Я шла с отцом в церковь. Сегодня в отреставрированном храме, перед которым стоял памятник жертвам каких-то сражений, была первая служба в память о павших воинах.
По словам горожан, одну из подсобных комнат церкви отдали под экспозицию о войне и все хотели посмотреть на неё и на восстановленный храм. Мама с сестрой снами не пошли. С тех пор, как мы переехали в этот городок, мама ни разу не была в здешней церкви, а там, на Родине она часто ходила в костёл. Она говорит, что никак не может до конца принять обычаи православия. А мы с отцом считаем, что не важно, в каком храме молиться — главное, что ты обращаешься к Богу. Мама разделяла с нами эту точку зрения, но молилась дома. Ей вообще трудно давались частые переезды. После того, как начались гонения на евреев, мы постоянно меняли города, страны. Здесь мы жили в маленьком домике на окраине города, а когда-то у нас был большой двухэтажный дом, и у нас с сестрой были свои собственные комнаты. А каждое воскресенье в дом приглашались все друзей, дети и взрослые, и мы с сестрёнкой музицировали на фортепиано в четыре руки, а потом мама приносила свежеиспеченные ещё горячие печенья и угощала всех присутствующих.
Но сейчас всё было не так. Сейчас мы жили совсем скромно, друзей у нас не было и мы скрывали от всех своё происхождение...
Не так давно мы переехали сюда, в маленький провинциальный городок. Несмотря ни на что, мне он очень нравился. Я любила гулять по его старым улочкам, где редами теснились деревянные домики, и размышлять. Мне нравились здешние церкви, и я с удовольствием ходила на службы по выходным и праздникам. Вот и сегодня я, еле скрывая торжество своей души, шла с отцом в отреставрированную церковь.
Вся служба пролетела, словно единый миг: я всё думала о Боге и молилась ему на своём языке, своими молитвами, не слушая, что пели и говорили в храме. Когда закончилась служба, в церкве открыли боковую дверь, которая выходила к памятнику погибшим войнам и желающие проходили туда почтить память и помолиться за упокой их душ. Я уже собиралась уходить, но вдруг мне почему-то захотелось тоже пройти на улицу к памятнику, и я пошла. От образовавшегося сквозняка, порыв ветра затруднял мой путь, но, наперекор ветру, я шла к раскрытым дверям. Порывы рвущегося воздуха шлейфом раздували мой длинный яркий платок и синяя юбка до пола тесно обвивала ноги, от чего становилось ещё тяжелей идти. Но я шла, боковым зрением замечая на себе взгляды прихожан. Я гордо шагала по центру храма, и мне было приятно, что все смотрят на меня — с восхищением или с завистью — всё равно. И вот, преодолев последний порыв ветра, я вышла к памятнику, к которому вела дорожка из насыпанного гравия. После полумрака церкви, дневной свет резко ударил в глаза и казался особо ярким и божественным. От неровной поверхности дорожки предательски качались каблучки и, не дойдя пары шагов до постамента, нога подвернулась, и я упала на колени. Сохраняя чувство достоинства, я всем своим видом показала, что специально сделала так, и стала молиться, стоя на коленях, стараясь не думать о взглядах, косившихся на меня людей. Потом я быстро встала и вышла через калитку на дорогу. Мне хотелось уйти скорее отсюда домой, но в храме меня ждал отец, и мне пришлось вернуться. У входа я заметила двух девочек, они робко топтались у дверей и не решались войти в церковь. По разговору я поняла, что это дети язычников (они малыми группками паломничали по своим святым местам и остановились неподалёку от города). Девочкам хотелось посмотреть православный храм и выставку о войне, но всё не решались зайти. Тогда я подошла к ним и сказала: «Не бойтесь, заходите, смотрите. Главное — это уважение чужой культуры. Поэтому смело проходите, только соблюдайте все правила поведения в нашем храме». Довольные девочки надели платки и зашли в церковь.
— Где ты так долго пропадала, — увидев меня, спросил отец. Он давно стоял внутри у выхода и ждал меня.
— Извини, пап, сейчас возьму сумку и пойдём.
— Я пока выйду, догоняй.
— Хорошо.
Я прошла глубже в церковь, перекрестилась, поклонилась и пошла за сумкой. У выхода, где все обычно снимали платки, я привычным жестом свезла с волос свой новый платок, встряхнула волосами и собралась было выйти, как вдруг за спиной я услышала женский голос: «Смотрите, это же еврейка! Она молилась в нашем храме! Держи её!»
Дрожь и ужас пронзил меня. Казалась, мгновение с момента этого оклика до того, как я обернулась на голос, резко остановилось и нехотя медленно поползло по временной шкале! Куча мыслей успело промелькнуть у меня в голове: и о том, как хорошо, что отец уже ушёл и останется невредим, и о том, что по этой же причине за меня некому заступиться, и даже о том, что этот городок очень маленький и весть о том, что мы евреи срезу же облетит его и нам придётся уехать отсюда, чего мне очень не хотелось, ведь мне здесь очень нравится... Господи, ну зачем же всё так случилось?! Я резко повернулась к толпе и ...
проснулась! Я проснулась в своей кровати, рядом спал чёрный кот, а в окно заглядывало солнце. Дааа! Что за дурацкая привычка думать и размышлять во сне?!