все стоять под твоим прицелом,

от того становлюсь и проще и, как будто, неполноценней.

На людей надевают маски

и уводят куда-то в темень.

Каждый день — как на расстреле —

на рассвете стоят все ровно.

Гутаперчивый мальчик в поле

рассказал, как бывает больно,

когда гнется не только тело, но душа с ее сердцем-стойлом.

"Ускакать бы", — сказал мне мальчик —

"на рассвете с тобой на волю".

Но стою под твоим прицелом

и не смею шагнуть назад.

Каждый день — будто за снаряд

должен ты отчитать доклад —

нужно что-то во мне убить, даже если дрожит рука.

А на сцене при свете ламп

48 слепых октябрят

собираются на парад,

чтобы память твою спасти.

А я улыбнусь тебе как Мата Хари и скажу: "прости,

мы еще слишком живы. До смерти нам расти и расти".