«Хм, Жемчужная выложила белый стих. Что ж, может быть я хоть что-то пойму» — так думала я, открывая страничку с произведением. Скажу честно, моему нескладному уму пришлось перечитывать и вглядываться в строчки, вдумчиво повторять слова, копаться где-то в глубине. И вовсе не потому что Жем недостаточно экспрессивно/артистично/творчески передала мысль, а потому что я ни бельмеса в белых стихах не понимаю. Но я вниклась и меня проняло….

Сидела на гладкой черноте безликого кресла.

Потела, прилипала к нему, впитывала в себя,

А хотела раствориться в нем и перестать беспокоиться

И начать новую жизнь — дермантинового сидения.

Ты был рядом, не обращал внимания на мои мучения,

Сосредоточенно слушал судью, дергал плечом

И нетерпеливо отмахивался от моих вопросов,

Оставляя их без ответов, а меня в беспомощном страхе.

Я, жалкая и маленькая, почти как щенок. Может я и есть щенок, написавший в углу. Но никто на меня не кричит, все хладнокровны и спокойным, ровным голосом отчитывают за пакость. Но от этого еще страшнее…лучше бы кричали, лучше бы оттаскали за загривок, а потом все равно налили бы любимого молока. Но мне говорят «ты виновен» и уходят, оставляя одну посреди большой пустой комнаты.

Слова тяжело вылетали в воздух, висели в белой дымке жары

И медленно опускались на пол, секретарем не всегда замеченные.

Скука сводила скулы судьи и заразой распространялась по залу.

Впитывалась без остатка тобой, никак не влияя на привычно прямую спину.

Прислушиваться было еще страшнее, чем оставаться в неведении.

Я не решалась сжать уши ладонями, поэтому прикрывала веки.

Хотелось скорее проснуться в другую жизнь и хохотать, вспоминая

Судебную чепуху, солнечную пыль, затекшие ноги и липкое сиденье.

Неужели это все со мной? Человек, которого я любила (и может быть он тоже любил меня) сейчас спокойно стоит рядом и выносит почти что смертный приговор? Он говорит, долго, без остановок, навевая скуку на присутствующих. А я ничего не слышу, я мечтаю лишь проснуться в своей теплой и мягкой постели, очнуться от этого кошмара.

Ты встал, и время стало скорее наматывать круги,

Затем громко остановилось, оглушив твоими словами:

Ответственность за нее нам не нести,

Пусть сама объясняет, что за чем и так далее.

Предательство и смерть моего маленького мира — вот как это выглядит. Пожалуй, я даже не боюсь теперь страшного суда, что уготован нам в самом конце. Зачем мне бояться, ты здесь и сейчас дал понять, что отныне и навеки я сама в ответе за все поступки (даже совершенные вместе с тобой).

Я поднялась, а может мне помогли,

Кажется, говорила, а может, молчала.

Что-то было еще, не быть не могло,

Только мысль крутилась вокруг одного:

Если защитник умыл руки,

То значит ли это, что всё?

То ли это значит,

Или другое?

Крах. Безмятежность. Безумие. Пустота. Уныние. Одиночество.

Это ли я должна испытывать или совсем другое?

Радость. Свобода. Вольность. Полноправие.

Которое? Что?

Почему? Где?

Зачем? Кто?

Суд закончился?

Постановили?

Меня отпускают?

Кажется,

На

Этом

Всё.

Не будет больше тебя, допросов, молчания, ссор, страха…

В голове еще очень много мыслей. Моих мыслей. Но среди них одна четкая и ясная — все. Действительно все.