настасья искусных любовников, но здесь по-другому все. Когда мужчина по— настоящему любит, только тогда наслаждение полным бывает. Нежностью ее окутал, ее желания наперед поставил. И только когда она уже в точке невозврата была, догнал. А потом гладил ее, как кошку дикую, скользил по телу ладонями, приручал…

…Восемь утра. На десять совещание назначено. Опаздывать нельзя. Поцеловал Настасью задремавшую, выбрался из-под одеяла, из прикроватного ящичка коробочку достал, в ней кольцо. Давненько уж для нее купил, да все случая не представлялось. Вчера еще думал, что и не представится уже. Руку ее из под одеяла потихоньку… Пальчик тоненький, размер пятнадцать с половиной… Угадал.

В душ направился. Вторая программа на контрастный душ настроена. Взбодрился мгновенно. Спустился вниз, кофе сварил, завтрак приготовил. Много лет уж так. Зря думают, что у него полный штат прислуги. Пару раз в неделю приходят люди дом убрать, на особые случаи повар есть. Остальное все сам.

Спустилась и Настя. Взглядом скользнул — не сняла кольцо, на пальце камушек сверкает.

— Завтраком угостишь?

— Чем богат — все твое.

— Что это кольцо означает?

— Не знаю, как для тебя. А для меня — жена ты теперь. Выйдешь замуж за меня?

— Экий скорый ты, Сабуров.

— Свифт — стремительный, если помнишь. Хотя, ты подумай хорошенько, прежде чем предложение мое принять. Сегодня — я на коне еще, а завтра — кто знает, что будет? Может, и не стоит тебе со мной…

Хочется ей всласть поговорить с ним, да видит — торопится Сабуров.

— Торопишься куда?

— Совещание последнее сегодня. От дел отстраняюсь. Не хочу предприятие свое марать. Ребята там все хорошие, пусть дальше дело развивают.

— Чем марать-то?

— Ты, Настасья, за что ненавидишь меня? Мучаешь ежеминутно? После статьи твоей — какая жизнь

моя будет? Я империю свою много лет строил. Сам сдохну, но ее рушить не дам. Передам человеку надежному — делайте потом со мной, что хотите.

— Не будет статьи.

— Как не будет?

— Ты думал — я статью напишу и тут же любовью с тобой займусь? И, несмотря на это, ты еще и замуж меня зовешь?

— Не понимаю я ничего, Настасья. Вчерашнего интервью не изменить уже…

— Провокация это была, Игорь. Давно Саша за тобой наблюдал, понять все не мог — что происходит с тобой. Думал вначале, связана с Аленой твоя хандра, потом оказалось –нет, не только. Чересчур напрягался ты, когда до участков концентрации ДТП доходило. Смотришь в твою биографию — а в ДТП мало-мальски серьезных ты никогда и не был. И родственники твои тоже. С чего вдруг такой крен в тебе на безопасность? Вот и стал он копать. Не мог смотреть, как мучаешься ты постоянно. Как дошел до университетской жизни твоей — так сразу куча вопросов: был бабник страшенный, гуляка, каких поискать, пил безбожно, отца с матерью изводил. Потом — раз, и как отрезало. Что случилось? Что произошло? И вот тот день всплыл — пограничный. Долго изучал Саша статистику того периода — благо, вы теперь в ГАИ свои люди, все что угодно вам на блюдечке в рамках сотрудничества. А вот и ДТП с неизвестным всплыло. Нашел Саша ГАИшника того, который место ДТП зачищал — ему уж за шестьдесят сейчас. Рассказал он все как есть про тот случай да про то, что потом было. Понял тогда Саша, что надо тебя на свет выводить, иначе сам себя изнутри спалишь.

— А тебя орудием возмездия выбрал?

— Я тогда третью статью о тебе написала, а тут Саша пришел. Объяснить пришел, что зря я на тебя нападаю. Также, как и ты, о репутации компании думал. Поступки все твои за последние годы мне разъяснил — про работников, тобой за пьянки да воровство уволенных да в суд подавших, про все… А под конец еще и про мальчугана этого рассказал. Думал, пойму твою боль… И вот тут-то нарвался Саша на мою обратную реакцию. Паренек-то тот — брат мой двоюродный был. Искали мы этого неизвестного, мальчика нашего сбившего, много лет, да все на административный забор

натыкались. Ненавидела я того человека, который братишку моего на снегу лежать оставил. Проговорили мы с Сашей несколько часов, спорили до хрипоты. Уж он сам не рад был, что ко мне пришел. А еще ведь сказал он мне тогда, что влюблен ты в меня. Не поверила я. Думала, ты его с этим подослал. Ай, как отомстить тебе хотела… И мстила… Только все понять не могла — расходится образ твой, который я сама себе нарисовала, с тем, как ты ведешь себя. А вчера после разговора в кафе поменялось все… Не знала я тебя. Не утруждалась выяснением, что да как. Был ты до вчерашнего дня для меня — князек местный, который изредка народу кости бросает в виде светоотражателей детских да светофоров на пешеходниках. Не видела я за богатством человека. Прости ты меня, Игорь… Заигралась я в следователя…

За эти несколько дней пережил Сабуров столько, сколько иные за несколько лет пережить не успевают, а то и за всю жизнь. Вот еще чуток информации — и взорвется его мозг от передоза. Как устал он от этих головоломок. Предательство ближайшего зама пережил, а предательства-то не было никакого. С будущим своим уж мысленно распрощался, а теперь что? Это как смертельно больному человеку, с мыслью о конце скором свыкшемся, сказать, что ошиблись с диагнозом. Вся жизнь впереди, а что делать-то с ней — жизнью этой? Как устал Сабуров за эти дни… Закрыть бы глаза да спать — сутки, двое, неделю, пока интоксикация информационная не пройдет. Ах, да… Совещание ведь… И что он скажет на нем? Выстроилась картина еще вчера, до того, как напился, а

сегодня что? Рассыпался стройный ряд. Хотел он компанию Саше передать. Несмотря ни на что. Достойней его все равно нет в компании. Смог бы Саша дальше дело это вести, по-своему, не по— Сабуровски, но уж не хуже, точно… Правильные вещи в него заложены…

А суд, разбор дела давнего — это все как же? Покаялся Сабуров, да ведь так вину и не искупил… Опять на той же точке, на исходнике двадцатилетней давности. Невыносимо.

Сколько на часах-то? Двадцать минут десятого? Смотрит Анастасия на Игоря, пытается угадать, что дальше. Простит он ее? Не простит? Полное право имеет.

— Не исчезнешь ты теперь из жизни моей? — Игорь спрашивает.

— Не смогу уже.

— Правду Саша тебе тогда сказал — люблю я тебя уже давно. Люблю. А ты? Хоть что-то чувствуешь?

Подошла, обняла. Крепко, как могла только.

— Люблю, Игорь. Ох, как люблю! Еще сильней, чем ненавидела когда-то!

Уехал он, в доме ее оставив, до вечера подождать просил.

На совещании объявил об уходе своем из дела, шуму наделав невероятного.

Саша… Как Саша вцепился в него! Признался, прощения просил, что в личное Сабуровское вторгся да еще хуже только сделал. По-братски обнимал, по плечу бил, отговаривал от решения скорого, необдуманного. Никак понять не мог. Сказали потом, что ушел он посреди дня да напился вусмерть.

После обеда Сабуров к следователю поехал, заявление с повинной написал. Просил никаких сроков давности не применять. Как следователь на него смотрел. Полграфина воды выпил. Поди ж ты — Сабуров умом тронулся! Подписку о невыезде взял — арестовать рука не поднялась. Какой ж он социально опасный? Передрожал пацан. Пресса изводилась, захлебывалась.

Суд. Кто присяжных предложил? Ах да, адвокаты с ножом к горлу… Это опять Саша… Демичев, Димка-хирург… Анастасия как черная вдова. Ночи с ним проводила, днем виду не подавала, по его же просьбе. Не хотел ее пятнать. Но ночами… Только так и пережил он эти месяцы. Оправдали его. Потом слег с воспалением легких. Саморазрушение в организме запустилось. Выхаживала.

Через год сдался на Сашины мольбы-уговоры, вернулся. Ах, Сашка, Сашка, сколько на дорогах работы еще...