— Лу? Лу, ты меня слушаешь?

Она с трудом разлепила отяжелевшие веки и сонно завозилась под теплым шерстяным пледом.

— Прости, я задремала... Мне снилось, что ты хочешь приготовить напиток из солнца и янтаря.

— Янтарь — это и есть охлажденный морем солнечный свет. Красиво, — улыбнулся Кларк. — Но для нас бесполезно.

— Я знаю, — Лу вздохнула. — Вообще, глупости. На тебя вся надежда.

— Но все равно красиво.

Лу любила, когда Кларк смотрит вот так, слегка прищурившись, любила его улыбку и ласковое обращение «маленькая», и не могла представить себе, как будет просыпаться по утрам одна или рядом с кем-нибудь другим. Но год подходил к концу, а это означало, что скоро им придется расстаться.

Разве что случится чудо, но в чудеса Лу не верила. Это только в дешевых сериалах бывает, что после Исчезновения любовники оказываются в одном и том же мире и, ошеломленные, рыдая от счастья, падают друг другу в объятья. Или нежданная прихоть судьбы сталкивает их после многолетней разлуки. А если это происходит за пару дней до нового Исчезновения, то концовка получается особенно возвышенной и трагичной.

Но в жизни все не так. Исчезновения сводят людей, чтобы уже через год раскидать их по разным мирам, и миров этих не счесть. Вселенная бесконечна не в пространстве и не во времени, она бесконечна в каждой точке времени и пространства, а значит, встретить кого-то снова, столь же невероятно, как два раза выловить из океана одну и ту же рыбку.

Об Осенних Исчезновениях сложено много красивых легенд, странных и неправдоподобных, затягивающих, как тот миг, когда реальность вокруг тебя мутнеет, подергивается легкой рябью... и ты закрываешь глаза, потому что знаешь, что сейчас им станет горячо и больно. Ватная тишина, порыв ветра, блеск. И ты видишь, что все изменилось. Вроде бы, все то же самое: деревья, роняющие золотой свет, и шелковая синева над головой, но того, кто еще секунду назад держался за твою руку — уже нет. И дома твоего тоже нет, и города, в котором ты жила. А есть другие дома, другие города, другие люди. И кому-то из них суждено стать твоим другом или любимым... до следующего Исчезновения.

Говорят, что раньше все было по-другому, а потом вдруг сделалось так. Почему — никто не знает.

И Лу не знала, но верила, что в загадочном явлении природы есть некий тайный смысл. Ей нравились трогательно-прозрачные осенние вечера, когда каждое мгновение пьешь, как дорогое вино, зная, что оно может оказаться последним по эту сторону черты и первым — по ту. Сам момент перехода виделся ей чем-то вроде подарка в разноцветной обертке. Ярко, броско, и не узнаешь, что внутри, пока не развернешь. Ерунда, пустышка, а может быть — чудо. И сердце замирало в предвкушении волшебства.

Но так продолжалось лишь до тех пор, пока в ее жизни не появился Кларк. А сейчас Лу с тоской и страхом наблюдала, как сохнет трава на горячем ветру, как наливаются мутной росой облака, как густая зелень тополей и лип выгорает до желтизны.

Когда с деревьев упадет первый лист, по планете прокатится волна Исчезновений. Одни люди пропадут бесследно, другие займут их место. Новоприбывшие станут слоняться по улицам, заселять опустевшие дома, искать работу, заводить друзей, будут тыкаться повсюду, как слепые котята, начнется суета и неразбериха. Осень — самое сумбурное и бестолковое время в году. Едва все более или менее вернется в привычную колею, как в середине октября придет вторая волна. А в начале ноября — третья.

Какая из трех волн захватит их с Кларком — неизвестно, значит, надо торопиться. Надо спешить наслаждаться, жить, любить друг друга, пока неведомая сила не разомкнет их объятия. Потому что противостоять ей невозможно... или возможно?

Кларк считал, что раньше люди знали секрет, потому что древняя мифология буквально кишела сказаниями о «вечных любовниках». Конечно, все старые книги не просмотришь, на это не хватило бы и двенадцати месяцев, от осени до осени. А до первой волны оставалась пара недель, но если очень повезет... Ведь может же им повезти?

Все свободные вечера Лу и Кларк проводили в городской библиотеке — огромном черном здании, увенчанном двумя острыми башнями-близнецами, придававшими ему сходство с рыцарским замком со старинных гравюр. Окруженное аккуратными желтенькими коттеджами, оно выглядело нелепо, как ворона, приблудившаяся к стайке канареек.

Обычно Кларк сидел за столом и читал, а Лу стояла у окна, глядя на погружающийся в переливчатое озеро огней город или неторопливо прогуливалась вдоль стеллажей. Она не могла заставить себя прикоснуться к книгам — массивным томам в наглухо застегнутых кожаных чехлах — и только бормотала вполголоса странные названия, смысла которых до конца не понимала. Что-то неприятное чудилось ей в древних фолиантах, пугающее, восстающее против законов природы, словно люди, их написавшие не были людьми в привычном значении этого слова. «Наши предки» — их называли, с уважением и некоторой опаской, а Лу казалось, что по улицам до сих пор бродят их липкие призраки, прячутся в подвалах и водостоках, ревниво и завистливо следя за беспечной жизнью ничего не подозревающих горожан.

Но Кларк верил в мудрость древних, и рылся в оставленных ими письменах, и искал ответы.

Лу закрыла глаза и почувствовала, что ее снова затягивает в сон. Нет, надо вставать. Кларк отодвинул шторы и бледно-зеленый дымчатый свет затопил комнату. В прозрачном, как бутылочное стекло, небе поблескивали острые осколки звезд, влажные и чистые, отмытые ночным дождем. По мостовой сухой поземкой крутились мелкие бумажки, травинки и отломленные с деревьев веточки, быстро вращаясь, пронеслись четыре шара перекати-поля. По утрам здесь всегда дул сильный соленый ветер с океана.

Лу сползла с кровати, натянула длинную футболку и босиком поплелась в ванную. Долго искала зубную щетку, разворошила весь шкафчик, но та как сквозь землю провалилась. Из кухни вкусно запахло жареным хлебом и яичницей.

— Лу? — Кларк возник в дверях с металлическим кофейником в руке. — А ведь ты меня не дослушала.

— Я заснула, — Лу продолжала рыться в шкафчике. — Ты говорил что-то о древних, и о каком-то магическом зелье.

— Я говорил, что узнал, почему начались Исчезновения.

— Вот как? Кларк, этого никто не знает.

— Я прочитал вчера, — упрямо продолжал Кларк, — что Бог проклял людей за то, что они копили всякие вещи.

— Какие вещи? — удивилась Лу. — Полотенца, зубные щетки? Шампуни?

— Понятия не имею, — пожал плечами Кларк. — Но думаю, что есть кое-что поинтереснее шампуней и зубных щеток.

Но Лу в тот момент ничего интереснее в голову не приходило, она даже находила смысл в том, чтобы иметь не одну зубную щетку, а две или три. По крайней мере не придется искать ее по утрам, а можно спокойно почистить зубы. Но четыре? Пятьдесят? Сто? Сколько зубных щеток способен накопить человек и зачем они ему? Наверное, дома предков были завалены хламом.

— Да, — подтвердил Кларк. — Знаешь, как там было написано? «Неодушевленные предметы стали для них важнее самой жизни».

— Это как?

— А кто ж их разберет? Видно, свои вещи они любили больше, чем друг друга.

За завтраком Лу размышляла о причудах древних и о превратностях судьбы. Почему-то получалось так, что из-за чьей-то глупой привычки замусоривать свое жизненное пространство они с Кларком должны расстаться, и не когда-нибудь, а совсем скоро. Обидно и несправедливо.

— Ну как, положить тебе солнца в кофе? — загадочно улыбнулся Кларк, намазывая хлеб тонким слоем маргарина.

— Что? — рассеянно отозвалась Лу. — Постой. Ты сказал вчера, что нашел какой-то рецепт, да? Или это мне тоже приснилось?

— Сказал. Но надо все проверить... Пойдем в библиотеку, и я еще раз внимательно прочитаю. А потом нам понадобятся корни красного папоротника, их нужно мелко нарезать, залить кипятком и три часа настаивать в темноте. Сначала можно будет напоить Лисичку, и если на нее подействует...

— При чем тут Лисичка? — перебила его Лу. — Животные не исчезают.

— Не важно, подействовать должно все равно. Потерпи до вечера, маленькая. Если хочешь, выкопай пока на пустыре пару корешков, а там решим, что делать.

— Сколько? — серьезно спросила Лу.

— Я думаю, двух кустиков хватит.

Красный папоротник, строго говоря, никаким папоротником не был. Так называлось низкорослое травянистое растение с чуть красноватыми перистыми листьями и блестящими темно-бордовыми ягодами. Росло оно на пустырях, по обочинам дорог и на прогретых солнцем песчаных косогорах и входило в список из двадцати семи «представителей местной флоры, запрещенных к употреблению в пищу». Но Лу это не смущало. Они ведь с Кларком не собирались его есть, а выпить полстакана отвара — даже невкусного — совсем не трудно. Поможет ли им древняя магия, Лу не знала, но вот повредит — вряд ли.

Корни у красного папоротника оказались длинными и неприятными на вид, похожими на жирных белесых червей. Зыбкий песок осыпался под лопатой, и чудилось, что их покрытые короткими ворсинками туловища шевелятся и пытаются зарыться глубже в почву. Лу не удивилась бы, если бы они ее укусили, но этого, конечно, не случилось. Только от брызнувшего на руки мутно-серого сока слегка онемели пальцы.

Она отряхнула корни от песчинок, а дома тщательно вымыла и оставила на столе, накрытые салфеткой. И стала ждать Кларка.

Вечером, по пути в библиотеку, они держались за руки, чувствуя себя соучастниками некоего таинственного преступления. Небо над их головами приторно розовело, а ближе к горизонту расслаивалось на оранжевые полосы, и черные башенки-близнецы торчали вверх, как гигантские, растопыренные буквой «V» пальцы. Проколотое одним из шпилей солнце трепыхалось, словно насаженная на булавку бабочка, истекало закатной кровью, покрывая мостовую блестящей красной глазурью.

— Интересно, а почему, здание библиотеки во всех мирах одинаковое? — спросила Лу. — Что бы ни находилось вокруг, оно всегда большое, черное, с двумя башнями. Не знаю, как внутри, но снаружи похоже, что это одно и то же строение.

— Я тоже об этом думал, — признался Кларк. — Оно и внутри не меняется. Да, странно.

— Ты что, и раньше бывал в библиотеках? — удивилась Лу. — Не только последний год?

— Да... иногда. То есть, если честно, то довольно часто. Я люблю книги.

«Вот что он имел в виду, — говорила себе Лу, вступая под тусклые, стрельчатые своды. — Любовь к неживым вещам. К книгам. Древних за это наказали, не накажут ли нас? Нет, не может быть, те люди ненавидели друг друга, а мы друг друга любим.»

— Подожди немного, маленькая, я прочту еще раз, — сказал Кларк, извлекая из чехла лохматый том с бронзовым теснением на темно-синем переплете. — Или хочешь, почитаем вместе? Это важно. Вдруг заметишь что-то такое, чего не замечу я?

Неожиданно для самой себя, Лу согласилась.

Она стояла за спиной Кларка, заглядывая ему через плечо, и торопливо пробегала глазами строчку за строчкой. Шрифт был готический, трудный для чтения, а сам текст пестрел непонятными терминами и ссылками на научные труды. Лу едва понимала, о чем речь.

— Что такое «нейротоксин»? — спросила она недоверчиво, тщетно пытаясь продраться сквозь нагромождение незнакомых слов.

— Вещество, которое проникает в мозг и разрушает его, — пояснил Кларк. — В отваре из корней красного папоротника этого самого нейротоксина очень много. И когда мы с тобой его выпьем, то сначала перестанем ощущать прикосновения и слышать звуки... как при обычном Исчезновении, а потом наступит паралич дыхательных мышц и остановка сердца.

— И что тогда? — глаза у Лу сделались совсем большими, как у испуганного ребенка. Хотя ребенком она себя давно уже не помнила. В прошлом остались времена, когда на планете кто-то умирал или рождался. Все ходили из осени в осень, как из комнаты в комнату, нигде не задерживаясь надолго, ни к чему не привыкая и по-настоящему не привязываясь.

— Тогда наши тела... — Кларк запнулся, подыскивая подходящее слово, но не было больше в человеческом языке глагола «умереть», — … выключатся и станут непригодными для жизни. И мы оба исчезнем в другой мир. Вместе.

— Да, но... как же мы сможем жить без тел? — жалобно спросила Лу.

— Конечно, сможем, — успокоил ее Кларк. — Как по-твоему люди путешествуют во сне? Помнишь, как сегодня ночью мы купались в море, а наши тела остались дома и спокойно спали?

Да, против такого довода не возразишь. Лу ничего не оставалось, как согласиться, хотя ночного купания она припомнить не могла. Она часто забывала сны, почему-то в момент пробуждения все сминалось, перемешивалось, оставались только отдельные картины, рваные, как клочья соленого тумана над водой.

Гладкошерстная рыжая кошка по кличке Лисичка жила в подвале соседнего пустующего дома, но столоваться приходила к Лу и Кларку на веранду. Отвар из красного папоротника, для вида и запаха слегка забеленный молоком, Лисичка вылакала за три минуты, а потом вылизала шершавым языком миску. Распушила огненный хвост и благодарно потерлась головой о плюшевый угол дивана.

Лу и Кларк, затаив дыхание, наблюдали за ней, но с кошкой ничего особенного не происходило. Она погуляла немного по веранде, а затем забралась Лу на колени и замурлыкала.

— Ну, и? — Лу рассеянно поглаживала рыжую спинку, а Лисичка щурила глаза цвета темного янтаря и урчала от удовольствия.

Подождем, — прошептал Кларк.

Урчание прекратилось, по телу кошки прошла легкая судорога, оно неестественно вытянулось и застыло.

— Дай мне, — он взял Лисичку из рук Лу и внимательно изучил. Мышечные рефлексы отсутствовали, зрачки не реагировали на свет. — Подействовало, — заключил Кларк.

— Ну что, теперь мы? — Лу задумчиво разглядывала бутылочку с темно-коричневой жидкостью. Посмотрела сквозь нее на солнце, поднесла к лицу. Помедлила. Напиток приятно пах мятным чаем и еще чем-то свежим и острым, но тоже приятным. — Здесь или пойдем куда-нибудь? — ей не хотелось, чтобы их тела оставались в доме, наверное, тем, кто придет в этот мир, будет неприятно их найти.

— Можно пойти к морю, — предложил Кларк.

— Нет, лучше в лес, там сейчас красиво.

Они шли по петляющей среди мшистых кочек тропинке, вдоль заросшего низенькими кустиками голубики оврага. Легкомысленные осины шуршали над ними сомкнутыми золотыми кронами, молодые лиственницы осыпали мягкие иголки к их ногам.

Лу почему-то было страшно. И грустно, словно им предстояло сломать что-то очень дорогое.

Дойдя до неширокой лесной просеки, Кларк остановился. Достал из кармана бутылочку, отпил ровно половину и протянул Лу. Отвар и по вкусу оказался похожим на мятный чай, разве что чуть-чуть горьковатый.

Они стояли и смотрели друг другу в глаза, и Кларк сказал:

— Ну, вот и все. Маленькая, мы будем первыми людьми, победившими Исчезновения.

Лу хотела ответить, но язык вдруг сделался непослушным, чужим. В висках зашумело, а ей казалось что это музыка — легкая, чистая мелодия, жалобная и странно-прекрасная. Она, точно в кино, звучала отовсюду, звала, манила, понуждала двигаться в такт.

Лу зашаталась и обхватила Кларка за плечи. Голова гудела, все вокруг стало нечетким и тягучим, менялось, плыло и кружилось... нет, это они с Кларком кружились, обнявшись, по припорошенному праздничным золотом осеннему лесу. Они не знали, что такое смерть, а, значит, смерти для них не существовало.

© Copyright: Джон Маверик, 2009