Aniluta — Девушка с золотистыми глазами

— Хороших выходных, — сказал мне лектор, когда мы последними покидали аудиторию.

— Спасибо, вам тоже, — рассеянно ответил я, поправляя ремень сумки. Не могу нормально соображать после пятой пары. Учителям-то легче, они максимум по три проводят, и то такие дни — большая редкость. А нам как? Ещё ведь и на дом задают!

— Не грустите, — улыбается лектор. — Иногда жизнь может очень резко измениться.

— Посмотрим, — я повёл плечами. — Но где гарантия того, что к лучшему?

— Я думаю, вы достаточно умный человек, чтобы суметь избежать плохого и найти хорошее. Тем более вы этого заслуживаете.

— Знаете, спасибо, конечно, за такое лестное мнение, но, по-моему, это не лучшая тема для конца дня, — невразумительно бормочу я. Я так устал, а теперь ещё вести тут философские разговоры на тему поиска счастья!

— Конечно, — он загадочно улыбается. — Идите, отдохните. Тем более, вас уже ждут.

— Ага, спасибо, — я почти бегом бросаюсь к выходу. Все уже ушли, аудитория пуста. Сейчас снова придётся выслушивать…

— Эй, Адам, ну чего ты всё время задерживаешься в классе? — меня хлопает по плечу мой лучший друг Крис. — Я бы ещё понял, если бы лектором была бы симпатичная цыпочка не старше тридцати, но о чём ты можешь болтать с ним?

— Про химию спрашивал, — вру я. У меня действительно не всё радужно с этим предметом, все об этом знают.

— А, понятно. Святое дело, — Крис улыбается во всю свою зубную поликлинику, одновременно ухитряется подмигнуть проходящей рядом студентке со второго курса. — И почему ты так зациклен на учёбе?

— Не хочу стать дворником, — я пожал плечами. Вообще-то на ней я не зациклен. Но не по меркам Криса.

— Расслабься, пока учишься, нужно взять от жизни максимум. Это же самое лучшее время в жизни. А так ты его упускаешь.

Я слышу это каждый день, так что даже не вслушиваюсь в слова друга. Нужно дождаться, пока он не закончит. Потом как обычно — хлопнет по плечу и скажет: «Ну всё, пойдём-ка, а то ты снова опоздаешь на свой автобус».

— Ну всё, пойдём-ка, а то ты снова опоздаешь на свой автобус и потратишь кучу денег на такси, — доносится до меня. Я слабо улыбаюсь и плетусь за Крисом. Он как-то ухитряется даже после учёбы оставаться бодрым. Или, может быть, дело в том, что он на парах особо не напрягается — в основном играет, спрятав тетрис под парту. Да и я вроде бы тоже, но всё равно устаю…

Прихватив куртки, мы идём на улицу. Погода чудесная, тепло, приятный ветерок, солнце не слепит глаз. Крис весело болтает о чём-то. Вообще-то я люблю его послушать, он увлекательно рассказывает о разных вещах, которые где-то услышал или прочитал (иногда и сам придумывает), но голова сейчас не варит, так что я просто поддакиваю. Да ещё и в животе урчит, я бы сейчас съел всё, что угодно, даже манную кашу недельной давности с пуленепробиваемой корочкой… Куплю чипсов по дороге и съем в автобусе. И не говорите мне, что это вредно. Жизнь вообще сама по себе очень вредная штука, ведь от неё умирают.

Хорошо тем, кого дома ждут родственники. У Криса вон родители и два брата, так что его и накормят, и развеселят. А я вот живу совсем один… И так как не в самом городе, а в деревне в десяти километрах от него, то друзей не приведёшь. По выходным и на каникулах я вообще живу у знакомых в городе. Наверно, если бы не хотел слишком их стеснять, то переехал бы к ним. Но пока что остаюсь здесь. Оттого я и не люблю вечер, хотя это и отдых — не так-то просто проводить все вечера в пустом доме в компании только книг и Интернета, если ты не одиночка. Да и одиночкам, думаю, трудно — им просто нужно быть одним какое-то время.

А ведь когда-то это могло измениться… Нет, не буду сейчас думать об этом! Прошло два года, а до сих пор чувствую, что не могу спокойно вспоминать. Хотя всегда считал, что никогда не привяжусь к кому-нибудь настолько, чтобы не суметь расстаться с ним спокойно…

— Адам, ну что это такое? — понимаю, что перед лицом мне машут рукой. — Ты меня совсем не слушаешь!

— А? — я вздрогнул. — Да нет, я слушаю.

— Эх ты, — качает головой мой друг. — Тебе поспать надо, ты же носом клюёшь. Снова полночи просидел в Интернете?

Подумаешь, увлёкся… Вы знаете, как затягивают сетевые игры?

— Не отвечай, и так по тебе вижу, — Крис ерошит мне волосы. У него они всегда стоят торчком, как он ни причёсывает их и даже укладывает гелем, вот и пытается сделать то же самое всем остальным. — Мне уже поворачивать. Сам до остановки хоть дойдёшь, соня?

— Дойду, — прыснул я. — Ну ты даёшь.

— А как же, — он заразительно улыбается. — Со мной не соскучишься. Ну, бывай!

— Бывай, — я помахал рукой. Крис скрылся за поворотом. В тот же самый миг на солнце набежала туча, и тенью накрыло меня. Снова стало грустно. Не хочется мне домой, что уж тут поделать. Но надо. В животе снова заурчало, я вспомнил, что хотел сделать. До остановки три дома, как раз будет небольшой магазинчик, там возьму. Конечно, в автобусе на меня будут смотреть как на сумасшедшего, но ведь есть там официально не запрещено, а на остальное мне наплевать, пускай думают, что хотят. Собственно, у всех людей есть странности, просто кто-то их скрывает, а кто-то не заморачивается.

В магазине было пусто, если не считать двоих детей, толкавшихся у витрины со сладостями и пересчитывавших мелочь, и самой продавщицы — крашенной в блондинку девушки примерно моего возраста. У неё были просто ненормальные для её комплекции грудь и губы, я скривился — не люблю силикон. Не понимаю, как такое может нравиться, да и неужели девушки сами не понимают, как нелепо это смотрится? Но, видимо, один я так думаю… Она внимательно рассмотрела меня, уделив особенное внимание рукам — так, понятно, ещё одна охотница за мужем, «потому что все подруги уже замужем»… Я постарался сделать безразличное выражение лица. Не знаю, получилось ли это у меня, но она перестала смотреть на меня и холодно сказала:

— Чего вам?

— Пачку чипсов «Lays» с беконом. Среднего размера, — я положил на прилавок купюру. Она надула свои и без того толстые губы, из-за чего стала очень похожа на куклу и отошла к полкам. При этом она так вызывающе покачивала бёдрами, что я не выдержал и с отвращением отвернулся. Нет, это не моё. Я предпочитаю всё естественное.

Ничего не сказав, она бросила пачку на прилавок и молча отсчитала сдачу. Если бы я был злее, я бы мог пожаловаться на неё за неуважительное поведение… Но надо мне оно? Также не сказав ничего, я сгрёб мелочь и попытался затолкать свободной рукой пачку в сумку.

— Не хватает, — вздохнула девочка у витрины. — Никак.

— Сколько вам нужно? — спросил я.

— А? — она оглянулась. Мальчик дёрнул её за рукав и что-то прошептал. — Ещё сорок, а что?

Я посмотрел на монеты в руке. Здесь было раза в два больше… Какая мне собственно разница? Эту мелочь всё равно потом никуда не приткнёшь.

— Дай мне руку, — я постарался дружелюбно улыбнуться, но это у меня тоже не очень получилось. Девочка залилась краской.

— Дядя, ну зачем вы так…

— Алиса, пока дают, надо брать! — оборвал её мальчик и сам протянул руку. Я высыпал монеты, на секунду почувствовав тепло пухлой ладошки ребёнка. — Спасибо вам большое!

— Да не за что, — я встряхнул руку. — Просто слушайся родителей.

Дети меня уже не слушали: они побежали к прилавку, довольно щебеча. Как иногда человеку бывает мало нужно для счастья. Но ведь это дети, им действительно проще, шоколадка, игрушка, ласковое слово мамы — больше ничего не надо. А у нас всё какие-то амбиции… Нет, я не жалуюсь. Я вполне доволен своей жизнью. Да и если лишусь этого, особо горевать не буду.

Я вышел и быстрым шагом направился к остановке. Деревня у меня маленькая, так что и на остановке людей почти не было — только одна девушка сидела на скамейке, болтая ногами и бессмысленно глядя в какую-то точку на асфальте. Мне она сразу же показалась странной, но, не подав вида, я сел рядом, открыл пачку и захрустел чипсами.

Она оглянулась на меня. Вернее, на чипсы. Вы когда-нибудь видели голодный взгляд? Именно по-настоящему голодный, а не тот, которым могут смотреть некоторые дети, чтобы выпросить конфету. Это был голод с большой буквы. Я отчего-то почувствовал, что сильно смутился.

— Ты…ты есть хочешь? — спросил я, от волнения даже забыв про этикет.

Она кивнула, так и не оторвав взгляда.

— Э…возьми тогда.

Она с удивлённым видом показала на себя. Немая, что ли?

— Да, тебе, тебе.

Она взяла пачку осторожно, как, пожалуй, даже ребёнка на руках не носят, а потом стала есть с такой скоростью и жадностью, что мне стало ещё неудобней. Похоже, у неё уже несколько дней маковой росинки во рту не было. Да и выглядела она странно — представьте себе в тёплый день девушку в кожаном пальто, измазанном на спине глиной, кроссовках, шнурки которых прочно спутались в морские узлы, разодранных на колене джинсах и с запёкшейся кровью на волосах. Вы бы посчитали такую нормальной? Но…кгхм…с чего это я так быстро причислил её к психам? Может, она просто потерялась, кровь оттого, что ударилась, и от голода плохо соображает?

— Ой….прости, кажется, я всё съела, — смущённо сказала она с сильным акцентом. Не местная, значит… Похоже, я прав.

— Да ничего, — заметив, что она бросила пустой пакет на асфальт, я поднял его и выбросил в урну. — Разве тебя не учили, что мусор нельзя бросать куда попало?

— А у нас все так делают, — она округлила глаза. Я заметил, что она ещё совсем молода, может, даже несовершеннолетняя. И мне стало стыдно. Чего это я поучаю человека, который в беде?

— Извини… ты заблудилась?

— Наверно, — она развела руками.

— Ты туристка? Отель потеряла? — почему-то меня не смутило это «наверно».

— Я не знаю, — тихо сказала она и опустила голову.

— Как так? — удивился я.

— Я…я не помню…я тут как оказалась, вообще ничего не помню… — она всхлипнула.

Я не могу смотреть на плачущих девушек. Разумеется, если они плачут по серьёзной причине, а не из притворства. А ведь так оно сейчас и было. Я присел на корточки и погладил её по волосам.

— Ну чего ты плачешь? Ты этим горю не поможешь. Лучше расскажи, что помнишь, разберёмся.

Она подняла голову. Никак не могу понять, отчего это лицо кажется мне странно знакомым, хотя я точно помню, что никогда не видел его раньше. В общем-то ничем не примечательное — круглое, курносый нос, слабый намёк на веснушки на чётко очерченных пухлых щеках, очень густые брови, волосы до плеч, каштановые с рыжим отливом и вьющиеся, глаза чистого зелёного цвета, такого редкого… Честное слово, стоило быть разве что самым чёрствым циником, чтобы не пожалеть такие красивые заплаканные глаза.

— У тебя документы какие-нибудь с собой есть? — спросил я.

— Да, — ответила она. — Паспорт.

— Ты в полицию не ходила?

— Я…они меня не приняли. Не поняла, почему.

Весело. Видимо, девочка просто не смогла объясниться — пока она разговаривала со мной, она уже успела сделать несколько ошибок, в других условиях я бы обязательно поправил её, не люблю, когда коверкают мой язык. Но не то время. Что же делать-то? Я заметил, что она почти валилась с ног от усталости.

— Ты хочешь спать? — спросил я.

— Я? Да нет, — она зевнула.

Ясно. Похоже, полиции придётся подождать.

— Давай я отведу тебя домой. Правда, придётся несколько минут проехать на автобусе. Ты выспишься, потом уже разберёмся.

Я ожидал, что она не согласится — ведь не так-то умно пойти в дом к первому встречному парню, даже если ты попал в трудную ситуацию. Но она вытерла глаза и попыталась улыбнуться.

— Хорошо.

Как раз подошёл автобус. На стоянку так никто и не подошёл, да и в окнах были видны лишь три человека.

— Тогда пойдём. Вот он как раз подъехал.

— Ага, — она встала, я заметил у неё в руках небольшую джинсовую сумочку, которую она очень крепко сжимала — видимо, боялась потерять. — Только у меня денег нет…

— Да нашла где найти проблему, я сам заплачу! — не очень люблю, когда при мне говорят о деньгах. У меня их больше, чем достаточно, поэтому я достаточно легко могу расстаться с ним — отдал же я мелочь детям, даже не задумавшись. Хорошо ещё, что никто не додумался воспользоваться этим. Знал я девушек, которые кружили парням голову, лишь чтобы раскрутить их на несколько дорогих покупок… И дело здесь не в деньгах, а в боли, когда обман раскрывается. Мы тоже умеем страдать, просто, в отличие от девушек, напоказ этого не выставляем, вот и считают нас чёрствыми.

Девушка зашла в автобус, я поспешил за ней.

— Займи два места, я пока что куплю билеты, — сказал я. Она кивнула, задумчиво рассматривая почти пустой салон, потом села возле окна. Я не смог не улыбнуться, отвернулся к автомату, не желая показывать улыбку. Взяв два билета, я пошёл обратно и сел возле неё. Девушка смотрела в окно и что-то тихо шептала, я не мог понять ни слова.

— Что ты говоришь?

— А? Да ничего особенного, так просто… — она снова зевнула. — А сколько ехать?

— Минут десять, не больше. И столько же идти до дома.

— А твои родители против не будут?

— Я…у меня нет родителей, — я нахмурился.

— Извини, — тихо сказала она и побледнела. — Не хотела тебя обижать.

— Да ничего, откуда же ты это могла знать? — я постарался улыбнуться. Она ведь правда ни в чём не виновата, так что с моей стороны очень глупо обижаться. Откуда ей знать, что случилось с моими родителями четыре года назад?

Она печально улыбнулась и отвела взгляд. Автобус тронулся. Отчего-то мне казалось, что сейчас не стоит с ней разговаривать, хотя, по идее, я должен был её успокоить. Вряд ли она спокойна после того, что пережила. Я уже не сомневался, что она попала в беду. Да и вообще верно ли я поступил? Может, надо было просто отвести её в участок, там бы разобрались… Я заметил, что она задремала. «Какие порой у тебя глупые мысли, Адам, человек от усталости не соображает, а ты его сразу же властям сдать хочешь. Ей ведь там даже отдохнуть спокойно не дадут», — сказал я мысленно самому себе.

Она положила голову мне на плечо, так и не просыпаясь. Не оставалось ничего другого, как приобнять её, оберегая сон. Я видел, что остальные пассажиры косо на нас смотрят. Ещё бы, выглядим, наверно, как с похмелья — обычно жена приводит мужа, а сейчас наоборот. Хотя ладно, пускай думают, что хотят. Спутанные кудри её волос щекотали мне щёку, я даже слышал тихое посапывание. Прошло уже почти два года с той поры, когда девушка в последний раз засыпала рядом со мной, я давно уже забыл то чувство умиротворения, которое накатывает, когда ты обнимаешь человека и оберегаешь его сон… Одновременно встал другой образ — полная девушка с смеющимися голубыми глазами и коротко остриженными светлыми волосами… Я стиснул зубы, стараясь отогнать его. Нет, только не Йоханна, только не она!

Автобус остановился. Я осторожно растряс девушку.

— Просыпайся, пора.

Она что-то забормотала на другом языке.

— Ну, поднимайся, дойдём до дома, там поспишь.

Одна из пассажирок, старушка лет семидесяти, неодобрительно покачала головой. Захотелось показать ей язык.

— А… — девушка широко открыла глаза. — Извини…

— Да ничего, поднимайся!

Она напугано кивнула и бросилась к выходу, на ступеньках споткнулась и кубарем покатилась вниз. В салоне раздался чей-то сдержанный смешок.

— Эээй! — я бросился к выходу. — Ты как там?

Она сидела прямо на асфальте и с болезненным выражением лица потирала бедро

— Да ничего…

Я спрыгнул со ступенек и помог ей подняться.

— Точно не ушиблась?

— Я в порядке, — она помотала головой. — Я просто споткнулась. Извини, если напугала.

— Хорошо, просто будь осторожней.

Я оглянулся на автобус. Все пассажиры смотрели на нас. И чего они хотят? Продолжения спектакля? Драки? Не могу не злиться на таких зевак.

— Пойдём, — холодно сказал я. — За мной. Я покажу дорогу.

Она кивнула, сжала сумочку и пошла за мной.

Моя деревня, собственно, даже и не деревня. Так её называют лишь оттого, что жителей для статуса города не набралось. Просто я знаю людей, у которых слово «деревня» ассоциируется со скопищем старых бревенчатых домишек и ларьком с косой вывеской «Магазин». Так вот, это не про нас. У нас нормальный чистый посёлок, есть начальная школа, несколько магазинов, дома все аккуратные. Больше-то, собственно, и не надо — за всем ездят в город, ведь совсем недалеко. Фактически мы скорее пригород. Мой маленький одноэтажный дом стоит на краю деревни, но идти совсем недалеко. Если бы я хотел, я бы мог ездить с учёбы на машине, но лень сдавать на права. И так своих дел полно. А так тут даже у детей есть велосипеды — чтобы если что, можно было быстро съездить в город.

— Вот это мой дом, — сказал я. — Чувствуй себя как дома.

— Красиво тут у вас, — она улыбнулась детской полуулыбкой.

— Ну, как есть. У соседей вон цветники, там ещё красивей.

— У тебя не хуже.

Я не нашёлся, что ответить. Я отпер дверь, и мы зашли в дом.

— Сильно спать хочешь? — спросил я. — Может, тебе лучше сначала вымыться?

— Ну…если не жалко.

— Запомни: мне никогда ничего не жалко. Подожди тогда, я что-нибудь найду.

Она кивнула. Я зашёл в одну из комнат. Когда-то это была спальня моих родителей…когда-то…несколько раз и я ей пользовался. Теперь здесь просто хранятся вещи, которые могут пригодиться, но места в своей комнате на них нет. Я открыл шкаф и задумался. Что бы ей предложить, не оставаться же в том, в чём я её нашёл, там всё такое грязное… Мой взгляд упал на одну из полок, где были сложены женские вещи, я мысленно прикинул, размер у них не одинаковый, ей будет велико, но главное, в общем-то, чтобы не узко… Я достал жёлтый купальный халат, потом, подумав, добавил пижаму. Пускай сама выбирает, что ей надо.

Когда я вышел в коридор, она стояла у окна и задумчиво смотрела в окно на пустой двор. Куртку она сняла, держала сейчас на руках, теперь я видел, что на ней мужская джинсовая рубашка, которая была ей велика. Ну, значит, на такие широкие вещи не обидится… Я подошёл к ней.

— Возьми вот это, — я протянул ей вещи. — Они правда, будут тебе великоваты, но других у меня нет.

— Спасибо. Это твоей сестры?

— У меня и сестры-то нет…

Она вздохнула и поплелась в ванну.

— С сумкой будешь мыться? — спросил я ей вдогонку. Она вздрогнула и сжала сумочку ещё крепче.

— А она никуда не пропадёт?

— Куда? — в моём голосе зазвучали нотки смеха. — Мы одни. Или ты думаешь, что я смогу утащить твои вещи?

Она с обиженным видом поставила сумку на пол и быстрым шагом зашла в ванну.

— Уже и пошутить нельзя, — пробурчал я, заходя на кухню. Так, и что же дальше? Не думаю, что она смогла наесться одной пачкой, да и я голоден… Но в холодильнике ничего, кроме масла и молока, не было. И что же делать? Пожарю-ка я картошки, помнится, оставалась ещё, да и это быстро…

Я достал ведро с картошкой, нож и принялся быстро чистить. Готовить я умею, как же иначе можно человеку, который живёт один? Изысков делать не умею, сам-то могу довольствоваться простым. Конечно, и я люблю вкусно покушать, у городских друзей меня всегда стараются угостить получше, там девушка — настоящий кулинар. Ну а сейчас… Голодный съест всё, что угодно, лишь бы дали.

Вскоре кухня заполнилась ароматом еды. Честное слово, я чуть с ума не сходил от этого запаха. Не удержался, пожевал залежалого хлеба… Интересно, а она почувствовала? Наверно, сейчас тоже поторопится, лишь бы быстрее поесть.

— Ты готовишь? — я оглянулся. Она стояла на кухне в халате и с мокрыми волосами, смотрела на меня любопытным, почти детским взглядом.

— Да, а что? — я выключил плитку. — Сейчас будем есть.

— Нечасто встречаются парни, которые готовят, — она улыбнулась.

— Ну, я же псих. Тем более, больше некому. Не умирать же от голода. Ты с молоком?

— Да.

Я молча достал посуду, разложил еду и налил молока. Она осторожно взяла свою порцию и присела на самом дальнем углу стола.

— Не боишься выйти замуж поздно, что садишься на углу?

— Да мне всё равно, — рассеянно пробормотала она. — Приятного аппетита.

— Ага, спасибо.

Сегодня у меня не очень получилось, пережарил немного… Но есть можно. Мой дядя, который изредка приезжает, даже яичницу пожарить толком не может. Так что он больше ест по всяким закусочным, ресторанам… Не имею ничего против общепита, но не каждый же день!

Мы оба ели с аппетитом, но она делала это с таким видом, будто стеснялась, что я вижу её. Странно всё это. Надеюсь, всё не слишком плохо, а то у меня странное предчувствие… Вообще-то я в них не верю. Глупости всё это, по-моему. Вот только оно меня от этого не оставляло…

— Я тебе сейчас постелю, ладно? — спросил я, когда мы закончили есть. Она сдавленно кивнула, глядя в пол. Было такое ощущение, будто бы она усиленно пыталась что-то вспомнить, но не могла. Впрочем… Она сказала, что ничего не помнит, получается, у неё амнезия. Не силён в медицине, так что не буду даже предполагать, отчего с ней такое случилось. И правильно ли я вообще поступил? Может, её изнасиловали, она от переживаний потеряла память, а я тут ей вымыться предложил, осмотр ведь надо делать сразу же… Вот идиот! И ведь сам же решил ничего не предполагать… Ладно, раз начал, то будем заканчивать, чего тормозить на полпути?

С этими мыслями я зашёл в комнату для гостей. Вот и пригодилась… Когда были ещё живы родители, дядя часто жил у нас по несколько дней, сейчас он уже не ночует здесь, так что комната лишняя. Вот и пригодилась теперь… Я поискал в шкафу простыни, подушку и одеяло и расстелил их на незастеленной кровати. Вроде бы как все…

— Это не твоя комната? — услышал я её голос за спиной.

— Нет, — ответил я. — Моя напротив. Это для гостей, она всё равно пустует. Располагайся. Что-нибудь ещё нужно.

— Не-а, — она помотала головой и зевнула. — Ты мне и так, в общем-то, столько сделал…

— Это ничего, — я улыбнулся. — Тогда сладких снов.

Она кивнула, я вышел. Ладно, с этим разобрались… Надо ещё её вещи забросить в стирку, а то грязные донельзя. Одежда сиротливо лежала в ванной на этажерке, я заметил, что куртка была из настоящей кожи, дорогая… И джинсы брендовые. Похоже, средства у этой девушки немалые, неудивительно, что такое случилось, с лишними деньгами легко вляпаться в историю. Я завёл стирку, положив в машину её и кое-какие свои вещи, почистил куртку щёткой. Такое ощущение, будто бы она долго лежала на земле. Получается, я прав… Нет, хватит загадывать, потом всё разузнаем!

Потом я помыл посуду, вытер кухонный стол. Интересно, сколько она будет спать? Насколько я знаю, если человек очень устал и понервничал, то он может и сутками не просыпаться. У меня так было один раз, когда мне было четырнадцать, после очень тяжёлых трёх дней я проспал восемнадцать часов. Может быть, спал бы и больше, если бы родители не решили, что я попытался покончить с собой, и не разбудили. Не буду её будить, пускай спит, сколько нужно.

В коридоре я наткнулся на брошенную ею сумку. Надо бы посмотреть, кто она такая, а то ведь даже имени не спросил (хотя помнит ли она его?) Я прихватил её и зашёл в свою комнату. Это, пожалуй, единственное место в дом, где я себя особо уборкой не утруждаю — а зачем, всё равно никто не видит, да и мне в идеальном порядке немного неудобно. Я сел за стол, включил ноутбук, посмотрел телефон — одно сообщение от однокурсника, что книги он принесёт в понедельник. На такое даже отвечать не стоит. Я открыл сумочку и принялся выкладывать её содержимое на стол. Пудреница. Помада. Складной нож, которым обычно ничего толком разрезать нельзя. Блокнот (заглянув туда, я увидел только карандашные рисунки). Разряженный телефон. Карта города. Несколько карандашей. Ручка. Разряженный плеер. Паспорт. Больше ничего. Я взял в руки паспорт, открыл его. Аста Нордаль, значит… Аста…

Я бросил паспорт. Аста??? Но как это вообще возможно? И особенно так?

Я схватился за голову, кажется, даже еле слышно застонал. Прекрасно. Вот и сбылось её предчувствие, над которым в своё время я просто посмеялся. Да ещё и в таких условиях… Как мне теперь объяснить ей то, что я про неё знаю? Ведь это же просто невозможно… Как???

«Так, успокойся», — мысленно сказал я себе, потом отодвинул вещи Асты, пододвинул ноутбук поближе и открыл почту. Двадцать писем, большинство из них, судя по заголовкам — спам. Но сейчас меня интересовало не это. Мысленно я почему-то даже обрадовался, что никогда не удалял писем — сейчас мне были нужны те, которые пришли больше двух лет назад… Но вот добираться до них пришлось долго. Круглые часы на стене успели пройти четверть круга, прежде чем я увидел нужное. «Экки Ликадант, без темы». Наведя курсор, я задумался: а, может быть, не стоит? К чему ворошить прошлое, тем более такое? Ведь неужели обязательно читать? Я включил тихую музыку. Медленная грустная песня немного успокоила меня, я щёлкнул на письме.

Вечер добрый (вряд ли ты прочитаешь это утром)

И мне уже интересно, как ты отреагировал. Я ведь никогда раньше не писала тебе писем. Очень жаль, что я не могу его сейчас увидеть. Я даже и представить не могу — ну разве можно получить представление о внешности человека по этой крошечной фотографии на аватаре? Тем более, ты там смотришь вниз, глаз не видно. Какие они у тебя вообще? У меня обычно меняют цвет в зависимости от настроения. Когда мне плохо, они зелёные, когда всё в порядке — серые, а когда я счастлива — золотистые. Мне больше всего нравится последний цвет, он такой необычный.

Терпеть не могу, когда вот так по мелочам отвлекаюсь, и в итоге письмо получается огромным. Может, мне это и простительно, я же писатель, пускай и неудачный… Но хватит болтать! Тебя вот ни разу не удивляло моё поведение? Что я без конца извиняюсь, лезу в твою жизнь, стучусь в аську, как только ты заходишь? Объяснение очень простое, и его легко вывести, если думать нехитро. Ты же вытянул меня из постоянных мыслей о суициде… Хотя может и не только это было причиной, ты мне уже с самого начала понравился — что уж поделать, я падка на умных людей… Наверно это оттого, что в окружении таких нет. Так что…я просто не знаю, каким именем это назвать. Влюблённость на почве благодарности? Возможно. Хотя мне всегда казалось, что срок в полтора месяца уже доказывает побольше… Но буду скептиком. Может, со временем это пройдёт. Но пока что этого и близко нет, а самое весёлое время уже позади. Поэтому у меня перемежаются приступы то волнения за тебя (никак не могу угомониться после того дня, когда ты попросил убить тебя), то апатии, то ещё чего-то… Может быть, ты и о чём-то догадываешься, ты ведь парень умный…

Знал бы ты, как я себя сейчас мысленно проклинаю себя. Почему-то мне страшно. Просто я подумала, что раз я тебя уже обижаю твоими действиями, то проще рассказать и уйти… Ничего ведь такого незаменимого для тебя во мне нет, так? Ты ведь не похож на интернетозависимого. Как ты вообще терпел меня всё это время? Я перечитывала нашу переписку по ICQ, сама была в шоке — половина мои жалобы, процентов сорок — расспросы преимущественно о твоём языке (чувствую, не особо помогло) и лишь десять — уже твои слова. Я бы не стала терпеть компанию такого человека, пусть даже и виртуальную. Ты иногда кажешься очень странным… В хорошем смысле. Мне это нравится.

Прости, если накрутила. Только одна просьба — не разбивай мне сердце. С ним и так это уже проделывали. Просто если не хочешь больше общаться, скажи это. И больше ничего. Не надо ругаться… Прости.

И пора бы уже назваться реальным именем. Думаю, ты и так понял, что Экки Ликадант — всего лишь выдумка. Меня зовут Аста. Аста Нордаль. Вроде бы это даже и значения не имеет, но раз сказала, то ладно уж.

Всего хорошего тебе.

Аста

Познакомились мы с Астой случайно. Случайно услышав одну интересную песню, я загорелся желанием узнать что-нибудь про исполнителя. Выяснилось, что информации в интернете особо не было — только небольшой сайт на английском. Я зарегистрировался там. Особо времени писать не было, заходил раз-два в неделю. Сам очень удивлялся, отчего на сайте постоянно появлялась свежая информация, хотя нигде её больше не было.

Там я встретил мою любовь… Странно, но уже и не помню, по какому поводу я написал Йоханне. Но мы с ней очень быстро сблизились. Она, правда, была старше меня на шесть лет, но я не заморачивался по этому поводу. Какое значение это имеет в Интернете? Да и в жизни тоже — друзьями можно быть и с разницей в несколько десятилетий. А она была, пожалуй, самой необычной девушкой, которую я когда-либо встречал. Йоханна писала красивые философские стихи, трезво рассуждала о жизни, я столькому у неё научился… Потом договорились встретиться — она жила в другом городе страны, километрах в ста. Пасхальные каникулы я провёл у неё. Она очаровывала меня всё больше и больше, я даже сам не заметил, как перестал думать о чём-то другом, кроме неё…

Мне трудно понять тех, кто предпочитает гламурных, но ничего не соображающих девушек. Может, они ещё хороши, если речь идёт о развлечении в постели, но ведь людям нужно не только оно. Требуется ещё дружба, поддержка, доброта. Они её не дадут. А Йоханна воплотила всё это для меня в себе… Внешне-то она как раз не очень (да и я тоже, как сказал мой знакомый художник — «ты производишь впечатление достаточно привлекательного парня, но лицо у тебя очень уж непропорциональное») Мне это и не нужно.

Наверно, я никогда не забуду наших прогулок по вечернему городу, посещения оперы (никогда не был в ней раньше — а, знаете, затянуло), катания на лодке по реке — она не соглашалась, чтобы грёб только я, и регулярно отнимала у меня вёсла. Она постоянно читала мне свои стихи, иногда пела. Голос у неё был не крепкий, но красивый, я мог часами слушать его. Йоханна не любила попсы и рока, она пела в основном романсы, изредка джаз. Мне нравилось всё.

Но она иногда расспрашивала меня. Её интересовало всё, внимательно выслушивала даже тогда, когда я объяснял ей тонкости квантовой механики… Кажется, она это даже понимала, хотя по образованию она филолог. В общем, удивительный человек…

В последний день мне было очень грустно. Первой мыслью, когда проснулся, было: «Вечером уже уезжать…» Впервые в жизни чувствовал, что не хочу на учёбу. Обычно какое-то желание всё-таки было, ведь школа помогала забыть о том, что мучает, а мне есть, из-за чего переживать… Я привычно встал, переоделся, умылся, полчаса посидел за ноутбуком. Я проснулся намного раньше, чем обычно, Йоханна всегда будила меня. Вот и сегодня я услышал шорох в её комнате, как она открывает шкаф, что-то перебирает — видимо, одевается. Странно, но я даже не хотел, чтобы она заходила — я страшно волновался. Ладони покрылись неприятной липкой плёнкой, я раздражённо захлопнул ноутбук и крепко вцепился в спинку стула. Как я ей в таком виде-то покажусь? Она ведь проницательная…

— Адам, доброе утро, — услышал я голос Йоханны за спиной. Как всегда, она говорила очень ласково, мне всегда так нравились интонации её голоса. Я вроде бы немного успокоился, но сил посмотреть ей в лицо не нашёл. — Рано ты сегодня. Спать не хотелось?

Я сдавленно кивнул. Боковым зрением я увидел, что она подошла ко мне, и теперь внимательно смотрит.

— Что-то случилось? Ты какой-то подавленный сегодня.

— Да вроде всё в порядке, разве что…не хочется уезжать.

— Ну, это же не конец жизни. Если хочешь, как мне дадут отпуск, я приеду. Покажешь мне свой город, а то столько рассказывал, мне интересно.

— Разве тебе не будет это трудно?

— С чего ты так решил?

— Ну… — я замялся, — одно дело принимать гостей, а другое — ехать куда-то далеко…

— Ты же это сделал? Адам, что с тобой? Ты ведёшь себя как ребёнок, честное слово.

Я поднял голову, и мы встретились взглядами. В её глазах не было упрёка, только искреннее недоумение. Я почувствовал себя ещё хуже. Чего мне вообще надо? Она взрослая, уже умудрённая жизнью женщина, а мне всего лишь восемнадцать… Я ощущал себя озабоченным подростком, тайком пожирающим взглядом на уроке свою молодую учительницу, хотя подобных мыслей у меня не было…я не мог понять себя — почему мне было так страшно, ведь всё было хорошо, я был вполне доволен дружеским общением с ней…но какой-то противный скользкий комок в груди не давал ни дышать, ни разговаривать.

— Всё нормально.

— Правда? — она наклонилась ко мне. Захотелось отвернуться, но я сдержался. Она была так близко, едва не касалась меня носом… Чем-то напоминала мне сейчас ангела. Может, это лишь из-за моих чувств к ней, не знаю, но она была прекрасна. У меня защипало в уголках глаз и, плохо соображая, что я делаю, я подался вперёд и коснулся её губ. Они были мягкими, слегка шероховатыми и слабо пахли карамелью. Разумеется, до неё я целовал не одну девушку, но таких губ я не встречал никогда…

Она не отвечала, я испугался и отстранился от неё, ожидая пощёчины. Ведь я повёл себя очень необдуманно… Йоханна всё так же смотрела на меня, выражение её лица не изменилось. Было очень трудно смотреть в её ясные глаза цвета неба в безоблачный летний день, но и отвести взгляда я не мог. Она что-то прошептала, на секунду отвела взгляд, затем крепко обняла меня и впилась поцелуем в губы. Кажется, я даже застонал — настолько неожиданным было блаженство. Я не знал, сколько времени прошло — то ли несколько секунд, то ли минут, может даже несколько солнечных дней — прежде чем она первая отстранилась от меня.

Несколько секунд в комнате царила мёртвая тишина. Она давила на уши, я впервые в жизни почувствовал, что хочу что-нибудь услышать. Йоханна села на кровать и спрятала лицо в ладонях.

— Что с тобой? — я встал и подошёл к ней.

— Я дура, — её голос звучал приглушенно. — Обвиняю тебя в инфантильности, а сама…

— Да что случилось-то? — я сел рядом. — Йоханна, успокойся. Я не сержусь. Что случилось?

Она встряхнула головой и села прямо.

— Я вижу, что у нас с тобой одинаковые мысли, — сказала Йоханна. — И оба чего-то боимся, причём не можем сами себе объяснить, чего именно. Я думала, что у тебя и так девушек полно.

— Да нет у меня никого, — я принялся внимательно созерцать свои ноги. — А я считал, что у тебя достаточно мужчин…

— Всё то же, — вздохнула она. — Разве ты когда-нибудь заморачивался на возрасте?

— Да нет, — я вспомнил одну шестидесятилетнюю старушку, к которой я изредка забегал выпить чаю. Нам всегда было о чём поговорить.

— Так почему же сейчас так?

— Думаю, потому что у меня подобного никогда не было, — я не отрывал взгляда от ног. Просто влюблён я бывал, но чтобы так… — Многие люди боятся нового.

— Верно… Ведь сам понимаешь, такие случаи — большая редкость. Бывает ещё, что мужчина старше женщины, но чтобы наоборот…

Я молчал.

— Но если так… Скажи, это было шуткой, или ты правда ко мне что-то испытываешь?

— Да, — я сжал руки в кулаки, не находя, куда ещё выплеснуть своё волнение.

— Что да?

— Второе. Я, правда, ни в чём не уверен, всё это так недавно…

Я почувствовал, что она обняла меня за шею. Её рука была тёплой, по телу разлилось что-то вроде спокойствия. Стало намного легче.

— Адам…я не говорила тебе только оттого, что боялась непонимания, — сказала Йоханна, разворачивая меня к себе. — Но если так… Ты мне с самого начала понравился. А после этой недели поняла, что мне никто кроме тебя не нужен. Извини, если обидела…

Она обняла меня крепче и поцеловала снова.

Вечером я всё-таки уехал. Но на сердце уже было легко как никогда. Временами я даже не верил своему счастью, всё это казалось таким ирреальным, и тогда я доставал телефон и смотрел на сделанную перед отъездом фотографию — я и Йоханна, она нежно обнимает меня, склонила голову на плечо и улыбается в кадр. Я, по-моему, получился хуже — хмурый отчего-то. Но на себя я там никогда не смотрел.

Мы без конца переписывались с ней через ICQ, созванивались через Skype. Как только выдавалась свободная неделька, приезжали друг к другу — то я к ней, то она ко мне. У меня даже порой мелькали мечты о семье, хотя ещё полгода назад я думал, что никогда не женюсь — как сильно иногда меняет человека любовь…

Я сжал голову руками настолько сильно, что почувствовал боль. Йоханна… Мне нельзя о ней вспоминать. Я посмотрел на часы. Было уже почти девять вечера — сколько же времени я провёл в воспоминаниях? Так, лучше всё-таки заняться делом, тем более что об Асте я совсем забыл…

Утро доброе.

Я тебя достала уже своими письмами, да? Что поделать, привыкла я к длинным… Я, конечно, не требую читать, это дело твоё. Если очень раздражает, сообщи — я прекращу. Но так как прямо сейчас ты возразить не можешь, я продолжу. Я так поняла, тебя сильно нагружают сейчас в вузе, это и есть причина, по которой вот уже вторую неделю у нас совсем не получается поговорить? Или дело ещё во мне? Хотелось бы очень знать, что творится у тебя в голове, что сам сначала предлагал «не заморачиваться», а теперь «переходишь от слов к делу». Получается, чем-то даже противоречишь себе…(хотя человек не может быть абсолютно без противоречий — доказано). Но я не понимаю, чем я заслужила такого, и почему ты совсем ничего не объясняешь…я готова ко всему, но меня пугает неизвестность… Что я сделала не так? Умоляю, объясни! Не хочу показаться нытиком, но мне так трудно жить в неведении! Я теряюсь в догадках, накручиваю себя, потом просыпается совесть, я вспоминаю всё зло, которое когда-либо причинила людям и снова задумываюсь о самом простом решении… Но нет! Надо продолжать бороться. Да и спор я проигрывать не собираюсь. Разве я о многом тебя прошу? Я отказываюсь от прошлой просьбы — ругайся, рви, жги, только НЕ МОЛЧИ.

Аста.

Аста была создателем того самого сайта, где я встретил Йоханну. Как-то так вышло, что долгое время мы вообще друг друга не замечали. Внимание на меня она обратила только когда я исправил несколько её ошибок. Она попыталась написать несколько предложений на моём языке, получилось не очень удачно, сами понимаете, смотреть на ошибки иногда бывает очень трудно… Аста попросила у меня номер ICQ, я колебался — как-то заметил, что барышни пятнадцати лет, а именно столько тогда ей было, обычно очень несносны, но потом всё-таки дал.

Я ошибся. Порой я вообще не верил в то, что разговариваю с девушкой — ни на какие «женские» темы Аста не разговаривала. Вообще её больше интересовала моя страна…правда, освоение языка шло туговато, и у меня не получалось серьёзно помочь ей в этом. Да и разговаривали мы нечасто — у меня как раз начался роман с Йоханной, у Асты вроде тоже были свои дела… Так что всерьёз общение с ней я никогда не воспринимал.

Но проблемы есть у всех… В июле у меня начались летние каникулы. Хотел поехать к Йоханне, как обычно, но она отговорилась какими-то делами. Мне это сразу не понравилось, так что я быстро собрал вещи, поехал в её город, остановился в гостинице, потом купил себе куртку с огромным капюшоном и тёмные очки на пол-лица, в таком виде принялся стеречь её у дома… Я часто видел, что она разговаривает по телефону, но, как близко не подбирался, слов расслышать не мог. В остальное время она или что-то писала (клочки бумаги со стихами всегда валялись там и тут по её дому) или переговаривалась с кем-то через ICQ… Пару раз я сам открывал ноутбук и пытался заговорить с ней, но всегда получал одну и ту же отмазку — «Адам, извини, не могу сейчас разговаривать, я очень занята. Когда освобожусь — напишу, хорошо?»

Я начал ревновать. Никогда бы не подумал, что меня это коснётся. Терпеть не могу ревность, я считаю, что она способна убить самые искренние чувства и возможна разве что для пары со стажем хотя бы лет в десять — и то в очень малых дозах. По ночам стали сниться кошмары, где я заставал её в постели с другим. Я ненавидел это чувство, презирал его и себя, пытался как-то забыться — ночами играл в он-лайн игру, не высыпался по-страшному, но утром упрямо вставал и шёл следить за ней. Такая пристальная слежка, конечно, не могла остаться незамеченной для неё. В один день, снова увидев меня у дома, она открыла окно и громко спросила:

— Молодой человек, почему вы постоянно околачиваетесь у моего дома?

Я посмотрел на неё из-под капюшона. Никогда она не казалась мне такой красивой и неприступной одновременно. Стало невыносимо больно под сердцем, как будто бы туда загнали нож, я бросился бежать. Йоханна не звала меня — видимо, приняла за какого-то озабоченного подростка, пытающегося подглядеть за женщиной.

Прибежав в отель, я, задыхаясь, забежал в номер, дрожащими руками запер дверь и бросился на кровать. Не было сил даже дышать, сердце бешено колотилось в груди и его удары отзывались по всему телу волнами боли. Мысли возбуждённо смешались в голове в яркий пульсирующий комок, не задевающий сознания. Очень хотелось заплакать — может быть, так бы мне стало легче — но глаза были сухими.

Такое состояние было у меня лишь однажды — когда погибли мои родители. Они разбились на машине, возвращаясь с работы. Мне тогда было шестнадцать. Тот день отчего-то плохо помню. В общем-то мои родители не раз заходили в гости к знакомым, так что я не удивился, когда они не вернулись в положенные шесть вечера — ну, мало ли что, это их жизнь. Я спокойно разогрел себе ужин, сделал уроки, посмотрел фильм и уже собирался ложиться спать (в ту пору я ещё придерживался строгого режима), как вдруг в дверь кто-то позвонил. Сначала я удивился, кого это может принести в такой поздний час, но потом решил, что это, скорее всего, родители снова забыли ключи — бывало с ним такое, так что поплёлся открывать прямо в пижаме.

Но это были не родители. На пороге стоял дядя, да ещё в каком виде! Он всегда тщательно следил за собой (думаю, тут немалую роль сыграла его популярность среди женщин — он был донжуан ещё тот), а сейчас был одет в старые неприглядные вещи, не причёсан, и от него не пахло дорогим мужским парфюмом… Дядя крепко обнял меня, я удивился ещё больше.

— Э…дядя Макс…что случилось?

Дядя смахнул слезинку.

— Случилось ужасное, — прошептал он. — У тебя больше нет родителей. Они разбились…

Он прижал меня к себе ещё крепче и заплакал. Почти минуту я стоял в шоке, новость никак не желала укладываться в голове. Разбились? Но отец был отличным водителем, он чуть ли не с детства за рулём… Нет, это же невозможно!

Но здравый смысл постепенно стал побеждать. Дядя не стал бы просто так плакать. Это было правдой. В один день я стал круглым сиротой… Не скажу, что был просто без ума от своих родителей, но всё же они были мне дороги. Не знаю, как бы я пережил это время без дяди, он меня здорово поддержал. Я почти месяц не выходил из своей комнаты, забил на школу и друзей, большую часть времени сидел на кровати и бессмысленно смотрел в стену. В голове рождались самые безумные идеи — то я мечтал о повешении, то воображал себя в монастыре, думая, что затворничеством смогу справиться. Дядя старался не оставлять меня в одиночестве, взял отпуск на работе и проводил со мной всё свободное время — разговаривал, старался как-то отвлечь. Постепенно я успокоился, воспоминания о родителях накрылись туманной дымкой, я снова вернулся в нормальную колею. Дядя оформил опекунство, так что моя жизнь, по сути, изменилась незначительно.

А теперь всё вернулось снова… Только причина была ещё неясней. Ведь Йоханна жива, и она не моя родственница… Но почему мне так больно? Всего лишь оттого, что она меня не узнала? Но чего я же тогда ожидал, что она с радостным воплем кинется мне в объятия? Дурак, какой же я дурак!

И мне даже обратиться не к кому… Мне вообще трудно просить у кого-то помощи, не привык. Скорее всего, я не смогу объяснить никому проблему, застыжусь, в итоге станет даже хуже. Но что тогда мне делать? Наложить на себя руки, пока никто не узнал? Ведь кому я по сути-то нужен… Недавно я наткнулся на страничку, где описывались, пожалуй, все существующие способы — ну, или почти все. Там было очень много информации, всё я так и не прочитал (триста компьютерных страниц — не шутка), но, думаю, если бы я поставил перед собой цель найти нужный мне метод, я бы сделал это без труда… А что если… Я сел, потянулся за ноутбуком, открыл его, подключил телефон (как хорошо, что таким образом Интернет доступен на территории всей страны), набрал адрес той странички…

— Привет.

«Чёрт», — подумал я. Как я мог забыть, что ICQ у меня включается автоматически с запуском системы! Но делать было нечего, я щёлкнул по окошку сообщения.

— Привет, Экки.

— Как жизнь молодая?

Действительно, на что я рассчитывал? Аста обычно ведёт достаточно длинные разговоры. Нет, они, конечно, очень интересные, но я ведь сейчас немного не в настроении, чтобы болтать…

— Убей меня, пожалуйста.

— Как???

— Ну, тебе лучше знать, — раздражённо набрал я. Признаться честно, я ожидал реакции в стиле доброго ангела — «что случилось, ведь всё хорошо, жизнь прекрасна…». А лучше отсутствия реакции совсем. — Какой ты вообще мне друг, если не хочешь помочь?

— Я имею в виду чем. У меня ничего нет.

— У тебя ногти длинные?

— Обрезаны под корень.

Оказывается, бывают и у девушек короткие ногти…

— Ну тогда я тебе даю плазму, раскалённую до десяти тысяч градусов.

— Кажется, ты пересмотрел «Футурамы» на ночь. Меня же это спалит.

— Ну, придумай что-нибудь. Ведь даже листом бумаги можно порезаться.

— Вену себе ты им не перережешь.

— Ну почему, можно же истечь кроооооовью, — я ненадолго задержал палец на клавише «о». Если бы такой разговор происходил в жизни или через Skype, я бы завыл на этом месте.

— От порезанного капилляра (а больше ты не сможешь) ты не умрёшь. Или ты гемофилик, что у тебя никакая царапина не затягивается?

— Вижу, ты хорошо в этом разбираешься. Я вот знаю один сайт, там указаны почти все способы (дальше я написал ссылку)

— Опыт есть.

— Ты пробовала??? — ужаснулся я. Одно дело слышать подростковые рассуждения о том, что «меня никто не понимает, не хочу жить, вот сейчас порежу себе вены или спрыгну с крыши», а другое — разговаривать с тем, кто уже был на грани.

— Травилась в прошлом году. Промывание желудка — более чем неприятная штука.

— А из-за чего ты пыталась это сделать?

— Ты действительно хочешь это знать?

— Ну…если не трудно.

— Год назад меня изнасиловали. Я пришла домой за полночь вся перемазанная в земле и крови. Мама с отчимом мне не поверили и поколотили. Потом ещё под домашним арестом сидела. Вот и сорвалась.

Я недоумённо смотрел на мигающее на экране сообщение. «Вот и сорвалась…» Какой же я дурак, честное слово! У многих людей есть проблемы намного хуже моих — меня родственники никогда даже пальцем не трогали, да и пережить изнасилование, думаю, не так-то просто… А я тут сопли развёл! Мысленно я даже разозлился на себя.

— Не знаю, что там у тебя, но я лучше себя убью, чем тебя. Ты же мне жизнь спас.

Теперь я был шокирован ещё больше.

— Это чем ещё???

Аста набирала ответ очень долго, мне даже показалось, что, наверно, ICQ сейчас заглючит. Но ответ всё-таки пришёл.

— Я же тогда не успокоилась… Мама меня так доставала, я постоянно рыдала по ночам в подушку, было так тяжело переживать такую несправедливость, да и тот парень, который это сделал, учился в параллельном, так что я видела его каждый день… Если бы ты меня не поддерживал разговорами, я бы просто пыталась, пока бы не получилось. Меня ведь никто даже выслушать не хотел. А если не секрет, за что ты меня тогда так горячо благодарил?

— Ты познакомила меня с моей девушкой… — вспомнив о Йоханне, я на секунду остановился, — за что я тебе очень благодарен.

— Это хорошо.

— Мне нужно идти, — я почувствовал, что не в силах больше продолжать такой разговор.

— Всего хорошего.

Я выключил ICQ. Потом посмотрел на окошко браузера с уже давно загрузившимся суицидальным сайтом. Посмотрел и закрыл. Мне это уже не нужно. Я не буду просто так сдаваться.

Позже мы даже поспорили с Астой, кто из нас дольше проживёт. Странный спор, конечно, но нам он был простим. Правда, так и не договорились о том, как же узнаем, кто из нас победил — когда я спросил об этом, Аста отшутилась: «Давай подумаем об этом лет через тридцать».

А с Йоханной всё покатилось под откос… Мыслей о суициде больше не было, но мне пришлось пережить ещё не один трудный вечер. Она потом позвонила сама, сказала прямо, что больше меня не любит… Я не стал расспрашивать, почему. Не стал угрожать. Не стал преследовать её нового ухажёра. Я просто отпустил её…

С той поры у меня была ещё девушка, но мы были с ней вместе совсем недолго. Я к ней ничего не чувствовал, она ко мне, наверно, тоже…я чувствовал себя безумно одиноким в её объятиях, ещё больше, чем находясь в одиночестве. Вскоре мы расстались — без скандалов и ссор.

Во многих литературных произведениях девушка, уходя, оставляет что-нибудь на память. А твоё молчание красноречивей слов, биться в стену у меня нет никакого желания. Видимо, я сентиментальней, чем думала раньше, хотя ситуация несколько иная — в литературе такие герои обычно любят друг друга, а у нас дружба плюс моё «предвзятое отношение», как ты выразился. Но ты помнишь, я его таковым не считаю. Не так уж часто мне доводилось наслаждаться какими-то чувствами, а знал бы ты, как я порой была счастлива, просто думая о тебе или наблюдая твою открытую переписку с Йоханной (быть любимым, наверно, прекрасно). Можешь по-прежнему считать, что это моё больное воображение, но, по-моему, лучше так, чем совсем ничто. Или как в моей жизни — сплошные ситуации «парню нужен секс, девушке — понты». Но всё же должна признать твою частичную правоту. Во всяком случае, ползать на коленях и умолять оставить всё как есть я не буду. Говорю прямо — не настолько ты мне важен. А я тебе и тем более. Кто знает, может, через пару лет я даже буду мысленно благодарить тебя (хотя сейчас я плюсов однозначно не почувствую) Ты, в общем-то, молодец, я правда не привыкла к такому отношению, как-то так вышло, что все парни были источниками агрессии, не более…но одну ошибку ты всё-таки сделал. К чему было давать мне надежду на то, что всё будет, как и прежде, если она была постепенно отнята, несмотря на просьбы не делать этого? Я в тот день была готова к концу, а меня обнадёжили… Впрочем, я тебя не виню, по сути, здесь виновата опять же я — слишком неясно выразилась. Разве я что немного обижена, но это ничего, есть куча вещей намного страшнее.

О подарке. Стопроцентно ты уже забыл про тот цветок в горшке, который ты грозился поливать супом. Вот дублирую. Конечно, этот амариллис не живой, но зато и не засохнет. Его и поливать не надо, ни водой, ни супом.

И, кстати, не надо опасаться моего суицида. Открою свою слабость — такие мысли появляются у меня только вследствие мучений совести. А она приходит лишь тогда, когда я что-то натворю…поэтому я и говорила, что не знаю, наложу ли я на себя руки — если совершу ещё одно преступление (не могу зарекаться, зная себя), тогда это очень даже возможно. Но из-за тебя этого не случится никогда. Да и вообще ни из-за кого, к кому или с кем у меня что-то будет в будущем — не сомневаюсь, что будет. Поэтому, если это тебя держит — не бойся.

Правда что-то навязчиво говорит мне, что это столкновение будет отнюдь не последним. И речь отнюдь не о чате, вряд ли он здесь замешан, интуиция мне обычно не изменяет, во всяком случае, не могу припомнить таких ситуаций. Кто знает, мир тесен, а у нас ещё много лет жизни впереди…хотя мне бы очень хотелось, чтобы встречи в реале не было, или как у Oomph — «перед концом мы встретимся лишь на мгновенье». Я не узнаю тебя, даже если столкнусь нос к носу — увы, на трёх имеющихся у меня фотографиях я вижу трёх разных людей… Так что будем надеяться. Да и наверняка ты смеёшься сейчас над моим предположением.

Удачи тебе и прощай

С любовью

Аста

К этому письму прилагался скан акварельного рисунка, на котором был искусно изображён амариллис. Аста — художница. Не знаю, профессиональная ли, она не говорила мне, собирается ли изучать живопись в институте, а поступить туда она уже должна, ей должно быть восемнадцать, раз мне двадцать два… Я задумчиво нашёл файл скана, запустил его и посмотрел на нарисованный цветок. Никак не могу понять, чем он отличается от лилии.

Я закрыл ноутбук, несколько секунд помедлил в нерешительности, потом выдвинул нижний ящик письменного стола. Туда я заглядывал очень редко, и один из этих моментов был сейчас. Мне доводилось слышать, что оставлять какие-то мелочи от дорогих людей больше свойственно девушкам, но что уж тут поделать, раз я делаю то же самое… Я аккуратно доставал вещи, подолгу рассматривал их, затем откладывал в сторону.

Свадебное фото моих родителей… Обоим по двадцать два (как мне сейчас), молодые счастливые люди, даже дешёвые костюмы их совсем не портят… Зеркальце девушки, в которую я был впервые влюблён — мне тогда было двенадцать. Увы, невзаимно… Старый телефон лучшего друга детства, сейчас он учился в Норвегии, пересекались мы с ним только в Интернете. Пряди волос родителей, рыжая матери и пепельная отца, я срезал их уже после смерти. Платок Йоханны с мелкой вышивкой «Любовь в нас самих». Блокнот, в котором я пытался вести личный дневник — не получилось, не умею я записывать ни свои мысли, ни произошедшие события. И в самом низу та самая фотография, я с Йоханной… Я не стал её вынимать и рассматривать, быстро забросал остальными вещами и задвинул ящик на место.

Отчего-то мне стало грустно. Я пододвинул стул к окну и сел, подпёршись локтями о подоконник. Ночь была необыкновенно ясной, звёзды и полная луна светили так ярко, что, казалось, в полной мере могли бы заменить уличное освещение. Мне вспомнилась легенда одного из северных народов: небо — это оленья шкура, закрывающая от глаз людей верхний мир, а звёзды — прорехи в ней. До чего же было бы ярко на небесах, если эти люди были бы правы.

Я протянул руку и открыл окно. В комнату ворвался прохладный ветер улицы, тонкие, еле различимые запахи цветов, буйно растущих во дворе соседей. Я почувствовал себя так спокойно, даже нельзя было поверить, что совсем недавно я был на грани истерики… На подоконнике соседского дома сидела девушка, почти девочка, ещё по-подростковому угловатая и неуклюжая. Она подмигнула мне, я не смог не улыбнуться…

Примерно через месяц после того разговора о самоубийстве мы с Астой поссорились. Вернее, я накричал на неё — она задела меня одной мелочью, а она восприняла это слишком близко к сердцу. Через день я получил первое письмо. Скажите, как можно реагировать на такое? Я знал, что она привязалась ко мне, знал, но чтобы настолько… Я попытался представить себя на её месте. Ей не очень повезло с семьёй; из тех скупых сведений, что она давала о себе, можно было понять, что и со всем остальным всё тоже не очень радужно. Скорее всего, она заболела тем, что так нормально для подростков и молодых одиноких женщин — она стала принимать виртуальную жизнь за реальную, внушила себе какие-то чувства ко мне — ещё бы, прекрасный принц пришёл и спас от гибели, знаем мы все эту детскую сказку… Я, правда, понадеялся, что смогу легко переубедить её, но не получилось — «не волнуйся, это не любовь, я ничего себе не нафантазировала». А ведь на то первое письмо я ответил добродушно, предложил оставить всё, как есть. Не раз жалел об этом после.

Как-то так получалось, что в меня никогда не влюблялись (ну, не считая Йоханны), так что я просто не знал, как мне реагировать. Я не хотел, чтобы кто-то жил из-за меня в своих фантазиях и в итоге пропускал жизнь мимо себя… Я-то к Асте привязан не был, я вообще зарёкся привязываться — потом ведь отвязываться будет очень больно. В итоге я просто поставил её в игнор в ICQ и перестал отвечать на сообщения в чате и в социальной сети (где она и читала нашу открытую переписку с Йоханной — когда-то любимая заваливала меня милыми сообщениями). Какое-то время Аста упорно писала мне, умоляла, честное слово, иногда я с трудом сдерживался, чтобы не успокоить её — ведь этим я только усложню положение.

Потом пришло третье письмо. Я вздохнул с облегчением. Ну наконец-то! Теперь девочка сможет жить нормальной жизнью безо всяких малознакомых парней из интернета… Вот только дело этим не окончилось. Изредка я всё-таки проверял её страничку — ну, мало ли что можно учудить в её возрасте — и как-то раз увидел новый альбом «Дорогие мне люди». Посмотрел… Там была фотография меня и Йоханны!!! Я уже и забыл, что посылал её в ответе на первое письмо.

Сказать, что я разозлился, значило не сказать ничего. Я был в гневе. Написал Асте сообщение, где пригрозил, что если она не удалит фотографию, то у неё будут проблемы. Взламывать системы я немного умею, так что угроза основания под собой имела… Через день пришёл ответ. Она с обидой спрашивала меня, доволен ли я теперь, даже грозилась какими-то проблемами — я посмеялся тогда над этим, самоубийцы на крышах в своём большинстве тоже прыгать не собираются, им нужно лишь шантажировать людей, излить на них свои затаённые комплексы…

Вот так всё и закончилось. Я удалил её из друзей, из всех контактов, перестал просматривать страничку. Забыть её мне вообще никакого труда не стоило. Разве что изредка приходила совестливая мысль: «Ну за что ты с ней так», но я её сразу же отметал…

И теперь она спит в соседней комнате, может быть, видит какой-то взбудораженный сон… Остаётся лишь догадываться, как она оказалась в моём городе да ещё и в таком виде. Что мне делать? Я ведь совсем её не знаю, как она отреагирует, если я расскажу ей то, что мне известно? И как заставляют людей с амнезией вспоминать, я даже не знаю…

Мой взгляд упал на её телефон. Nokia… Где-то был у меня зарядник для такой модели, хотя у самого Sony Ericsson. Где бы его ещё найти? Я встал, открыл платяной шкаф, вытащил коробку. Там была всякая мелочь, которая обычно нужна тогда, когда её уже выбросили. Искать пришлось долго, под руки всё время попадали какие-то ненужные провода, флешки и подобная тому дребедень, нужное нашлось нескоро. Найдя всё-таки зарядник, я подключил телефон, сначала он загорелся белым, потом на экране возникла красивая огненная заставка. Уфф, как хорошо, что интерфейс на английском, я родного языка Асты не знаю, замучался бы соображать. Первым делом я посмотрел сообщения. Ни одного… На карте памяти были только книги и игры в очень большом количестве. Я ощутил сильное разочарование. Смысл-то был от него? Я отложил телефон в сторону, посмотрел на часы. Половина второго… Только сейчас я осознал, что безумно хочу спать. Как хорошо, что завтра выходной, и вставать рано не надо. Я переоделся в пижаму, выглянул в окно. Соседской девочки уже не было. Наверно, спит и видит сладкий сон про прекрасного принца на белом коне… Не знаю, снятся ли сны мне. Если и да, то ни одного я ещё не запомнил. А иногда так хотелось.

Я посмотрел на свой телефон (разумеется, сообщений не было — кто додумается писать ночью?), лёг, поправил подушку и сам не заметил, как провалился в глубокий сон без сновидений…

Ещё находясь в утренней сладкой дрёме, я услышал сигнал будильника на телефоне. Чёрт, выключить забыл! Я тихо выругался, потянулся за телефоном, отключил мелодию, потом откинулся на подушку. Блин, теперь не то что уснуть снова — задремать не получится. Минуту я просто лежал с закрытыми глазами, тяжело дыша, как после долгого бега, потом с трудом сел, протёр глаза и огляделся. Часы показывали семь. Вот и поспал я меньше, чем надо было… Конечно, полтора часа — не так уж и много, но какое-то время буду чувствовать себя ослаблено. Я встал, пошёл в ванну, умылся, почистил зубы. Так, а как там Аста? Я заглянул в её комнату. Она всё ещё спала крепким сном уставшего человека… Дааа, глупо, что я не узнал её сразу, хотя и видел всего лишь пару фотографий и на тех внимания не задерживал — зачем нужна внешность человека, если вы общаетесь только в Интернете? Да и она покрасилась, ведь была тёмненькой.

А ведь надо было что-то делать… Я закрыл дверь, пошёл к себе. В весёлую историю, однако, я попал. Со мной так редко случалось, чтобы я знал, как стоит поступить, но осознавал что не могу этого сделать. Меня всегда это страшно бесило, и сейчас я ощущал, что с большим трудом контролирую себя. Надо успокоиться… Я переоделся, позавтракал остатками ужина. Асте, правда, ничего не осталось, да и ладно, вряд ли она скоро проснётся, к тому времени я ещё что-нибудь соображу… Блин, опять Аста. Я так с ума сойду, честное слово. «Успокойся, успокойся», — бормотал я, направляясь обратно к себе. Я старался не смотреть на дверь её комнаты, на несколько секунд даже закрыл глаза, и даже испытал некоторое облегчение, когда оказался у себя.

Поделиться с кем-нибудь, что ли? Но с кем? Крис потребует подробностей, а рассказ об Асте наверняка перейдёт на Йоханну, не могу о ней вспоминать… Другим своим друзьям я не доверяю даже настолько, чтобы рассказать о том, что держу у себя в доме потерявшую память девушку — ещё устроят в мой дом экскурсии, как в музей каких-нибудь диковин… Или всё-таки в полицию? Я даже взял телефон, внимательно посмотрел на его экран, потом положил обратно. А не достаточно ли уж я плохого сделал Асте, чтобы ещё и отдавать её властям? Конечно, это ещё оспоримо, что я в чём-то виноват, но кто знает, девушки в её возрасте обычно очень ранимы…

И чего я, собственно, боюсь? Совесть? А что я сделал? Нужно было поддакивать ей, пока бы она не нафантазировала себе ещё чего-нибудь и не побежала резать вены? Нет, думаю, я всё-таки прав, это был лучший выход. С такими злыми мыслями я сел за ноутбук, зашёл в Интернет и открыл он-лайн энциклопедию. Секунду поколебавшись, ввёл в строке поиска «Амнезия».

Так…Амнези?я — заболевание, с симптомами отсутствия воспоминаний или неполными воспоминаниями о произошедших событиях… Я пролистал страничку. Много очень, читать лень, да и вряд ли я что-то пойму в этих терминах — «диссоциативная фуга, репрезентаты и дериваты конфликтного влечения…» Я прокрутил вниз в надежде увидеть раздел «Методы лечения», но его не было, на страничке оказались лишь описания разновидностей болезни. Действительно, и на что я рассчитывал? Что мне тут сразу же предложат лечение электрошоком в домашних условиях и можно будет сделать всё как на картинке в детском справочнике по физике, где собаку бьёт током от оголённого провода — «А я просто сам по себе проводник»? Да уж… Глаза вырвали из длинного текста одну строчку: «Травматическая амнезия — амнезия в результате травмы головы (удара, падения на голову). Часто временная…». Я вспомнил про кровь на её волосах. Может быть, она именно ударилась? Тогда выходит, она может неожиданно вспомнить обо всём. Легче мне от этой мысли, однако, не стало, от ответственности меня это не освобождает — ведь может и не вспомнить. Не держать же мне её здесь годами, ни о чём не рассказывая.

Интересно, а вспомнит ли она всё, если рассказать ей только часть? Помнится, кто-то из вождей говорил: «Если хотите, чтобы вам поверили, то в вашей лжи должна обязательно быть часть правды». А я и врать не собрался, просто не рассказывать кое-чего… Я знаю кое-какие факты её биографии, может, ей это поможет чувствовать себя немного уверенней. Я не сомневался в том, что она, наверно, без конца мучает себя сейчас отчаянными попытками выжать из памяти хоть что-то…и как у всех, ничего у неё не получается. Мне доводилось слышать, что такие люди способны вспомнить что-то о себе лишь тогда, когда они не напрягаются, то есть не думают о том, что вспомнить надо… Но, честное слово, я ведь так мало знаю!

Вообще, по-настоящему осознаёшь, что почти ничего не знаешь, именно когда сталкиваешься с чем-то новым. У меня репутация самого умного в моей группе (хотя, как я уже говорил, учусь я средне), и вот сейчас я опустил руки — так плохо представляю, как надо вести себя… Я закрыл страничку. Чувствую, у меня начинает голова кипеть от такой чужой темы. В ICQ не было никого — понятно, все ещё спят, это я по своей глупости соскочил так рано. Я немного послушал он-лайн радио, мою любимую станцию, потом написал письмо дяде, где сообщал, что деньги мне пока что не нужны (интересный случай, правда? в анекдотах студенты обычно делают ровно наоборот. Но что с того поделать, если я просто не знаю, на что мне их тратить, а дядя шлёт ещё и ещё!), послал его по электронной почте, оплатил счета (говорите, что хотите, но по Интернету это делать намного удобнее). Делать больше вроде как было и нечего. До чего же иногда бывает скучно субботним утром… Я вышел в гостиную, сел там с книгой. Если бы не Аста, рванул бы сейчас в город. Я там обычно ничего особенного не делаю, ну, гуляю там, иногда могу зайти куда-нибудь без конкретной цели… Мне, в общем-то, это нравится.

Тихо, почти неслышно, зашуршал ворс ковра. Я оглянулся. Аста стояла в паре метров от меня, скрестив руки на груди и внимательно смотря на меня. Йоханна тоже так делала…

— Утро доброе. Хорошо спала? — я пытался понять, не вспомнила ли она чего-нибудь, но её мутные болотные глаза ничего не выражали…

— Нормально, — задумчиво сказала она. — Где моя сумка?

— Э…у меня в комнате, — ошарашено сказал я.

Аста быстрым шагом вышла. Я вспомнил, что её вещи так и остались лежать на краю стола. Да что я за идиот, теперь она мне ещё истерику устроит! Но догонять было уже поздно, я слышал шорох в моей комнате. Я постарался сделать как можно более серьёзное выражение лица и почти закрылся книгой.

Аста появилась примерно через минуту. Она держала в руках свой блокнот и карандаш. Сев рядом со мной, она открыла его, провела по ослепительно белому листку несколько линий, затем неожиданно для меня спросила:

— Хочешь, я тебя нарисую?

— Э…мне все говорили, что это почти невозможно.

— Это почему? — она с любопытствующим выражением лица подсела ещё ближе ко мне, я отстранился — наверно, со стороны это выглядело очень комично.

— Один мой знакомый художник говорил, что у меня очень непропорциональное лицо.

— Ну и что? Между прочим, классическая красота — это очень скучно. Небольшая ассиметрия есть у каждого человека. Она вообще свойственна всему миру. Ты бы мог представить себе лес из одних геометрических фигур? — промурлыкала она, принявшись что-то быстро набрасывать на листке.

— Не знаю, не задумывался, — пробурчал я.

— Я немного училась этому, так что кое-что знаю, — она улыбнулась, не отрывая взгляда от рисунка. — У меня был такой интересный учитель, его многие считали сумасшедшим…

«Расслабилась и теперь вспоминает», — понял я. Я затаил дыхание. Она непринуждённо болтала о своём эксцентричном преподавателе живописи, как во время поездки на этюды началась гроза и молния попала в стоящее так близко дерево, но внимательно я в слова не вслушивался. Я даже немного испугался: чем мне оправдываться, если она неожиданно вспомнит всё?

— Я даже думала поступать на живописца, но, увы, мама с отчимом были против, так что я уехала…

— А зачем ты уехала?

— Зачем… — она задумалась. На её лице возникла гримаса боли, она бросила блокнот на пол. — Не помню! Я ничего не помню! Я ничего никогда не смогу вспомнить, может, я вообще преступница и меня ищут, потом посадят непонятно за что… Убейте меня!

Она бросилась вон из комнаты. Я увидел на блокноте очень точный свой портрет, правда, профессиональный живописец наверняка сказал бы, что это лишь грубый набросок, но он меня поразил. Хотя времени любоваться не было, надо было успокоить Асту.

Я нашёл её на кухне. Она горько рыдала, забившись в угол и шепча между всхлипываниями что-то на своём языке. Я снова ничего не мог понять, впрочем, скорее всего, это то же самое, что она сказала мне в гостиной.

— Аста, — я тихо позвал её. Она не реагировала, хотя всхлипывания стали тише. — Аста, не плачь. Я…я понимаю, что это трудно, но ты обязательно всё вспомнишь, обещаю…

Я крепко обнял её, слегка приподняв от пола, Аста слабо попыталась оттолкнуть меня — на секунду в её заметно позеленевших глазах мелькнуло недоумение, как будто бы она узнала меня — но затем уткнулась мне лицом в грудь и так крепко вцепилась ногтями мне в бока, что я почувствовал боль. Всхлипываний стало почти не слышно, но теперь они толчками отзывались по телу, и это было совсем неприятно. Но я продолжал укачивать её, как ребёнка, шептать что-то совсем бессвязное, но успокаивающее. На какое-то мгновение мне даже показалось, что она и есть мой ребёнок, которого просто кто-то очень обидел, и сейчас, успокоив его, я пойду разбираться с обидчиками…

Странно. Мыслей о собственных детях у меня никогда не было, даже в отношении Йоханны. Но многие говорили, что из меня бы вышел хороший отец, да и моим родителям было столько же, сколько и мне сейчас, когда они поженились — а я родился ровно через год после свадьбы. То есть не будет удивительным, если я начну думать о детях. Но чтобы так, и воспринимать за ребёнка взрослую девушку ненамного старше себя — это перебор…

— Я…извини, — Аста почти вырвалась из кольца моих рук и в несколько прыжков быстро покрыла расстояние до противоположной стены. Затем она развернулась и посмотрела на меня. Кажется, я никогда в жизни не видел таких затравленных глаз. — Я просто немного не в себе. Мне что-то снилось, и я не помню, что именно.

Она отвела взгляд.

— Наверно, я всё-таки преступница, — сказала она уже почти спокойным голосом. Разве что он по инерции немного дрожал. — Не может такого случиться с нормальными людьми.

— Я так не думаю, — сказал я.

— Почему?

— Мне так не кажется. Ну не выглядишь ты так.

— Это не доказательство, — вздохнула она. — И знаешь, многие люди просто притворяются, оттого и кажутся не такими, какие они на самом деле.

— В твоём состоянии не до притворства.

— Только если это уже не вошло в привычку. Бывает ведь и так. По сути, все мы немного лжецы, все хотя бы изредка, но притворяемся.

— Ты слишком плохо думаешь о себе, — мне этот философский разговор начинал надоедать. — Все образумится.

— Просто ты меня не знаешь, — ответила она. — И знать не можешь. Но думаешь, что всё очень просто.

Аста снова смотрела на меня предельно серьёзно, глаза снова приняли тот чистый зелёный оттенок, который был у неё на остановке. Я понял, что те слова о цвете — не шутка, глаза Асты действительно были зеркалом её души. И хотя сейчас внешне она была спокойна, наверно, внутри неё шла настоящая война… Думаю, подсознательно она боялась меня — не удивительно после случившегося два года назад — но не могла отдать себе отчёт в том, почему так, и это её очень мучило.

При этом она повторяла собственные слова… В голове всплыл ещё один наш диалог.

— Ну, вообще мой институт двухэтажный, но есть ещё две башни, в них по четыре, — писал я.

— Плохо представляется, — удивлялась Аста. — У нас такого не бывает.

— Я бы показал тебе сайт моей школы, но боюсь последствий…

— Думаешь, я побегу ломать сервер?

— Просто с недавней поры я понял, что знаю тебя плохо, — это сообщение я набирал очень медленно, мозг никак не желал подобрать нужные слова.

— А раньше считал, что знал хорошо?

— Вполне.

— А ты наивней, чем я думала… Знать человека по-настоящему хорошо неспособен даже он сам. И полгода общения по интернету ещё не дают права считать себя знатоком чьей-то души.

Я тогда молча вышел из ICQ. Я и так был не в себе — были проблемы с учёбой, приходилось допоздна сидеть за книгами, а тут ещё пытаться отговорить Асту от её глупостей… Не настолько много у меня времени, чтобы тратить его на такие нелепые вещи! В тот день я и решил больше с ней ни за что не разговаривать…

Я не был с ней согласен, не соглашался и сейчас. Любой компьютер с его сложнейшим строением куда труднее человеческой души. Поведение вообще часто очень предсказуемо, все мы реагируем на вещи примерно одинаково, так что, по-моему, если у тебя голова на плечах есть, то ты можешь составлять трезвое мнение о человеке, даже если почти с ним не разговаривал. Просто мне казалось сначала, что Аста какая-то особенная, но выяснилось — нет, такая же как большинство девочек её возраста. А она неверно меня поняла, вот и устроила диспут. А сейчас она просто взбудоражена, поэтому и говорит необдуманно.

— Аста, извини, конечно, но тебе нужно успокоиться, — сказал я. — Есть хочешь?

— Нет, спасибо, — хмуро ответила она.

Я видел, что она хочет что-то спросить, но сдерживается.

— Ты что-то хотела сказать?

— Да нет, — она нервно сжала руки в кулаки. — Всё нормально, в общем-то. Надеюсь, ты из-за меня ничего не пропускаешь?

— Нет, сегодня же суббота, — ответил я.

— А я даже и не знала, какой сегодня день недели… Может, тебе тогда интересно услышать, что я делала до того, как столкнулась с тобой?

Я кивнул.

— Ну, рассказывать мне особо нечего. Очнулась лёжа под скамейкой в каком-то парке. Вспомнить ничего не могу вообще, на голове огромная шишка и кровь, из паспорта вот узнала, кто я такая и откуда… — на секунду она замолкла, сглотнула, затем продолжила. — Потом вышла из этого парка на улицу. Город кажется знакомым, такое ощущение, как будто бы я в нём достаточно долго была. Но на том языке, на котором я думаю, никто не говорит, а на том, что все, я не очень… В общем, узнала кое-как, где здесь полицейский участок. Но принимать меня там отказались — мол, девушка, вам надо к врачу. Даже выслушать нормально не захотели. Я почти весь день убила на поиски больницы, когда всё-таки нашла, оказалось, что уже не принимают, и ещё два дня у врача — выходные. Спала на скамейке в том же парке. Где-то после полночи меня разбудила компания подростков. Думаю, они просто хотели изнасиловать, но у меня был нож, я несильно ранила их главаря, когда сопротивлялась — в общем, они убежали. На джинсах было несколько пятен, но на чёрной ткани их, конечно же, не видно. Нож я обронила где-то в кустах, так и не нашла, а жалко, хороший был… Весь следующий день слонялась по городу, но к кому не пыталась обратиться, все предпочитали от меня уходить. Не удивительною в общем-то, замарашка же, но обидно… И вот села отдохнуть на попавшейся остановке, что было дальше, ты уже знаешь.

На несколько секунд в комнате воцарилось тягостное молчание. Я не мог найти слов. Сколько, получается, она пережила… Маловероятно, что она бы стала врать в таком состоянии.

— Я…мне жаль, — наконец выдавил я из себя. Язык словно нарочно не желал двигаться во рту.

— Верю, — она кивнула. — Прости, если напугала.

«Это мне бы стоило извиняться», — подумал я, но не сказал этого вслух.

— Итак, и что же мы будем делать? — спросила она. — Идём в полицию, или как?

Я задумался. Да, нужно было, здравый смысл упорно говорил мне это, но одновременно меня мучило странное ощущение, что с этим стоит немного повременить. Я не привык к таким противоречиям в самом себе и чувствовал, что начинаю злиться.

— Знаешь, давай немного повременим. Обратиться к властям мы всегда успеем. Может, ты ещё сама всё вспомнишь… — я замялся, наверно, зря я это сказал, теперь будет напрягаться и в итоге ничего не вспомнит. — Мне кажется, ты просто приехала сюда погостить.

Аста опустила глаза.

— Я правда так думаю, — я постарался сделать свой голос как можно мягче. — И вообще…давай съездим в город, погуляем немного, вечером уже всё обдумаем, как следует. Я позвоню в отели, если ты остановилась в каком-то из них, нам это скажут.

— Спасибо, — тихо сказала она. — У тебя в городе какие-то дела?

— Да нет, просто я всегда провожу уикэнд там, — сказал я, мысленно прикинув, что друзьям её лучше не показывать, вот они удивятся, что я не пришёл к ним сегодня… Дел у меня действительно не было. Что я, собственно, собираюсь сделать — развлекать её? Сводить в кино, чтобы нас все принимали за парочку неформалов? Нет, мне всё равно, но это забавно…

— Тогда ладно, — она посмотрела мне в глаза. Они потеряли чистый изумрудный оттенок, снова став болотными. Я поймал себя на мысли, что хотел бы увидеть тот цвет, который она описывала как золотистый. Как такое может быть возможно? Если, конечно, Аста не преувеличила. Мне, в общем-то, доводилось встречать разные глаза, даже такие, которые можно было описать только как «тёмно-белые». Не можете себе такого представить? И я когда-то не мог!

— Тогда давай собираться, — я улыбнулся. — Я твою одежду постирал, но, если не хочешь в этом, можно поискать что-нибудь из того, что есть…

— Да не, мне это не важно, — она махнула рукой. — Только дай нитку с иголкой, пожалуйста. Джинсы всё-таки надо бы зашить.

— Ага, хорошо, сейчас, — я вышел и направился к комнате родителей. Кстати, все женские вещи в доме — либо мамины, либо Йоханны… Она была очень забывчива, оставила вот кое-какие у меня, так и не забрала, звонить ей мне не хотелось, а выбросить не было сил, вот и положил в дальний угол шкафа, надеясь, что никогда не натолкнусь на них… А сейчас не мог спокойно смотреть на них, всё вспоминал, как Йоханна в них выглядела… Вот чисто теоретически, может ли любовь сохраняться так долго в, скажем так, законсервированном виде, и просыпаться именно тогда, когда что-то напоминает тебе про неё… Понимаю сейчас, что совсем не уверен в том, смог ли я полностью избавиться от чувств к ней.

Впрочем, я же сюда не за одеждой пришёл, а всего лишь за нитками… Они у меня стояли в шкафу в пластиковой коробке из-под конфет, иголки набросаны вместе с катушками в страшном беспорядке, выбрать нужное, не исколов себе пальцы, достаточно трудно. Я, собственно, ей и не пользуюсь, не доводится ничего зашивать… С трудом найдя чёрную катушку и иголку (её ушко зловеще поблёскивало золотом на свету), я вернулся обратно. Аста сидела в гостиной и внимательно разглядывала дырку на джинсах.

— Принёс? — спросила она. Я кивнул. — Спасибо.

Она взяла у меня вещи, отмерила нитку, перекусила её, с размаха вдела в иголку (я удивился такой меткости) и принялась зашивать. Делала она это быстро, но не очень аккуратно, крупными неровными стежками. Я не поправлял — кто знает, может, я бы ещё хуже сделал, не пробовал же. Но, похоже, даже моё беспристрастное наблюдение было для неё слишком навязчивым.

— Да не смотри ты на меня, как на врага народа, — сказала она сквозь зубы. — Как зашиваю, так зашиваю. Всё равно джинсы чёрные, ничего не видно. Присматриваться никто не будет.

— Да мне всё равно, — озадаченно ответил я. — Чего ты так злишься?

— Мама в своё время достала, — ответила она, завязывая нитку узлом, подозрительно напомнивший мне тот, который предлагался в качестве одного из способов затягивания петли на шее… — Садилась рядом и смотрела, била по рукам, если я делала что-то не так. Она швея, так что для неё ошибок в этом было очень много…

Она отбросила джинсы в одну сторону, иголку — в другую. Сверкнув на мгновение ушком, она скрылась где-то в глубинах ковра.

— АСТА!!! — заорал я.

— Что? — она вздрогнула.

— Что-что, иголку зачем бросила, будет очень весело, если она окажется у кого-нибудь из нас в ноге! — я встал на колени там, где, кажется, иголка приземлилась, и принялся осторожно ощупывать ковёр. Аста обиженно на меня смотрела и выворачивала джинсы. Нет, правда, будет здорово, если я сейчас её не найду, кажется, операция по извлечению бывает иногда очень трудной… Наконец, ладонь слегка кольнуло, и игла оказалась в моих руках.

— Уффф, ну и хорошо, — я встал. — Извини, но просто сама пойми, это не так безопасно, как может показаться.

— Я понимаю, — сказала она, но обида с её лица так и не сошла.

Я покачал головой.

— Аста, не сердись. Ты этим ничему не поможешь. А когда ты вот так начинаешь что-то вспоминать, это даже хорошо. Разве тебе бы не хотелось, чтобы память вернулась?

— Я не знаю, — тихо сказала она.

— Почему?

— А вдруг моё прошлое ужасно, и мне лучше его не вспоминать?

— Аста, не неси чепуху. Всё будет хорошо, — я вышел, не в силах больше её так утешать. Как глупо, честное слово… Как я буду рад, если в каком-нибудь из отелей мне скажут, что она остановилась у них. Я немного злился в этот мне.

Только вот где справочник? Где-то лежал, но я им никогда не пользуюсь… Вот чёрт! Наверняка где-нибудь в самом далёком месте, если искать, то на это уйдёт полдня. Лучше уж в Интернете поищу. Я пошёл к себе, сел за стол, включил ноутбук, быстро нашёл сайт со справочником города и пригородов. Правда, и стоило так нервничать, ведь у меня есть доступ в самый лучший справочник на свете, если, конечно, уметь искать. Если задуматься, не все это могут делать. Аста постоянно просила меня поискать какие-то мелочи вроде книг. Правда, у неё был медленный Интернет, возможно, причина была ещё и в этом.

Блин, снова Аста. Видимо, я уже настроился вспоминать про неё. Так… В городе у нас двенадцать отелей. Знаю, немного, но зачем нам, собственно больше, туристов ведь приезжает немного — кому мы нужны? Все едут в столицу, там вот есть где развлечься! А нам и спокойней. Ведь среди путешественников порой такие кадры попадаются — испытываешь сильное желание забыть про вежливость и дать ему в глаз.

Я взял телефон, набрал первый из номеров. Трубку подняли почти сразу же. Люблю, когда так пунктуально работают — не нужно нервничать и ждать.

— Отель «Штиль» слушает.

— Здравствуйте, скажите, пожалуйста, могу ли я получить информацию о том, остановился ли у вас один человек, — сказал я, улыбнувшись: какие только названия иногда не дают. Мол, у нас затишье?

— Сожалею, но мы не даём информации о постояльцах, — отчеканила девушка на другом конце провода.

— Простите, но проблема в том, что этот постоялец — моя…эээ…сестра, — чёрт, можно было предполагать, что просто мне так ничего не расскажут, надо было заранее что-нибудь придумать. — Она не сказала мне названия отеля, а телефон не отвечает, я очень волнуюсь.

Я постарался сделать голос максимально отчаянным. Женщины, они ведь жалостливы… Главное, чтобы моё промедление с ответом осталось незамеченным.

— А, это уже другое дело, — голос девушки потеплел. — Как зовут вашу сестру?

— Аста Нордаль, — ответил я.

— Хорошо, подождите секундочку, — до меня донёсся еле слышный стук клавиатуры. — Сожалею, но такая девушка у нас не останавливалась.

— Спасибо и простите за беспокойство.

— Удачи вам, — голос девушки слегка дрогнул. Я мысленно отругал себя. Теперь она будет волноваться за то, чего нет. Впрочем, ладно, забудет скоро. Нет в этом отеле, так это не беда, значит, будет в каком-то другом…

Вот только не было её нигде. На шестом я уже начал волноваться, на девятом волнение переросло в тревогу, а когда двенадцатый администратор сказал мне, что и здесь о таком постояльце даже не слышали, я сжал трубку так крепко, что, думаю, ещё немного — и она бы треснула в моих руках.

— Ты нервничаешь? — раздался за моей спиной тихий голос Асты. Я дёрнулся и почти бросил трубку на стол. Стол отозвался жалобным звяканьем лежащих на нём металлических предметов.

— Немного, — ответил я. — Я позвонил во все, какие были. Сказали, что нигде ты не останавливалась.

Она молчала.

— Но ты не волнуйся, — поторопился сказать я. — Может, ты остановилась у кого-то дома…

— И как же мы узнаем, по-твоему, в каком? Ведь в городе тысячи домов!

— Честно, я сам не знаю как. Но узнаем. Я обещаю.

Я встал, подошёл к ней, положил ей руки на плечи. Она была низкой, почти на голову ниже меня, поэтому ей приходилось смотреть на меня снизу вверх. Сейчас мы, наверно, действительно очень походили на брата и сестру.

— Ты ведь не будешь делать глупостей и вредничать? — я внимательно посмотрел на неё. Аста не отводила взгляда, в этот момент она была ну точь-в-точь как провинившийся ребёнок. Воспитательный момент, блин…

— Да не буду, не волнуйся, — она повела плечами, мои руки соскользнули с неё. — Я и так знаю, что нервничать мне сейчас не стоит.

— Ну вот и отлично. Давай уже собирайся.

Зачем-то по-дружески взъерошил ей волосы. Она фыркнула, но вышла, ничего не сказав.

Я посмотрел на термометр за окном. Десять градусов тепла. Уже достаточно холодно для конца сентября, в футболке не походишь, жалко, конечно… Я вытащил из шкафа первую попавшуюся ветровку, натянул её. Кепку не надел, как-то заметил, что обычно ношу её, если пытаюсь скрыться от людей. Бывают же такие моменты, когда хочешь отгородиться от всех и просто побыть один. Но сейчас мне это было не нужно.

Интересно, а сколько Аста будет собираться? Обычно им требуется немало времени на это — а что я неправ, разве макияж накладывается за минуту? Хотя какой макияж, о чём это я, вся её косметика здесь, она её не забрала, значит, краситься не собирается. Ну и славно, ждать не придётся.

А вот и она. Переоделась, причесалась немного, волосы уже не выглядят, как копна соломы, в глазах заметны золотистые огоньки. Но это ещё не чистый цвет.

— Мне пришлось взять твою расчёску, ничего? Я её почистила, так что моих волос там нет…

— Да ничего, на раз можно, — я развёл руками. — Не думаю, что мы сможем чем-то друг друга заразить.

Она засмеялась на секунду — как будто бы серебряный колокольчик упал в траву. Потом умолкла и снова стала серьёзной.

— И всё-таки, что ты собираешься делать в городе? — спросила Аста.

— Да я сам не знаю! Посмотрим. У нас много чего интересного, поверь.

Она улыбнулась. Я положил в карман телефон и свёрнутые трубочкой деньги — всё никак не соберусь купить кошелёк, продавцы часто смотрят на меня, как на ненормального, когда я принимаюсь разглаживать купюры перед прилавком.

— На автобусе поедем? — спросила Аста.

— Да, а на чём же ещё? Своего авто у меня нет.

— Это я уже поняла, — ответила она. — Иначе бы мы и не столкнулись. Ладно, на автобусе, так на автобусе.

Я пропустил её вперёд. Не то, чтобы из вежливости, просто дверь же надо было закрывать мне… Как-то так получилось, что всю свою жизнь я общаюсь преимущественно с мужчинами — на моём курсе нет девушек, вот и не привык соблюдать какие-то особые правила вежливости. Тем более, если разобраться, древние римляне делали это ради собственной же безопасности — «если за дверью скрывается враг, то он убьёт женщину, а воин останется жив». Нет, не оправдываюсь, может, я бы и стал соблюдать этикет…я не знаю.

Немного повозившись с ключом, я запер дверь. Аста задумчиво разглядывала двор. Отчего-то мне захотелось, чтобы она ещё раз назвала красивым. Нечасто мне доводилось выслушивать похвалы…

— Аста, пойдём.

Она не реагировала.

— Аста, ты чего, уснула? — я взял её за руку. Было ощущение, будто бы я держу ребёнка — у Асты были пухлые мягкие ладошки. Я снова не воспринимаю её как взрослую…

Она вздрогнула, вырвала руку, прядка волос слабо ударила меня по лицу.

— Нет-нет, всё в порядке, пойдём.

Я покачал головой, запирая калитку. До чего же бывают рассеянны некоторые девушки, не понятно, о чём там думают. Хотя нет, чаще всего это и так бывает ясно — о «невероятно дешёвых сапожках» с последней распродажи бракованных китайских товаров, о «вон том симпатичном мальчике» или о том, женится ли всё-таки Джастин Тимберлейк на Кэмерон Диас… Впрочем, нет, с Астой всё серьёзней, думаю, её рассеянность — это всего лишь попытки вспомнить.

На остановку мы шли молча. Надо бы было по идее поговорить с ней, но я не мог найти темы, а она молчала. Если честно она была всё же очень похожа на ребёнка — эта странная одежда, шаркающая неуклюжая походка, любопытный бегающий взгляд… Я чувствовал себя напряжённо. Может быть, всё же поступить как все нормальные люди?

Погода была сегодня просто замечательной — облачно, из-за чего солнце не слепило глаз, но и не настолько, чтобы небо выглядело хмурым, листья деревьев ещё не начали желтеть (хотя должны были уже по времени года), пышно росли поздние цветы, лёгкий ветерок приносил с собой приятную прохладу, а с возвышенности, на которой располагалась моя улица, была видна зелёная масса леса вдалеке, пересечённая тонкой блестящей ниткой речки, берущей своё начало в горах. Гор отсюда, впрочем, не было видно, для этого нужно было ещё долго ехать на восток. Всё же природа замечательна. Не понимаю тех, кто предпочитает всю жизнь проводить в четырёх стенах, на природу выезжать от силы два раза в год, и то лишь для того, чтобы набросать мусора и уехать. Неужели вы станете плевать на картины и прекрасные скульптуры?

Подошёл автобус, мы сели. Он снова был полупустым. Слышал, что в Японии и Англии они всегда переполнены. И как так можно, ведь живём же в двадцать первом веке! Хотя, с другой стороны, я прекрасно понимаю, в какую кругленькую сумму обходится обслуживание вот этих самых полупустых автобусов… Я узнал среди сидящих одну пожилую женщину, которая была здесь и вчера, она внимательно смотрела на нас. В голову на секунду даже пришла шальная мысль: может обнять Асту, подразнить эту чопорную старушонку… Но сразу же отмёл. Аста вообще не обращала ни на кого внимания, она смотрела в окно с детским любопытством и что-то напевала под нос. В этот момент она выглядела совершенно беззаботной.

Иногда задумываюсь, а вот сколько человек в интернете хотя бы немного, но привирают? В конце концов, ощущение того, что тебя вряд ли кто узнает — это большой соблазн. Я знал немало девушек, очень замкнутых и стеснительных в жизни, но ведущих себя в чатах очень раскованно под ником вроде Валькирия или SexyCat. И если много, то входит ли Аста в их число? Я никак не мог избавить от ощущения, что общаюсь с ребёнком во взрослом обличье. А ведь в Интернете я всегда воспринимал её как равную себе… Может быть, это я просто заблуждаюсь? Во всяком случае, я сам никогда не привирал даже ненарочно, как-то не вижу смысла этого делать.

Автобус остановился у центрального городского парка. Похоже, там как раз проводилось какое-то мероприятие — было необычно много даже для выходного дня людей, и среди деревьев пестрели многочисленные вывески. «Наверно, что-то интересное», — решил я и толкнул Асту. Она вздрогнула и оглянулась на меня с недоумением.

— Давай здесь выйдем, — сказал я. — Узнаем, что тут проводят.

— Ага, — она кивнула и ухитрилась наступить мне на ногу, выходя из автобуса. Впрочем, так как она была обута в кроссовки, это было не болезненно. Вот если бы шпилькой, я бы, наверно, заорал. Мне как-то ещё в школьное время во время медленного танца на дискотеке на ногу наступила одноклассница, а на ней были каблуки сантиметров где-то восемь — кажется, тогда я перекричал музыку, настолько это было больно. Я всё же плохо переношу боль.

Я спрыгнул с верхней ступеньки вслед за Астой. Она, прищурившись, смотрела на парк.

— Выставка у них там, что ли? — задумчиво спросила она.

— Сейчас посмотрим, — сказал я. — Пойдём.

Она кивнула. Мы перешли через дорогу (движение в центре города всё же большое…), подошли ко входу в парк. Под табличкой было наклеено объявление: «Сегодня с 11.00 до 23.00 — выставка вывесок. Вход 50 для взрослых, 30 для детей до 16».

— Впервые в жизни слышу, чтобы ещё и такое бывало, — Аста еле заметно улыбнулась.

— А я читал, что собираются проводить, — сказал я. — Друг был как-то, говорил, очень забавно. Хочешь, зайдём?

— Ну, если ты сам хочешь, то давай, — она повела плечами. Вернее, одним плечом. Интересно, как она умудрялась так делать.

— Хорошо, тогда… — я извлёк из кармана сложенные купюры, отсчитал две по пятьдесят, разгладил их, остальные спрятал обратно. Денег было предостаточно. И чего это дядя за меня так волнуется, не понимаю. Я же не девушка, чтобы тратить всё сразу на непонятно что.

Кассир, седеющий мужчина лет сорока, ненадолго задержал взгляд на Асте, словно прикидывал, надо ли спрашивать об её возрасте, но затем молча выдал нам билеты — маленькие картонные прямоугольники синего цвета с красивой окаймовкой и небольшим текстом про выставку. Аста некоторое время вертела его в руках, затем спросила у меня.

— Их надо сохранять?

— Не знаю, но на всякий случай надо бы, а то мало ли что.

— Не мог бы ты тогда взять мой? — смущённо сказала она. — Я постоянно теряю, если положу что-то в карман.

— Хорошо, — я забрал билет, снова на секунду почувствовав влажное тепло её руки. — У меня уж точно не пропадёт (Улыбка) Ну, давай посмотрим, что это из себя представляет.

Я на всякий случай достал телефон. Люблю фотографировать, причём не себя, а окружающий мир. Если съёмка не запрещена, всегда делаю это. А что, очень ведь интересно потом перелистать фотографии и словно снова побывать там. И, кстати, не говорите, что в телефонах плохие камеры — нужно просто уметь с ними обращаться. Во всяком случае, у меня всегда хорошо получается.

Я иногда бываю в парке по выходным, но обычно там видно только матерей с детьми, да и тех немного, а вот сегодня… Трудно было найти кусочек, где бы были видны только деревья — почти везде мелькали головы. Девушки с длинным, тщательно завитыми (или, наоборот, развитыми) волосами, коротко подстриженные парни в тёмной одежду, малоотличимые друг от друга дети, временами попадались пожилые супружеские четы, оба седые как, жемчуг, но держащиеся с чувством собственного достоинства — ведь у них есть драгоценный жизненный опыт, которым почти никто не обладает… Ну и, конечно же, вывески. Большинство из них были весьма потрёпанными, так что можно было сделать вывод, что это уже списанные. Надписи в основном на английском, хотя попадались также на французском, немецком и испанском. В общем-то удобно, ведь здесь много туристов, и далеко не все из них владеют местным языком. Да и у нас ни у кого нет проблем с английским, хоть и не родной.

Аста подошла к одной из вывесок и рассмеялась. Я подошёл к ней.

— Что смешного? — спросил я. «Forest closes at 11.00 p.m.» Вроде бы ничего особенного.

— Лес закрывается в одиннадцать пополудни? — всё ещё смеясь, сказала она. — А сказать до скольки? Получается, если не сказано, когда открытие, тогда закрытия как такового нет, и ходить можно когда угодно.

— Лес нельзя закрыть, — сказал я.

— Это почему ещё?

— Вот калитку или дом можно, а лес никак…

— Ну почему! Вот чисто теоретически, можно построить забор вокруг леса…

Я хмыкнул.

— Не смейся, не смейся, построили же китайцы стену вокруг своей страны, а лес может быть и небольшим… Значит, построить забор, сделать пару калиточек, и запирать как раз их.

И звучит глупо, и поспорить трудно.

— Вижу, что не веришь, — вздохнула она. — Ну и даже если я неправа, то зачем сделали такую странную вывеску? Ладно, пойдём дальше.

Минут десять она молчала. Я фотографировал, тоже не говоря ни слова. Вообще-то большинство вывесок были забавными, я сам иногда улыбался, хотя насмешить меня не так-то просто. И чего только не придумают! Ведь надо же было как-то найти всё это, собрать, организовать… Всегда поражался таким людям.

Аста, кажется, обиделась. Или снова задумалась о прошлом? Кто знает… Я решил, что сейчас её лучше не трогать. Лучше после выставки поговорю, успокою. В общем-то, я прекрасно понимаю, как ей сейчас нужна поддержка. Но вот нужных слов не нахожу. Мне и говорить-то ей, вроде бы, нечего…

— Адам, ну ты посмотри на это! — услышал я смеющийся голос Асты. Я огляделся.

— Аста, ты куда убежала? — громко спросил я.

— Я здесь! — я заметил её кудрявую голову метрах в пятидесяти от меня — неудивительно, что я не сразу её заметил. Вот егоза!

— Ну ты чего уходишь далеко! — я бегом направился к ней. — Ведь если потеряешься, как я тебя найду?

Аста с виноватым видом принялась созерцать собственные кроссовки и ковырять носком землю. Такую привычку я видел только у детей.

— Ну вот, опять я виновата, — еле слышно пробурчала она.

— Аста, ну ты чего, — я подошёл к ней близко, попытался погладить по волосам, но она отшатнулась от меня, пробормотав что-то совершенно непонятное. — Что случилось? Ты обиделась?

Она отвернулась. Её плечи еле заметно дрожали, как будто бы она плакала.

— Аста, ну успокойся, — я осторожно дотронулся до её плеча, она дёрнулась. — Ты что, плакать вздумала? Ну, извини, ну не хотел я тебя обижать.

— Всё в порядке, — тихо сказала она. — Во всяком случае, со мной.

— Ну тогда чего ты дуешься? — я обошёл её. Аста посмотрела на меня безразличным, ничего не значащим взглядом. Прядь закрыла ей глаз, но, казалось, она этого не замечала. Я осторожно убрал её волосы, стараясь не касаться лица.

— Да так, ничего, — она отвела взгляд.

— А над чем ты так смеялась? — я попытался перевести разговор на другую тему.

— Да вон, — она показала пальцем на небольшой дорожный знак. Бегущий человек сталкивался головой с грузовым автомобилем. Да уж, жестоко. Я хмыкнул.

— Я слышал, что это в маршрутках так пишут — «место для удара головой».

— Это делают внутри маршрутки, выше дверцы, — ответила Аста, всё ещё разглядывая что-то на траве. — Садисты, в общем. Уж если «Берегись автомобиля», то почему именно так? Ещё бы нарисовали перерезанного проехавшей машиной!

— Да ладно тебе, Аст, всё в порядке, — сказал я. — Извини. Я правда не хотел. Просто, правда, не убегай слишком далеко, я же волнуюсь.

Снова разговаривал, как с ребёнком. Может, ей не нравился именно этот покровительский снисходительный тон? Кто знает. Вот только мне, увы, теперь из-за этого немного не по себе.

— Не сокращай моё имя, — сквозь зубы сказала она.

— Это почему ещё? — удивился я.

— Долго объяснять, — она помотала головой. — Извини. Я что-то нервничаю немного. Пойдём дальше?

И посмотрела на меня, немного скованно улыбнувшись. Я кивнул.

— Хорошо. Ты есть не хочешь?

— Уже да, если честно, — на её щеках появился еле заметный румянец. — Но я не настаиваю…

— Да ладно, я сам проголодался, — я постарался ободряюще улыбнуться, вышло не очень. — Метров через сто как раз будет выход.

— Разве ты не хотел посмотреть всё?

— Да ладно с этими вывесками, я и так кучу нащёлкал, — я махнул рукой. — Идём. Ну улыбнись, чего хмуришься!

Она еле заметно улыбнулась, несильно пнула какой-то мелкий камешек, облизала губы. Я убрал телефон в карман. Куда же ещё сходить? Кажется, неподалёку было небольшое кафе, там можно было перекусить. Главное, чтобы нас не приняли за пару. А то был как-то случай, когда я зашёл со своей однокурсницей, и официантка принялась нас обхаживать с таким заинтересованным видом, что мы оба выдержали только пять минут, после чего ушли, не доев. И такое ведь бывает!

Кафе мы нашли быстро, оно было за углом примыкающего к парку дома. Внутри было почти пусто, только скучающая девушка с томным видом пила кофе и в самом дальнем углу мужчина нервно долбил по ноутбуку, умудряясь одновременно давать какие-то указания по мобильнику, прижимая трубку ухом к плечу. Я сел за столик неподалёку от выхода, Аста подсела напротив с задумчивым видом. Я почувствовал, что сильно проголодался. И когда только успел, ведь ещё и двенадцати дня нет, а я как будто бы и не ел утром. Наверно, Аста тогда должна быть зверски голодна, ведь ей еды не осталось.

— Что будете заказывать? — слава Богу, официант был мужчиной. Ну хоть сейчас не будут обхаживать.

— Мне, пожалуйста, рис, курицу и чёрный кофе, — сказал я. — Аста, а ты что будешь?

— Пожалуй, то же самое, только кофе белый, если можно, — ответила она, даже не посмотрев в сторону меню.

— Хорошо, — официант быстро записал заказ в блокнот. — Подождите минут двадцать, будет готово.

— Вот это обслуживание, — промурлыкала Аста. — Помнится, мы как-то с родителями просидели два часа, ожидая нашего заказа, в итоге пришлось ехать домой последним автобусом.

Я промолчал. Лишь бы сейчас у неё снова не началась истерика. Не хватало ещё и на людях её успокаивать. Наверно, я нахмурился, потому что она перестала улыбаться и стала с сосредоточенным видом мять салфетку.

— Я не буду ничего говорить, — сказала она. — Извини.

— Да ничего… — протянул я. — Не извиняйся. Я понимаю.

Она слабо улыбнулась, но глаз не подняла, принялась рвать салфетку и скручивать из неё что-то. Я слышал, что скручиванием розочек любят начинать знакомство некоторые профессиональные соблазнители. Но Аста делала это, видимо, чтобы не нервничать.

Я достал телефон, пересмотрел фотографии с выставки. Неплохо получилось. Сохраню потом в ноутбук. У меня уже несколько десятков папок с фотографиями, вот теперь будет ещё одна. Сколько же музеев и выставок я успел посетить за свою жизнь, это просто нечто.

Принесли еду. Аста спрятала остатки салфетки в карман и отхлебнула большой глоток кофе. Ума не приложу, как она умудрялась это делать, ведь он же горячий. Я принялся есть. В общем-то, неплохо здесь готовят, я, наверно, не смог бы так. Да и не хочу убивать столько времени только ради того, чтобы несколько минут наслаждаться вкусной едой. Я не настолько привередлив.

Когда я уже допивал кофе, а Аста, справившаяся с едой намного быстрее меня, мяла остатки салфетки, принесли счёт. Я мельком посмотрел на него — всего-то? Расплатился.

— Ты точно наелась? Немного ведь взяла, — спросил я, когда мы выходили из кафе.

— Ну, не меньше тебя, — она улыбнулась. — Вполне. Всё в порядке. Куда теперь пойдём? Тебе куда-нибудь надо?

— Нет, в том-то всё и дело, — ответил я. — Даже не представляю, куда ещё можно…

Зазвенел телефон в моём кармане. Я достал его и посмотрел на экран. Аста принялась внимательно созерцать собственные кроссовки, но по её лицу всё ещё блуждала лёгкая улыбка.

— Алло, Крис.

— Алло, Адам, — раздался из трубки весёлый голос моего друга. — Ты в городе сейчас?

— Да. Возле парка.

— А с какой его стороны?

— С той, где аттракционы.

— О, отлично, я как раз там! Не мог бы подойти к колесу обозрения? Я забыл вчера тебе передать задание, а лектор попросил.

— Ну… — я оглянулся в Асту. — Могу в общем-то.

— Тогда подходи прямо сейчас, — бодро сказал Крис. — Я жду.

Длинные гудки. Как всегда, по телефону он не попрощался. Никогда этого не делает.

— Тебя просят куда-то подойти? — задумчиво спросила Аста.

— Ну да, — отчего-то я смутился.

— Я мешаю? Могу тут подождать, если что, — она опустила глаза.

— Да нет, всё в порядке. Как я, по-твоему, могу тебя тут оставить? — я постарался улыбнуться. — Просто друг позвонил, сказал, что должен передать мне одну вещь. Он в луна-парке сейчас, это совсем недалеко.

— Пойдёшь туда прямо сейчас?

— Да, я же пообещал ему. Это правда совсем недалеко, идти максимум пять минут. Или ты не хочешь?

— Как бы тебе сказать… А если твой друг спросит, кто я такая, ты станешь рассказывать правду?

Она думала, как и я. Действительно, и что же делать? Ведь если рассказать Крису всё, как есть, то он точно не отстанет. Не люблю, конечно врать, но, видимо придётся.

— Эхех, да, ты права, лучше ему этого не говорить… Знаешь, скажу, наверно, что ты…мммм…моя дальняя родственница из деревни, мол, приехала погостить. Как тебе такой вариант?

— Если он не знает твоих дальних родственников, то это нормально.

— Я сам-то их не знаю. Есть ли они вообще у меня, — я нахмурился. Глупо. Одного дядю знаю.

— Наверно, всё же есть, — Аста повела плечами. — Вообще, если быть религиозным, то мы все произошли от Адама и Евы, так что все мы — родственники.

— Вряд ли кто будет брать это в расчёт, — сказал я. — В любом случае, даже если и есть, то я с ними не знаком. Пойдём.

Аста пробормотала что-то и покорно поплелась за мной. В этот момент она выглядела довольно жалко, захотелось утешить её, как успокаивают детей, отняв у них спички. Она ведь должна сейчас бояться… Бедняга! Ведь даже не знает, что ей лучше не вспоминать прошлого. Хотя, может быть, я неправ, и сейчас у неё всё наладилось. Может быть… Увы, узнать этого я сейчас не могу.

Аттракционы у нас — излюбленное место прогулок детей и молодежи. В парке как-то больше взрослые и пожилые. Оно и понятно — кому же ещё кататься на каруселях? Тут есть и предназначенные только для совершеннолетних, хотя я их не очень люблю. Ну, если только колесо обозрения — замечательный вид на город, просто дух захватывает. Куда лучше, чем видеть всё с рекламной открытки.

Сегодня, как и в любой выходной день, луна-парк был полон посетителей. Когда мы только зашли, Асте под ноги кинулся ревущий малыш лет четырёх. Аста в испуге отскочила, однако подбегающая мать ребёнка всё же успела понять это по-своему:

— Куда ты смотришь! — крикнула она на Асту. — Детей тут пинает, паскуда! Припёрлась со своим кавалером (на секунду задержала злой взгляд на мне), так значит королева? Всё можешь? Да я тебя, лохудру крашеную…

— Лучше бы приучили своего ребёнка не бросаться под ноги прохожим, — холодно и спокойно ответила Аста. — В противном случае я не могу вам гарантировать, что в итоге он не попадёт под машину или ещё куда-то…

Она взяла меня за руку и быстро потянула прочь от кричащей женщины. Та, кажется, даже и не заметила, что мы ушли, продолжала орать что-то про безответственную молодёжь (хотя самой на вид было никак не больше двадцати пяти), вокруг неё уже собиралась толпа. Так, ну всё понятно, просто дамочке не хватает внимания, вот и устраивает сцены. Главное, чтобы нас догонять не стала.

— Терпеть не могу таких женщин, — сквозь зубы сказала Аста, продолжая вести меня (запястье уже начинало побаливать от неласкового обращения). Ну, раз у неё не всё в порядке с головой, то при чём тут мы? Хотя у меня точно такая же бабушка, совершенно несносный человек. Даже страшно подумать, неужели и я такая буду. Где ты договорился?

— А? — я остановился, Аста продолжала идти, моя рука выскользнула из её ладони, на секунду боль усилилась, а затем исчезла.

— Идти куда? — она развернулась. — А то я тебя веду, и сама не знаю куда.

— К колесу обозрения. Это возле фонтана.

— Мне это ничего не говорит, — повела плечами Аста.

— Да я сам поведу, просто иди за мной. Ты, кстати, в другую сторону пошла, надо было туда — я махнул налево.

— Не болит? — она виновато посмотрела на мою руку.

— Да нет, всё в порядке. Даже хорошо, что ты увела нас от этой истерички. Я бы точно пытался говорить с ней и убил бы на это кучу времени.

— Она бы всё равно тебя не послушалась, — сказала Аста. — Таким людям надо дать выпустить пар, а лучше — просто сделать ноги.

— Да, ты права… — протянул я.

Мы шагали по узкой асфальтированной дорожке, полностью скрытой от солнца ветвями высоких тополей. Здесь царил полумрак и прохлада, был только слышен тихий стрёкот кузнечика в траве среди смазанных пятен поздних цветов, даже голоса детей раздавались приглушённо, как будто бы из-за стены. Я иногда не сдерживался и смотрел на Асту: она уже выглядела спокойной, только по почти незаметным движениям лица можно было понять, что она всё ещё переживает обиду. Я как-то не привык обижаться. Всё-таки на провокацию лучше не поддаться, чем ответить достойно — себе же спокойней будет.

Полутёмная аллея выводила прямо к большому круглому фонтану, за которым упиралось в небо колесо обозрения. Уже издалека я увидел Криса. Он сидел на одной из скамеек, обнимая светловолосую девушку в коротком розовом платье. Девушка сосредоточенно ела сладкую вату (тоже розовую), пытаясь облизывать её, вата вся покрылась гречишными разводами жжёного сахара. Крис помахал мне свободной рукой, я кивнул ему.

— Это и есть твой друг? — спросила Аста, пристально глядя на Криса.

— Да, — я отчего-то смутился. — А что-то не так?

— Он и его девушка слишком красивы, чтобы вызывать доверие, — она слабо улыбнулась.

— Да ладно тебе, не будь несправедливой, Крис замечательный парень, — ответил я. — Ну, а эту девушку я впервые вижу. Он вообще их часто меняет, не запомнишь… Пойдём, я вас познакомлю.

Она вцепилась мне в руку и не отпускала всё то время, пока мы шли к скамейке. Рука была заметно влажной. Волнуется, бедняга…

— Крис, привет! — я мягко высвободил руку и сел рядом с другом. Девушка неодобрительно рассматривала Асту.

— Здорово, дружище, — широко улыбаясь, Крис хлопнул меня по плечу. — Это твоя подружка?

Аста густо покраснела.

— Не совсем, — я постарался естественно рассмеяться, кажется, даже получилось. — Двоюродная сестра. Приехала погостить на пару деньков.

— А, понятно, — ответил он. — Жаль. Я-то уже думал, что ты прекратил бояться девушек…

— Да успею я с этим! — отмахнулся я.

— Ну, ты-то успеешь, я не сомневаюсь. С подругами вообще лучше не торопиться, а то ещё окольцуешься не с той, потом будешь всю жизнь жалеть, — Крис крепче прижал к себе свою подругу. — Кстати, это Сара. Сара, это Адам, мой лучший друг.

— Очень приятно, — я натянуто улыбнулся, девушка мне эта не очень нравилась. — А это Аста.

— Аста, а ты откуда?

— Из… — Аста произнесла что-то длинное и совершенно непонятное. Я никогда не интересовался, где именно она живёт (ну, знал страну, и зачем мне было ещё?), так что мне не было понятно, правду ли она сказала.

— Да? — удивился Крис. — Впервые про такой слышу. Наверно, это далеко, у тебя акцент.

— Да знаю я… — Аста покраснела ещё больше.

— Аста, кажется, еврейское имя, — с умным видом сказала Сара (она уже выбросила окончательно испорченную вату и теперь пудрилась)

Аста посмотрела на неё, как на сумасшедшую.

— Да уж явно меньше, чем твоё, — сквозь зубы сказала она.

— Девушки, ну к чему ссориться из-за мелочей? — с широкой улыбкой сказал Крис. — Сейчас не время устраивать разборки. Давайте уж, раз мы тут все вместе собрались, сходим на колесо обозрения. Аста, ты же в первый раз здесь? Вот посмотришь заодно, как город выглядит, вид суперский, должен тебе сказать… Как раз кабинки на четверых, вместе будет здорово.

Все согласились, что вместе действительно будет интересней. Крис щедро расплатился за всех четверых, пока я искал деньги по всем карманам и хозяйским жестом пригласил нас войти. Кажется, здесь работал один из его родственников, поэтому здесь Крис чувствовал себя в своей стихии.

Мы расселись, Аста с Сарой оказались на противоположных сторонах, и, видимо, не случайно, так как было заметно, что они стараются не смотреть друг на друга. Вот и не понравились девушки друг другу… Кабинка медленно поднималась вверх, постепенно перед взором всё больше и больше раскрывался город… Наверно, все города выглядят красиво с высоты птичьего полёта, но свой я всё же люблю особенно. В нём, конечно, нет величественных небоскрёбов Нью-Йорка или многоярусных скоростных автомагистралей Токио, но всё же и он замечателен. Ведь я же живу не в столице, нас вообще многие считают провинциалами… Но зря они так. Это мой родной город, и я всё же его люблю. И сейчас, честное слово, я был полностью захвачен открывшейся панорамой, хотя и наблюдал её уже сотни раз…

— Адам, Адам, — меня трясли за плечо. Я оглянулся, словно очнувшись от гипноза. — У Асты обморок.

С меня всё как слетело. Я бросился к Асте. Она полусидела-полулежала на сиденье, голова бессильно опустилась на грудь, лицо и руки были бледными. Но можно было заметить, что её грудь еле заметно вздымалась, значит, это был лишь обморок.

— Ужас, неужели она высоты боится? — я сел на корточки рядом с ней. — Но почему не сказала мне? Осталась бы на земле… Вы видели, что происходило?

— Сидела и пристально смотрела на тебя, а потом побледнела и хлопнулась в обморок, — сказала Сара. Кажется, в её голосе были слышны нотки злорадства, но сейчас мне было не до этого. Я принялся с силой хлопать её по щекам, голова девушки безвольно болталась из стороны в сторону от моих ударов, но в чувство она не приходила.

— Вот чёрт! — выругался я. — Ничего не получается. Надо перенести её на землю. Может быть, у смотрителя какой-нибудь из каруселей есть аптечка.

— Кажется, у контролёрши колеса есть, — сказал Крис. — Сейчас я спрошу.

Он спрыгнул на землю, хотя до неё было ещё больше метра. Я осторожно взял Асту на руки. А она тяжёлая, килограммов шестьдесят точно будет, как бы ещё донести и не уронить… Сделав усилие над собой, я встал, как-то ухитрился выйти из кабинки, хотя в какой-то момент мне показалось, что сейчас я не удержу равновесия и упаду. «Сидела и пристально смотрела на тебя», значит… Уж не я ли был причиной?

Возле колеса обозрения уже столпилась небольшая кучка зевак, и все они как один следили за мной. Я осторожно уложил Асту на одну из скамеек и гневно посмотрел на стоявших вокруг меня.

— Адам, слава Богу, нашатырь нашёлся, — ко мне быстрым шагом подошёл Крис, протягивая маленький бутылёк. Я вырвал его из рук, открыл одним движением, едва не пролив содержимое.

— Может быть, лучше мне? — робко предложил Крис. — Ты явно нервничаешь.

— Нет, спасибо, я как-нибудь сам, — сквозь зубы сказал я, водя бутыльком перед носом Асты. Ну и запах, даже у меня от него в горле першит! Сначала губы Асты еле заметно задрожали, потом она громко чихнула и открыла глаза. Несколько секунд девушка пристально смотрела на меня, затем сказала по-английски:

— Простите, вас случайно не Адам зовут?

— Аста, ну слава Богу! — я облегчённо вздохнул. — Ты в порядке? Как себя чувствуешь?

— Я? — медленно спросила она. — Я…я нормально.

Она медленно села, взявшись за голову, на некоторое время замерла в такой позе, я уже думал, что нужно снова вмешаться, но Аста неожиданно выпрямилась и заорала:

— Чего уставились-то??? — это было обращено к зевакам. — Не видите что ли, что я в порядке? Идите по своим делам, куда кто шёл!

— Истеричка, — пробормотала какая-то из женшин, прежде чем покинуть толпу. Некоторые люди разошлись, кто-то всё же оставался наблюдать. Аста медленно встала со скамейки и подошла ко мне. Её еле заметно трясло, и глаза были идеального зелёного оттенка.

— Извини… — сказала она мне с длинными паузами между словами. — Я не хотела…вас пугать…просто так…получилось… Где остальные?

— Крис с Сарой? — переспросил я. — Да вон они.

Аста повернулась к ним.

— Извините…я, видимо, напугала вам, — от волнения она даже сделала ошибку.

— Да ничего, — сказал Крис. — Главное, что с тобой всё в порядке. А что случилось-то?

— Просто чего-то нехорошо стало, — Аста натянуто улыбнулась. В её голосе вроде бы не было фальши, но я почувствовал, что это неправда. — Сама не понимаю, почему так. Вроде бы высоты не боюсь… Ты сам-то не расстроился?

Крис действительно выглядел огорчённым сейчас. Ещё бы, уговаривал пойти — и вот такое случилось.

— Ну, немного, — Крис тоже улыбнулся. — Да это неважно.

— Крис, я хочу мороженое, — капризно сказала Сара, потянув его за рукав и одновременно ревниво посмотрев на Асту.

— Боже, и тебе до этого сейчас? — спросил он.

— Ну, Крис, тебе жалко? — она сложила губы бантиком. — Не нужна я тебе совсем?

— Эээ, ладно, сейчас сходим, — Крис замялся. — Ребята, может вы со мной? Посидим, поболтаем…

— С удовольствием, — сказал я. — Аста, ты же не против?

— Я всегда за, — она еле заметно горько улыбнулась.

— Ну тогда всё хорошо, — Крис улыбнулся.

Вот, кстати, тот самый случай использования парня только для выкачивания денег — Крис и Сара. Не хотел бы я оказаться на его месте. Хотя, вряд ли он расстроится, если завтра Сара уйдёт от него. Он вообще мало из-за чего расстраивается.

В луна-парке было и маленькое кафе, торгующее больше мороженым и прохладительными напитками. Мы расселись все четверо за один столик (Аста с Сарой снова оказались по разные стороны), Крис с щедрым видом предложил расплатиться, я некоторое время пытался спорить, но потом он молча встал и пошёл сам.

— Адам, расслабься, мне же всё равно легче! — махнул Крис рукой, прежде чем скрыться среди людей, столпившихся около стойки.

Я нервно забарабанил пальцами по столу, Сара посмотрела на меня, как на сумасшедшего, я прекратил. Иногда мой друг бывает просто несносен. Я всё же не очень люблю пользоваться деньгами других — зачем, у меня ведь и своих достаточно.

— Надеюсь, Крис возьмёт клубничное, — мечтательно сказала Сара. — Я обожаю клубнику, особенно со сливками — просто объедение. Адам, а у тебя есть девушка?

— Нет, — отрезал я, пытаясь уже этим показать, что ей не на что рассчитывать.

— Вот как, на такого парня и никого не нашлось? — наигранно удивилась она. — Аста, а у тебя парень?

Аста бросила на меня короткий тоскливый взгляд, после чего отвела глаза в сторону и покраснела. Странно, что это с ней?

— Впрочем, и так понятно, что нет, — сказала Сара. — Знаешь, Аста, чтобы понравится парню, нужно выглядеть на все сто. То есть быть накрашенной и хорошо одетой. А ты как будто бы только что с помойки пришла.

Аста опустила голову ещё ниже. Я увидел, что она ломает пальцы под столом.

— Не нервничай, пожалуйста, — прошептал я ей на ухо. — Не надо обижаться на того, у кого нет мозгов. Всё хорошо. Сейчас Крис придёт, и она замолчит.

Аста вздрогнула.

— Хорошо, — зашептала она в ответ. — Я постараюсь.

— С тобой точно всё в порядке?

— Да-да, всё хорошо, — она энергично закивала головой и пересела на соседний стул, ближе к Саре. Сара скривилась и пересела ко мне. Лишь бы ко мне не лезла!

Получается, она меня избегает. Но почему? Подсознательный страх, перенесённый как рефлекс из жизни «до амнезии» или же она уже начинает что-то вспоминать? Я внимательно наблюдал за Астой. Она сидела, погружённая в какие-то свои размышления. Хотелось бы мне сейчас знать, что творилось в её голове. Но, увы, телепатией не владею.

— А чего это вы все такие грустные? — Крис поставил на стол поднос. — Ну-ка все нос выше, улыбнитесь!

Сара ослепительно улыбнулась ему. Крис никак не отреагировал. Видимо, их роман — один из тех случаев, когда парень с девушкой вместе лишь оттого, что они не хотят быть одинокими. Никаких чувств, ничего… Не хотел бы я так. Сам я хмыкнул, а Аста никак не отреагировала.

— Кто что будет брать? — Крис с улыбкой указал на поднос. Ну и ну… Четыре порции мороженого, клубничное, шоколадное и два ванильных, четыре опять же коктейля, кажется, два вишнёвых и два апельсиновых — не совсем было ясно и четыре порции картошки фри. Мой друг, как всегда, в своём стиле.

— А клубничного коктейля не было? — томно спросила Сара.

— Нет, — ответил Крис. Ни тебе «милая», ни «любимая». — Только вот эти. Ну, был ещё с киви, но я слышал, что он невкусный.

Мы разобрали угощение. Аста ела молча и несколько торопливо, Сара постоянно просила у Криса «попробовать немножко» и съела чуть ли не половину его порции, сопровождая это легкомысленной болтовнёй — я и не вслушивался в её слова. Есть мне почему-то не хотелось, я с трудом заставлял себя глотать прохладную сладкую массу. Глупо всё это.

Сейчас мне снова вспоминалась Йоханна. В последнее время я даже иногда сомневаюсь, любил ли я её. Впрочем, нет, наверно, всё же любил. А вот она меня? Ведь если любила, то отчего так быстро бросила? Или же ко мне невозможно испытывать что-то искреннее, ну вот вдруг? Ведь за всё это время никто на меня внимания не обращал. Ну, кроме Асты, но её ситуация объяснима. Или… Второй раз за день в голову пришла мысль: а что, если её отношение ко мне всё же не изменилось? Ведь, наверно, и так изредка бывает. Ведь в таком случае можно объяснить то, что сейчас она старается избегать меня — подсознательно ощущает, что здесь не всё чисто.

Меня, в общем-то, отсутствие поклонниц никогда не волновало. Ну, подумаешь, что здесь страшного, вообще девчонки обычно вешаются на тех, кто старается всячески показать себя крутым — а я не из таких. Ну и зачем мне это? Да и вообще, я стараюсь не привязываться ни к кому. Потом расставаться будет больно, а зачем мне это? Проще держать всех на некотором расстоянии…

А иначе может быть, как и с Йоханной — кто знает, может быть, я бы в отчаянии и наложил на себя руки, если бы Аста не рассказала мне свою историю.

И всё же интересно, а как бы я вёл себя, если бы я был на её месте? С трудом представляю себе подобную жизнь, не понимаю, как родители могут быть совершенно равнодушны к своему ребёнку, какая жизнь может заставить человека, пускай даже и подростка, впасть в зависимость от Интернета?

Понимаю, что начинаю жалеть Асту. Да, пожалуй, она этого заслуживает. Но ведь ей нужна не жалость, а поддержка и помощь. Но как ей помочь, ума не приложу…

— Адам, тут через десять минут будет открытая дискотека, — с улыбкой сказал Крис. — Мы с Сарой собирались заскочить минут на десять. Пойдёте с нами? Это ненадолго. Вы же всё равно гуляете, куда вам ещё идти?

— Да ладно тебе, кто нас туда в такой одежде пустит? — попытался отшутиться я. — Ведь сегодня же не первое апреля.

— Я же сказал тебе, дискотека открытая, — повторил он громче, улыбаясь ещё шире. — Там вообще нет ограничения на вход. И бесплатно. Ну пойдём, чего вам тут сидеть. А Аста как думает?

Аста принялась внимательно изучать вазочку, можно было заметить, что мороженого там уже не было — только редкие коричневые разводы на стенках. Я украдкой заглянул под стол и увидел, что она ломает себе пальцы.

— Ладно, пойдём, — обречённо сказал я. — Раз большинство хочет…

Я не очень люблю дискотеки. Наверно, потому, что мне там делать особо нечего — танцую я плохо, с друзьями из-за музыки не поговоришь, кадрить девушек, как я уже говорил, в число моих увлечений не входит. Вот и получается, что остаётся лишь подпирать стенку, досадно попивая какой-нибудь слабоалкогольный коктейль (обычно вкус у них не самый лучший) А вот большинство моих знакомых обожают и ходят с большим удовольствием. Каждому, в общем-то, своё. Даже Интернет любят не все, хотя и считается, что молодёжь поголовно зависима от него.

— Тогда пойдёмте, — радостно сказал Крис и встал. Сара поторопилась тоже подняться и с хозяйским видом обнять его за плечи. Аста отодвинула вазочку, лизнула измазанный мороженым палец и вопросительно посмотрела на меня.

— Да иду я, иду, — сказал я и тоже встал.

— Почему же ты идёшь, я же вижу, что ты не хочешь?

— Тебя оставлять с ними не хочу, — честно ответил я.

— Но ведь тогда можно бы было не разрешить мне идти.

— Но ты же хотела.

— Ты ведь всегда поступаешь так, как считаешь нужным…

Я остолбенел. Серьёзно, не находил в себе сил, чтобы пошевелиться — шок был сильным. Что??? Но откуда??? Эту фразу я несколько раз сказал ей, когда доказывал необходимость разрыва связи, помнится, она всегда обижалась на неё. Но откуда она может знать её сейчас? Совпадение или…

Я понял, что они уже ушли далеко — рыжеватая голова Асты мелькала вдалеке. Выругавшись про себя, я побежал за ними, едва не сбил ребёнка, пухлого малыша лет пяти, его мать крикнула мне что-то вслед, но я не слушал. Как глупо всё это выходит, пока стою и сомневаюсь, события развиваются против моей воли и, кажется, не самым лучшим способом для меня.

Дискотека, о которой говорил Крис, проводилась каждую субботу в центре парка. Там обычно стояла сцена (зимой её убирали), в праздники проводились выступления, ну и вот по выходным… Людей было не очень много, в основном ребята нашего возраста? хотя попадались и совсем дети — видимо, очень хотелось приобщиться к взрослым, а в настоящие клубы ещё не пускали. А так чаще всего здесь собирались студенты. Даже не совсем из-за того, что не нужно было платить — деньги у большинства из нас есть. Просто это популярно. Тем более — в парке, на природе.

Я нагнал их уже на танцполе. Сара держала Криса за руку и хищно оглядывалась по сторонам, явно стараясь вычислить девушек, более красивых чем она сама. Аста, кажется, была чем-то подавлена и внимательно рассматривала асфальт под собой.

— День добрый всем собравшимся! — произнёс ди-джей в микрофон. Толпа одобрительно загудела, кто-то засвистел. — Приветствую всех на очередной дискотеке здесь. Сегодня, после трудовой недели, все наконец-то смогут оторваться от полной. Зажигаем!!! И для разминки — белый танец.

Сара обняла Криса за шею, тот как-то неуверенно положил ей руки на талию. Заиграла медленная, немного унылая музыка. Краем глаза я заметил, что Аста села на одну из стоявших на краю танцпола скамеек и, слабо болтая ногами, снова стала рассматривать землю. Я подошёл к ней и присел рядом.

— Они всегда так начинают, — сказал я. — Не расстраивайся.

— Я спокойна, — ответила она и отодвинулась на другой край. Кажется, её голос дрожал, или же это мне лишь показалось из-за громкой музыки.

— Ты сама не своя после обморока. Тебе нехорошо?

— Я в порядке, — повторила она таким тоном, каким ребёнку объясняют, что дважды два — четыре.

— Аста, ну чего ты так? Я к тебе с добром, помочь хочу, а ты со мной так, как будто бы я террорист. Что я не так сделал?

— Ничего непредсказуемого, — ответила она всё ещё глядя вниз.

— Аста, я так и обидеться могу.

— Вряд ли это что-то изменит.

Меня начинал раздражать этот разговор загадками.

— Я же вижу, ты врёшь, что-то случилось.

Она молчала.

— Посмотри на меня.

— Зачем тебе это?

— Я хочу видеть твоё лицо.

— Детекторы лжи работают по другому принципу, — сказала она, но всё же посмотрела на меня. Ничего особенного. Просто серьёзное лицо. И глаза болотные, то есть, если она говорила мне правду насчёт изменения цвета, то сейчас она чувствует себя абсолютно нормально.

— Аста, ну скажи, пожалуйста, ты обижена на меня?

Она тяжело вздохнула.

— Тебе трудно сказать?

— Не имею права.

— Что ты имеешь в виду?

Она сжалась.

— Неважно.

— Аста, скажи.

— Нет.

— Скажи! — я схватил её за руку.

— Я хочу танцевать, — она рванула руку вниз, туда, где её сдерживал только один из пальцев, высвободилась, разумеется, безо всякого труда, и бросилась в толпу.

— Аста! — я вскочил. — Аста, чёрт тебя побери, иди сюда!

Но она словно сквозь землю провалилась. Только раз её рыжеватая голова мелькнула где-то на противоположном конце танцпола. Побегав минут пять среди танцующих (постоянно натыкаясь на них и получая тумаки от парней и неодобрительные оценки от девушек), я понял, что так всё равно её не найду. Я сел и задумался. Нет, она точно здесь, вряд ли она просто так убежит. Она так странно стала себя вести, начала говорить загадками, да и, кажется, ведёт себя намного смелее, чем в начале, когда я её нашёл. Я всё больше убеждался в том, что она, если не вспомнила всё, то, по крайней мере, догадывается. Ведь обычно при амнезии воспоминания возвращаются постепенно, иногда что-то не вспоминается никогда…

Кажется, на танцполе сегодня было необычно оживлённо. Я не помнил случаев, чтобы все когда-нибудь собирались в большой круг, обычно танцевали маленькими группами человек по пять максимум, а тут… Интересно, кто же это сумел их так собрать? Я привстал на скамейке, посмотрел в центр круга и в следующую секунду, кажется, охнул.

Там была Аста. Она танцевала одна, а все в круге смотрели на неё — в основном с восхищением, хотя попадались и завистливые взгляды. Я подошёл настолько близко, насколько позволял круг. Не особо разбираюсь в дискотечных танцах, но, по-моему, это выглядело замечательно. Может быть оттого, что танцевала она самозабвенно, словно не замечая никого вокруг. Аста была без пальто, волосы завязала в высокий хвост — видимо, чтобы не застилали лицо, глаза её были закрыты, а губы слегка подрагивали, как будто бы она подпевала или плакала. Но отсюда понять этого было нельзя.

— Ничего себе она, — озадаченно сказал Крис позади меня. — А по ней и не скажешь, вроде бы такая тихая…

— Да я и сам не ожидал, — сказал я. Что же это с ней? Одно слово — подросток, никогда нельзя предугадать, что выкинет в следующий раз.

Я понял, что она смотрела на меня. Смотрела, не отводя взгляда и не моргая, смотрела грустно и немного нежно, глаза блестели, как это иногда бывает перед плачем. Но вот цвет… Вокруг зрачка, необычно крупного, хотя уже и начинало темнеть, равномерно расходились зелёные и золотые полосы. «Чёрное солнце», — почему-то пришло мне на ум. О чём она думала сейчас? Почему так пристально смотрела на меня? Как бы я сейчас хотел это знать!

Внезапно она бросилась прочь из круга, прямо по направлению ко мне. Я отшатнулся. Хотя, как оказалось, бежала она вовсе не ко мне, а к Крису, который держал на руках её пальто (только сейчас это заметил) Аста схватила пальто, накинула его на плечи и повернулась ко мне. Её заметно трясло.

— Адам, пожалуйста, пойдём домой, — сказала она, тяжело дыша. — Пожалуйста. Я не могу больше здесь.

— Что случилось, ты ведь так хорошо танцевала, — озадаченно спросил Крис. Сара надула губы, но он этого не заметил.

— Я не могу сейчас этого сказать, — сказала она. — Умоляю, Адам, пойдём.

Она ни разу не посмотрела мне в глаза за это время, но я всё же почувствовал, что не могу отказываться. Не знаю, что с ней случилось, но, похоже, сейчас она ощущает себя не самым лучшим образом.

— Ладно, пойдём, — пробормотал я. — Автобусы тут регулярно ходят…

Аста кивнула, по-прежнему избегая моего взгляда. Сара что-то неодобрительно зашипела на ухо Крису.

— Э…Адам, мы тут вспомнили, нам уже домой бы надо, — робко сказал он. — Мы тогда, пожалуй, тоже пойдём. Извини, что проводить не смогу.

— Да ничего страшного в этом нет, — сказал я. Не нужно быть умным, чтобы понять — Сару начало всё это раздражать, и она решила, от греха подальше, увести его. Наверняка закатит ему истерику, как только они окажутся наедине. Мне даже его жаль, хотя он и сам выбрал себе такую подружку.

К остановке мы шли молча. Меня распирало любопытство вперемешку с волнением, но я не мог заставить себя спросить хоть что-то. Аста хмурилась, шагала широкими шагами, я с трудом успевал за ней. Но что же могло случиться? И её взгляд, такой странный. Плакала ли она во время танца? И почему так резко прекратила, ведь вроде бы ничего не произошло.

На остановке никого не было. Небо затянуло тучами, начал моросить мелкий неприятный дождик, я был рад оказаться хоть под каким-то навесом. Аста забилась в самый дальний угол, глядя на тёмную листву, мокрую от тяжёлых капель. Она еле слышно напевала, но слов я разобрать не мог.

— Пожалуйста, прости меня, — сказала она. — Понимаю, я себя очень странно вела. Мне правда не по себе сейчас.

— Скажи, ты что-нибудь вспомнила?

Она подставила руку под тонкую струйку, стекавшую с навеса. В свете фонаря капли на её ладони засеребрились. Аста задумчиво поднесла руку к лицу, большинство воды стекло на асфальт, но несколько капелек упали на щёку. Теперь мне казалось, что она плачет.

— Наверно, всё же нет, — медленно сказала она.

— Что ты имеешь в виду?

— Скажи, а ты любил свою девушку?

Вопрос застал меня совершенно врасплох.

— Какую девушку???

— Хочешь сказать, у тебя их никогда не было?

— Ну…были…но…тебе не кажется, что это уже слишком личный вопрос?

— Пожалуй, — вздохнула она. — Но всё же иногда хочется знать, а способен ли хоть кто-то на это. Столько пишут, а в жизни почти и не встречается.

— На это способны почти все.

— Возможно. Но «способны» и «любят» — разные вещи.

Я промолчал.

— Не подумай неверно, я не говорю о тех слащавых романах, которые издаются сейчас миллионными тиражами, — продолжила Аста. — Я не считаю любовь чем-то таким бросающимся в глаза. Да и кто сказал, что она идеальна и что способна победить абсолютно всё — нет, это далеко не так. И всё же даже с этими условиями я её что-то нигде не вижу.

Она поймала пальцем капельку и втёрла её в щёку.

— Я тоже на это неспособна, — сказала она. — Уже и не расстраиваюсь. По крайней мере, никому не придётся терпеть мой ужасный характер.

Аста замолчала. У меня тоже пропало всякое желание разговаривать. Не люблю этих философских споров. Мне кажется, что я всё же любил Йоханну. И временами меня посещает ощущение, что от этого я не избавился и до сих пор. Но разглагольствовать об этом я не хочу. Пускай уж лучше это останется со мной.

Нет, решено, завтра я иду в полицию и обо всём рассказываю. Я не могу контролировать ситуацию. Мало ли, чего она ещё натворить может. Хватит быть тряпкой.

Подошёл автобус. Аста с грустной улыбкой встала и пошла к нему. Я поспешил за ней.

Домой мы ехали тоже молча. Погода испортилась окончательно, вдалеке слышались даже раскаты грома. Не попасть бы под ливень! Похоже, придётся к дому бежать, иначе вымокнем до нитки.

Аста, казалось, не замечала ничего. Кажется, иногда так ведут себя дети. Я снова воспринимаю её как ребёнка… А, впрочем, что такого? Некоторые люди остаются инфантильными на всю жизнь, и кто знает, вдруг и она такая же? Я этого не знаю. Аста — это просто ходячая загадка.

Дождь был немного сильнее, когда мы вышли, но всё же не ливень, которого я так боялся. Поэтому домой мы дошли спокойно. Моя куртка была слегка влажной не более того, и волосы Асты больше не пушились.

Что мне следовало бы сделать? Прижать её к стенке и добиться правды? Час назад я бы так и сделал. Но сейчас всякое желание разбираться у меня исчезло. Может быть, завтра, если будет настроение… Кроме того, я ощущал, что меня клонит в сон. Вроде бы и спал столько, сколько надо, а вот сейчас клюю носом, хотя на часах ещё нет шести. Погуляли, называется.

— Ты хочешь спать? — спросила Аста.

— Ну, есть немного, — я помотал головой. — Холодно, однако.

— Это после дождя, — сказала она. — Вообще-то в доме тепло. Переоденься в сухое, я тебе чаю сделаю.

Я не успел возразить, а она уже скрылась на кухне. Вот беспокойная! Я и сам могу о себе позаботиться. Вспомнилось, как когда-то я сказал ей это по Интернету. Наверно, она обиделась тогда. Вроде бы я и ни в чём не виноват, но сейчас ощущаю себя неуютно, как будто бы мне не стоило этого делать.

Я зашёл к себе, переоделся, включил ноутбук. Из кухни доносился звон и мелодичное пение на неизвестном мне языке. Йоханна тоже всегда так делала. Она ещё неплохо готовила, мне нравилось. Или это мне так казалось? Ведь говорят же, что сделанное любимым человеком всегда воспринимается как самое лучшее. Почувствовал себя подавленно. За что, неужели нельзя совсем её не вспоминать? «Мысли позитивно», — сказал я сам себе. Проверил почту, включил радио. Делать вроде бы больше и нечего было.

— Что нового в виртуальной реальности? — бесшумно подошедшая ко мне Аста поставила на стол чашку с чаем. От неё шёл еле заметный дымок — значит, уже остудила.

— Всё как обычно, — я поторопился закрыть всё, кроме радио. — Там всё равно редко что случается.

— У кого как, у меня много чего там случалось, — горько сказала она.

Я отхлебнул чая. По телу разлилось приятное тепло, я ощутил, что уже не дрожу. Чай был вкусным. И только с одной ложкой сахара, как раз как я люблю. И как она только угадала?

— Не надо унывать. Всё ещё будет, — сказал я.

— Каждая новая неудача отнимает надежду.

Я оглянулся. Она стояла, прижавшись лицом к стеклу и глядя на дождь.

— Неудач во всём сразу не бывает, — ответил я. — Не получается в одном, выйдет в другом. Не надо разочаровываться во всём сразу.

— Да, ты прав… — она вздохнула. — Спокойной ночи тебе.

— Ты скучать не будешь? — спросил я. Как-то невежливо оставлять её без компании сейчас.

— Нет, у меня же есть вот это, — она взяла со стола блокнот и карандаш. — Наверно, сейчас у меня что-нибудь получится.

— Ты не…

— Всё в порядке, — она улыбнулась. — Ты же спать хочешь. А мне немножко побыть в одиночестве не помешает.

— Тогда хорошо, — сказал я. — Тебе тоже заранее сладких снов.

Она улыбнулась и вышла. Я допил чай, выключил ноутбук. До чего же она странная. Или мне так только кажется? Не знаю. Додумаем завтра утром. Сейчас я просто хочу спать…

Уснул я, получается, где-то в половину седьмого. А когда встал, было уже светло. Я потянулся за телефоном: девять утра. Ничего себе я поспал! И как так умудрился? Аста наверняка уже давно встала. Скучает наверняка…

Её блокнот лежал на столе, но внимания на него я не обратил. Я встал, переоделся, вышел в коридор, заглянул в комнату для гостей. Асты там не было. Я почувствовал лёгкое беспокойство. «Да чего ты волнуешься, в другой комнате, наверно», — мысленно сказал я себе. В комнате родителей тоже было пусто. В гостиной и на кухне было пусто. Её в доме действительно не было.

Я посмотрел во все окна. Деревня ещё даже не начинала просыпаться — неудивительно, законный выходной. Зачем-то снова заглянул в комнату для гостей. Потом зашёл к себе. Только теперь понял, что её сумочки, которая вечером лежала возле моего стола, тоже исчезла. Из всех вещей остался лишь блокнот.

Я взял его, открыл. Сначала там шли рисунки, которые я уже видел в прошлый раз, затем мой портрет-набросок, что она рисовала вчера. А вот дальше…

Это был ещё один мой портрет, в отличие от прошлого, очень чётко прорисованный. Аста изобразила меня спящего. Не знаю, выдумка это или нет, но даже никогда не подозревал, что я сплю, свернувшись калачиком, обняв подушку и слегка приоткрыв рот, из-за чего напоминаю ребёнка. Слишком уж хорошо, она явно рисовала с натуры… Я даже ужаснулся, подумав о том, что она сидела рядом со мной, и я не знал, что она делала… Зачем-то коснулся шеи. Нет, всё было в порядке.

Я перевернул страничку. Там уже ничего нарисовано не было. Листок был покрыт мелкими, лепящимися друг к другу строчками. Было не так уж легко разобрать написанное.

Здравствуй, Фрэйк.

Адам, ты ещё помнишь, почему я так тебя называю? Ты любишь забывать вещи, которые не считаешь важными, так что напомню… У тебя в мессенжере был ник Freak. Конечно, мы там почти не разговаривали, вся история сообщений за год занимает у меня страничку, но вот ник мне очень понравился. В моём английском словаре был лишь один перевод — «каприз». Это уже потом узнала о других значениях — «чудак», «урод», «причуда», «внезапное прекращение чего-то»… Ты подразумевал «чудак», ведь так? А для меня навсегда остался капризулей. Ты достаточно капризен, не спорь, просто тщательно скрываешь это. Может, ты хотя бы сейчас заметил, что я читаю это слово неверно? Надо ведь «фрик», а я — «фрэйк». Мне так больше нравится. Фриков много на свете, а Фрэйк — единственный и неповторимый.

Итак, капризуля, как видишь, я всё вспомнила. Когда? На колесе обозрения.Оттого и в обморок упала. Тебя, видимо, это насторожило, но всё же не догадался. Или догадался, но скрыл это? Тогда ты хороший актёр, а я глупа. Я всё же уверена, что ты ничего не понял. Это и к лучшему. Не представляю себе, как бы стала вести себя в таком случае. Я ведь теперь боюсь находиться рядом с тобой, ну, ты понимаешь…

Наверно, тебя интересует, как я оказалась здесь. Объясню. Очень интересовалась твоей страной (и не в последнюю очередь из-за тебя), вот и решила поучаствовать в Au Pair… Живу третий месяц в городе, названия которого сообщать тебе не вижу смысла. Недавно попросила положенный недельный отпуск и на скопленные карманные деньги приехала сюда. Зачем? Если честно, я хотела насолить тебе — сфотографироваться на фоне твоей школы и послать это тебе. Ты ведь смотрел мой телефон, да? Я спрятала фотографию в одну из самых дальних папок на карте памяти, так что вряд ли ты её нашёл. Иначе бы ты наверняка стал меня допрашивать, а ведь ты этого так и не сделал…

Безумие? Согласна! Причём согласна целиком и полностью! Вся моя жизнь — одно сплошное безумие, начиная от рождения и заканчивая поездкой сюда! Родители хотели, чтобы я поступала в юридический вуз, который в своё время закончили они оба. Я не знаю, чего хочу я, но однозначно не этого. Возможно, рисовать, возможно, писать — в общем, творить, а не чахнуть над бумажками. Вообще, чувствую, у меня нет родины. Я не привязана к месту своего рождения. Ведь это глупо, второй после столицы город — и всего 25 тысяч населения. Терпеть не могу свой остров. Наверно, когда выйдет срок Au Pair, я перееду сюда. Но обязательно подальше от тебя. Достаточно уже того, что мы столкнулись сейчас. Нельзя нам было видеться, мне кажется. Ведь то, что ты три года назад назвал «предвзятым отношением», никуда не исчезло. Я по-прежнему не могу выбросить тебя из головы… Хотя старалась как могла. Упорно училась до сильнейшей головной боли, занималась экстремальным спортом, какое-то время таскалась по мужчинам (до сих пор с содроганием вспоминаю то время), пила свой любимый коньяк бутылками, даже пробовала наркотики (хорошо ещё, что смогла вовремя остановиться)…но ты всё равно не выходил у меня из головы. Я недооценила это чувство. Именно чувство, если честно, мне было очень больно, когда ты назвал его «предвзятым отношением». Слово «предвзятый» несёт в себе отрицательный заряд, так можно назвать злость, ненависть, презрение…но никак не влюблённость, какой бы нелепой она не казалась. Я по-прежнему не считаю это любовью, вообще всегда думала, что неспособна любить по-настоящему, так, как ты любил Йоханну…но всё же это и не предвзятое.

Я знаю, что ты думал, что я вообразила себе любовь и пытаюсь поставить на неё всю жизнь. Ты ошибаешься. Планов на тебя у меня нет. И не было. Я не настолько ещё наивна. Я вообще как о мужчине о тебе никогда не думала, всё исключительно платоническое… Когда рисовала твой портрет (ты его, наверно, уже увидел), поверь, я не воспользовалась твоим состоянием, хотя, думаю, многие девушки сделали бы это. Всё, чего я хотела — это лишь любоваться тобой. Да, знаю, твой внешний вид под классические каноны красоты не подходит. Но кому они собственно нужны?

Наверно, ты всё же понял. Подозревал однозначно. Я не хотела рассказывать тебе ничего, поэтому и пошла тогда на танцпол. Обожаю танцевать. В танце на какое-то время да забываешь о том, что мучает

Хотя грустно всё это, не находишь? Мне бы всё-таки хотелось, чтобы кто-то один был рядом, поддерживал меня и нуждался в моей поддержке. А так я одна. Возможно, это и к лучшему, никто не пострадает от моего ужасного характера… Ты хороший парень…искренне желаю тебе быть счастливым…именно так, как ты воспринимаешь счастье. У каждого ведь оно своё. Кому-то нужны деньги, кому-то признание, кому-то счастье близких…

Что такое счастье?

Идти по заросшей тропинке

В легком летнем платье,

Чесать комариные укусы

И потом в этом раскаиваться,

Быть молодой и богатой

Не пережитой любовью.

Поймать лицом легкую паутинку,

Думать о лете и ветре,

Быть может, ждать письма.

Просить совета у святого отца.

И гадать: может, да, может, нет

Он любит — не любит меня.

И никогда не встречать тебя.

Ингер Хагеруп, «Счастье». Кажется, у этого стихотворения есть и поэтический перевод на твой язык, но я его не знаю, так что записываю дословным переводом. В оригинале это очень красиво звучит. Я бы не отказалась от такого счастья. Проще быть одной и мечтать, чем жестоко разочаровываться в реальной любви.

А я, увы, уже разочаровалась. Вообще, о любви я перестала мечтать лет где-то в десять. Сейчас уже не хочу себе даже дружбы. Зачем? Всё равно никто у меня в друзьях надолго не задерживается, видимо, дело во мне самой. Думаю всерьёз заняться творчеством. У меня есть задатки. Может, это заменит мне то, чего уже не получить.

Мысли позитивней! Рано или поздно, если очень хотеть, приходит всё. А если ещё и пытаешься получить желаемое — то тогда тем более. Я не думаю, что ты такой серьёзный и холодный, каким кажешься, дело в предыдущих разочарованиях? Не обижайся. В общем-то, ты и сам прекрасно понимаешь, что всё лишь в твоих руках.

Наверно, это кажется странным, что я «учу» тебя жизни. Ставлю кавычки, поскольку ты знаешь это и так. Постараюсь тоже следовать этому. Вдруг получится?

Аста.

P.S. Моё имя означает «любимая». А ast — «любовь». Поэтому я и просила тебя не сокращать его. Это ведь очень странно звучит. Тем более, ни о какой любви речи идти не может…

Я перечитал письмо трижды, прежде чем его смысл стал медленно доходить до меня. Она всё помнит… И, похоже, не держит на меня зла, хотя могла бы. И она ушла… Вовремя, ведь я хотел сдать её властям…

Плохо понимая, что же я делаю, я сел за ноутбук и включил его. Я нервничал и едва не смял блокнот, потом отложил его — не хватало ещё уничтожить. Аста… Теперь мне это кажется ещё более глупым. Ощущаю себя виноватым в случившемся. Но разве я мог хоть что-то изменить?

Я понял, что картинка на рабочем столе сменилась. Раньше стоял мотоцикл. А сейчас — фотография Асты. Она стояла на фоне моей школе и широко улыбалась в кадр. Ветер растрепал её волосы, на ярком солнце казавшиеся рыжими, веснушки чётко выделялись на светлой коже…

И её глаза были чистого золотистого оттенка.

(Декабрь 2009 — январь 2010)