Солнечный Волк — Семь фенек Будды

Парень лишь устало улыбнулся ему:

— Ну а как иначе, не пешком же пару сотен километров топать. Куда сесть можно?

Водитель неопределенно махнул рукой назад и бодро завел машину. Березовая роща рядом прощально промелькнула черно-бело-зелеными объятьями, и исчезла. На смену её пришли унылые свежевспаханные чернилами поля. Дима аккуратно, беспрерывно извиняясь, продирался сквозь ноги, удивленные, сонные, местами раздраженные взгляды, ища свободные места.

Девушка растрепано спала у стекла, на небрежно свернутой кофте. Что-то в подрагивающих от движения автобуса, или, быть может, от особо красочного сна, уголках губ привлекло парня, и он, проигнорировав несколько пустых мест, сел рядом, благо весь последний ряд пустовал.

Блаженно скинув длинные ноги в проход, Дима с трудом закинул рюкзак на соседнее место, прошептав что-то не очень приличное. Девушка все так же спала, улыбнувшись своим мыслям, парень решил последовать её примеру. В ухо нахально уперлась банка тушенки и за это была сослана в ссылку. На её место пришло что-то относительно мягкое, поэтому парень с облегчением закрыл глаза.

Тонкая сине-зеленая фенечка на её руках, режущий глаза удушающе-белый пластик, сумасшедшая круговерть цветов, карусель, ты впереди, ненужные тлеющие руки на талии, бежишь, бежишь, бежишь, выдох-выстрел, я рядом, в твоей груди, послушай, как бьется сердце, фиолетовые оттенки безумия, и ты вновь бежишь-бежишь-бежишь, и не догнать. Стоп, стоп, стоп!

Автобус послушно заскрипел тормозами, нежно встряхнув парня, от неожиданности клацнувшего зубами. Водитель выскочил первым, сопровождающий очнулся лишь через несколько минут, когда заспанные пассажиры начали выходить из автобуса.

— А? Остановка! 15 минут! — заплетающимся языком сказал мужчина и резко вздернул голову, в патетичном жесте аля «я не сплю, что вы, просто медленно моргаю».

Дима, не вставая, лениво оглядывал салон, вдыхая бирюзовый аромат сна, с примесью усталости. Поднялся он лишь когда справа отчаянно зашуршала-задышала соседка. Старательно приглаживая лохмы, парень смотрел, как девушка зевая протирала глаза.

— Привет, — хрипло сказал он, растянув улыбку по заспанному лицу.

Она резко захлопнула рот, подавив зевок, и выпрямилась. Дима быстро и осторожно пробежался по вмиг ставшей аппетитной фигуре, и снова поднял глаза на неё.

— Привет, — не менее хрипло ответила она, — ты кто?

— Дима.

Она подождала ещё чуть-чуть, и спросила ещё раз:

— Дима, ага. А откуда взялся?

И как ей объяснить все? Псхинул? Сдался? Сбежал? Одно только еле тлеющее внутри желание быть правильно понятым растянуло бы рассказ на часа два-три. Если не больше.

— Пришел, — лаконично пожал плечами парень.

Хмыкнув, девушка отвернулась к зеркальной глади ночного окна и начала неторопливо причесываться. Дима, пытаясь не поддаться забивающему мозг желанию закрыть глаза, ругал себя последними словами. Рюкзак же, видимо, поддался внезапному желанию подбодрить хозяина и, громко звякнув внутренностями, упал. «Подбодренный» Дима переключился на него.

В автобус уже начали возвращаться довольные, хоть и продрогшие пассажиры, а парень все никак не мог начать разговор. Девушка, закончив причесываться, достала из недр походной сумки книжку, мелькнувшую черной обложки, и углубилась в неё. По-крайней мере создала видимость, краем глаза Дима видел, как она периодически бросала на него кареглазый взгляд.

— Что читаешь? — наконец, когда автобус уже двинулся, не выдержал парень, упорно пытаясь соблюсти незаинтересованный тон.

— Книгу, — чуть помедлив, ответила девушка, и, запомнив страницу, быстро закрыла и убрала книгу.

Затем она развернулась в его сторону. Он улыбнулся её порванным на коленях джинсам, затем ей. Пожевал губы, задумавшись над чем-то, и ответил:

— Намек ясен.

Она улыбнулась, чем на миг сбила ход его не слишком радужных мыслей, и легонько подмигнула.

Проснулась.

Автобус медленно ворчал на особо непереваЛиваемых участках трассы, а он говорил и говорил. Множество ненужных слов и ненужных жестов растерянности, слов тоски, выворачивающей наружу, спасительных злых, натянутых струнами слов, говорил и говорил.

О нужном — ненужном чувстве, нужной — ненужной нежности, нужно — ненужных стоптанных ногах в попытке уйти от того, от чего не уйти никогда. Она просто смотрела, прикусив губу на него. Вздрагивающие губы, искры дотлевающего сна в танцующих зрачках, его крепкие руки, не могущие найти себе место.

— Она снится мне каждый раз, — скривившись, сказал он, и девушка не выдержала.

Одним рывком обняв его. Он сидел, уже не чувствуя затекших ног, чувствуя её ладони на своей спине, на залатанном свитерке, чувствуя её дыхание возле своей шеи, и растерянно смотрел на собственные руки. Две ладони, устало глядящие на него. Линии жизни, смерти, ума, удач и неудач в причудливом переплетении дорог сплелись вместе. Наконец, Дима осторожно прижался к ней и грустно улыбнулся.

Они разговаривали ещё несколько десятков минут, жалуясь на перипетии личной жизни, хвастаясь путешествиями, знакомствами, просмотренными фильмами, прочитанными книгами. Наконец девушка, а он так и не узнал её имени, сочтя подобный вопрос невежливым, заклевала носом, и он, подмигнув ей, протянул куртку. Кинув внимательный, хоть и уже засыпающий взгляд на парня, она прислонилась виском к прохладному стеклу и задремала. За ней поторопился в сон и Дима.

Думаешь убежал? Нет, мой друг, нет. Свежевыкрашенная в оранжевый скамейка, и вы на разных концах. Ахой, друг мой, здравствуй и прощай. Она поворачивает голову и грустно смотрит на тебя, медленно соскальзывая в карусель безумия. И не остановить, вот уже за её балетками скользит лодыжка, что ты целовал когда-то в приступе неисчерпаемой нежности. А ты смотришь, смотришь, не в силах сдвинуться с места — убежать или помочь. Лишь шепчешь что-то, сам даже не понимая что. И вновь налетает многоцветная дикость, захлестывая лазурным бессилием, затапливая оливковой тоской.

Дима резко открыл глаза. Автобус неторопливо двигался дальше, благодарить за избавление от сна приходилось видимо случайную выбоину на дороге. Прямо перед ним белела случайная спина его соседки, маленький белоснежный треугольник, пронзительно пахнущий вишней. Он сонно улыбнулся в кромешной темноте и осторожно потянулся губами к её коже. Не зная даже её имени, не зная, по сути, о ней ничего кроме маленького кусочка эмоций, которыми девушка поделилась, он целовал её спину. Дима услышал, как изменилось дыхание девушки — она проснулась — но ему было сейчас плевать. В приступе благодарности, нахлынувшей до прикушенных губ нежности, от которой хотелось немедленно плакать, он целовал сантиметр за сантиметром. Не оставляя без внимания ни один кусочек её обнаженного тела. Смешно было называть телом кусок случайно выбившейся из-под рубашки спины, но если измерять реальность трепещущим внутри сердцем, то девушка была полностью нага. Он прикрыл глаза и глубоко дышал ей, навсегда запоминая её аромат, не останавливая движение губ. Наконец их обожгла ткань рубашки и он улыбнулся темноте.

Света больше не пришла, и остаток ночи Дима провел в спокойном каштановом сне.

Девушка растолкала его в самую рань, когда автобус тормознул у первой из основных станций. Она была не по-утреннему свежа и улыбчива.

— Доброе утро. Мне нужно бежать, Дим — спокойно улыбаясь ему, сказала она.

Он, не до конца проснувшись, потянулся к ней, податливо, слепо, как котенок, но швырнувший ему в раскрытую дверь порцию морозного утра ветер разбудил его.

— Уже? Уходишь… — он растеряно смотрел на неё, вытаскивающую сумку из под сиденья.

Она тепло улыбнулась ему и повернулась было, чтобы уйти, но он торопливо нашарил в кармане рюкзака ручку и смятую бумагу, остановил её.

— Я не знаю ничего о тебе, даже имени! Оставь хоть какую-нибудь информацию, пожалуйста! — он буквально впихнул в её руки лист, и торопливо отошел, соблюдая неведомую традицию.

Она быстро писала что-то, под недовольное ворчание водителя, а он неуклонно просыпаясь, на автомате причесывался.

Все. Рука в руку, ещё более растрепанная бумажка скользнула в ладонь, а девушка скользнула в неизведанное утро.

Дима сел, помотал головой, прогоняя отрывки сна, и осторожно потянул уголки листа, раскрывая его. Автобус медленно заурчал, оставляя за собой размерено шагающую девушку.

Нет ни цифр телефона или быть может аськи. Нет холодных строгих латинских букв мыла, или адреса соц.сети. Одно-единственное слово, крупными буквами ломающими что-то родившееся внутри. Что-то, чему он так и не успел дать имя.

Наташа.