Осенью в школу прислали новую учительницу. Ее звали Фрида Яновна, и она отличалась от всех учителей. Она была нерусской не только по имени, но и по речи, говорила очень правильно, но с акцентом, не так, как говорили мы. И одевалась она как-то странно для нас: одежда с непонятным рисунком на ткани, жилетик и много чего-то клетчатого. Она говорила, не глядя на нас, как будто мы ей были в тягость. Очевидно, это так и было: она приехала из Прибалтики вместе с мужем, которого распределили в далекую Сибирь. Сибирь ей не понравилась сразу же.

Уже через пару недель она не говорила на уроках, а кричала по поводу и без повода просто так, от вида нашей жизни. Двойки ставила многим, заявляя о нашей лени и тупости. Тренькали на кончиках стальных перышек, и музыка неслась из разных уголков класса, мешая ей сосредоточиться, бросали в чернильницы карбид и срывали уроки, пускали спички из катушек с резиночками, когда она писала на доске, и огненные стрелы летали по классу, стреляли из рогаток и плевали бумажными шариками из трубочек. Она заводилась, выходила из себя, срывалась и убегала из класса, и тогда приходил строгий директор и уводил кого-нибудь к себе в кабинет. Но это помогало на пару дней, потом все повторялось. Мне кажется, что и среди учителей у нее не было поддержки. Она оставалась чужая, потому что была не такая, как они.

Фрида не доработала даже до весны — готовилась стать матерью.

Весной и летом по городу поползли слухи о том, что на текстилке убили одного или двоих детей, убийства молва приписывала проискам сектантов, и город обсуждал эту страшную новость, нагнетая страх и подозрительность.

Я ходил за хлебом в магазин лесозавода и, перейдя мост через Тарайку, увидел Фриду Яновну. Она шла какая-то растрепанная и глядя бессмысленно вперед, шла бесцельно, и я вспомнил, что в школе был слух, что у ней умер ребенок через две недели после родов, а Фрида тронулась умом.

Мне было неловко смотреть на Фриду, и я отвернулся. Пройдя шагов двадцать, услышал дикий женский вопль и плач ребенка. Я оглянулся и увидел, как Фрида рвет волосы на голове девочки лет трех, а рядом бьется в истерике мать девочки, не оказывая никакого сопротивления. Фрида вырывала волосы у девочки, не глядя на нее, и пускала их по ветру.

Толпа возникла мгновенно: прибежали мужики и бабы, дети и старики. Фриду стали бить, и бить страшно. Ее не били, ее убивали. Кто-то крикнул о сектантах и о боге. Фрида стала кричать: «Молитесь богу!» Это только подстегнуло толпу. Вырвали ее у озверевших мужиков охранники лесозавода, которые прибежали с карабинами и разогнали народ. Больше о Фриде я ничего не слышал.