После дождя воздух пахнет рыбой. Особенно на даче, среди леса и старых домов. Хочется укутаться в теплый и мягкий плед и сидя на веранде, смотреть на ярко-зеленые, словно выстиранные от пыли и грязи растения. Бабушка, тем временем, заварила чай и теперь, вынесла дымящийся, еще булькающий чайник к нам, на веранду. Что можно делать на даче ребенку ранней весной, когда все еще сыро, туманно и не проснулось? Разве что проказничать… Это можно делать и летом, особенно летом, когда мы да даче одни…

Выросли мы с братом, как говорили почему то ВСЕ взрослые, в профессорской семье, и была у нас, естественно, экономка. Бабушке она дико не нравилась, потому что постоянно совала свой нос в чужие дела (так говорила бабуля). Нам же она не нравилась, потому что, словно ворон кружила над нами, и каждую минуту ждала, когда мы начнем вести себя «неуместно» (ее же слово), чтобы громко крикнуть нам в лицо свое любимое «КАР!», да так, чтобы непременно оно долетело до родителей. Но при всем при этом, ее старания были напрасными. Ощущение вседозволенности, почти неприкосновенности, витало у нас в доме. Это мы чувствовали также на нашей шкуре, видя гнев в глазах нашей Натальи Израилевны, то бишь, экономки, которая едва занеся на одного из нас руку, сразу же опускала ее и цедила сквозь зубы, так, чтобы никто кроме нас не услышал: «Профессорские выродки…ух я вам..» — и с отчаяньем, все еще «каркая» убегала в свою комнату. Нам тогда казалось, что главная цель ее жизни сжить нас с братом со свету…Словом, для нас, она была врагом НОМЕР ОДИН.

А все началось с того, что Наталья Израилевна полюбила фейхоа. Она с утра до ночи повторяла это странное слово, и постоянно экспериментировала над этим темно-зеленым, вроде как, фруктом. То она его засахаривала, и ждала чудодейственных свойств, что-то магически приговаривая, то он пыталась его варить, и расхваливала нашим соседкам по даче, какое у нее получилось варенье, то еще что.

Однажды ночью, сидя в кровати перед сном, когда родители остались в городе, а мы с нашей любительницей фруктов окончательно перебрались на дачу к бабушке и наслаждались уже по-настоящему теплой летней погодой, мой брат — Веня, сказал:

— Гер, а Гер, слышь? А ты пробовал это фейхоа-то?

— Неа.

-А может оно действительно, того?

-А чего того-то?

-Ну, того…волшебное?

-Да, ну тебе, стал бы папа давать ей ящиками этого фейхоа, да еще говорить: «Делайте с ним, что хотите!»

— Точно! Просто она его так расхваливает, я аж поверил, хотя нет, не поверил, я ей вообще не верю, помнишь, как она нашим сказала, что мы вазу разбили?

-Ага, еще как помню, меня папа тогда к себе вызвал, говорит: « Скажи честно, я не поругаю, это вы сделали?» — а я ему: « Не, пап, это она все врет». А папа тогда на меня так долго посмотрел, и сказал: « Иди». Не поверил. А ей поверил…

— Странно, а меня папа не вызывал.

— Да че тебя вызывать-то, раз я сказал, то и ты так же скажешь, неужели не ясно?

— Слушай, а давай над ней подшутим?

— Это как?

— А вот так… Ты не знаешь, где она эти фейхоа прячет?

— Да ничего она не прячет, они на балконе, в ящике, рядом с яблоками лежат.

— Пошли.

— Сейчас? Куда?

— Пошли, говорю!

Мальчики тихо вылезли из кроватей, и босыми, в пижамах крадучись вышли на балкон.

Наверху, высоко, желтела луна. Она была круглой-круглой, словно циркулем вычерченной.

— Ух-ты! — прошептал Гера.

— Чего? — испугавшись, ответил Веня.

— Смотри, луна!!!

— Ну, луна, и что???

— Да она круглая!

— Тьфу ты, подумаешь? Я аж испугался, подумал, привидение увидел!

-Вот именно! Когда полнолуние, все оборотни вылезают из могил, и шатаются вокруг домов, а у нас недалеко кладбище!!!

— Слушай, оборотни не могут вылезать их могил, они вроде как люди, только превращаются в оборотней, когда полнолуние!

— Правда?

— Нет, конечно. Сказки все это, ну вот где ты видел оборотня?

— В кино видел, в книжках читал…

— В книжках, в кино, тоже мне… нету никаких оборотней!!!

В этот момент где-то позади дома раздался ужасный вой.

— У-у-у-у!!!!

Мальчики переглянулись, прижались друг к другу и попятились назад к двери.

— Гер, что это было? А? — чуть дыша, произнес Веня.

— О-бо-ро-тень!!!!! — ответил Гера, запинаясь.

— А мы его не боимся, мы же в доме, правда?

— А вдруг он в дом зайдет? — плаксиво пропищал Гера.

— Как он зайдет, все двери то закрыты, а перед этой дверью мы стоим, а его тут нет, так?

— Так.

— Ну!

— Ну?

— Ну, вот, — неубедительно подытожил Веня.

— А если он через окно проберется?

— Так ТО же оборотень? Как он через окно-то? Он, видать, вОн какой!

— Какой?

— Ну, какой-какой, большой, наверное…

— А если он, как кошка, и через крышу залезть может?

— Тогда бы его не звали О-БО-РО-ТЕНЬ!!!

— А как бы его звали? — умоляюще поглядел на брата Гера.

— Ну, м..м..ну, как коты могут звать, Обормотом, что ли…или Кысей!

— Да, ну тебя, Кыся!

— А че? И вообще что ты пристал, — тут мальчик тоже перешел на почти неразличимый шепот, — увидел себе луну и молчал бы!!!

— Слушай, Вень, а что если ОН у нас в доме???!!!

— В доме??!!!

— Ага! — задрожал Гера.

— Ты че, совсем офанарел? В доме у нас только бабушка и …

— НАТАЛЬЯ ИЗРАИЛЕВНА!!!!!! — выкрикнули мальчики одновременно, — ОБОРОТЕНЬ!!!

— А-а-а, — тихо заскулил Гера.

— У-у-у-а, — следом за ним, потише, но все же, подхватил Веня.

Потом мальчики замолкли. Молчали они долго, пока не поняли, что совсем окоченели от ужаса.

Они стояли на балконе, и не знали, что им делать дальше. А луна становилась все ближе и ближе, мальчики все сильнее и сильнее дрожали. Наконец, подал голос Веня.

— Герка, слышь, я знаю, что надо делать.

— Что? — с восхищением посмотрел на брата Гера.

— Надо ее убить!

— Убить? Как? Ножом?

— Не, ножом не пойдет, ну, как оборотней убивают?

— Не знаю, — проблеял в ответ Гера.

— Я тоже не знаю, — задумчиво прошептал Веня.

— Так как быть? Может бабушку разбудить?

— Ты что? А вдруг она ее заразила?

— Думаешь? Бабулю? Не-э-э-эт.

— Ну, это мы утром проверим, а теперь надо думать, как быть с НЕЙ…и кажется я придумал..

— Да? Ну, давай, быстрей, что надо делать?

— Слушай, помнишь, она с утра до ночи про фейхоа говорит , я думаю…ОНА…стала оборотнем…ИМЕННО ИЗ-ЗА НЕГО!

— Из-за фрукта?

— А ты точно знаешь, что это фрукт?

— А что тогда?

— А, черт его знает, может папа над ними опыты в своей лаборатории делал и теперь это генетически…ммм…как это говорят…ну, в общем, гены у него испорчены у этого продукта! ВОТ!

— И что? — с ужасом в глазах, шумно проглотил слюну Гера.

— А вот что! Он его ела, и заразилась, а потом, когда поняла, что заразилась, попыталась всех соседей заразить, ну, чтоб НАЗЛО! Понимаешь?

— Понимаю… — ничего не понимая, промямлил Гера.

— Так вот, помнишь, она его ела только в начале, ну, когда папа только привез ящик.

— Помню…

— А потом есть почти перестала, разве что съест один на «голодный желудок», как она сама говорит. Что она делает потом? Она начинает варить какие-то снадобья, чтобы уж НАВЕРНЯКА всех отравить!!!

— А-а-а, — снова стал завывать Гера.

— Да, погоди ты! Я слышал, как папа кому-то говорил, что если яда чуть-чуть — то организм привыкает, ну, то есть человек может спокойненько принимать этот яд и не умирать, понимаешь?

— Не умирать… — повторил полуживой Гера.

— А вот если этого яду сразу бухнуть много, или смешать с чем-то другим, тоже ядовитым, то можно отдать концы!

— Концы?? Какие концы?

— Ну, так говорят... Умереть можно, понимаешь? — уже со злостью прошипел Веня.

— А, понимаю, — действительно поняв, ответил Гера.

— Так вор, продолжаю, если она нас до сих пор не убила, то она уверенна, что мы ничего не знаем. Это раз!

— Раз!

— Если мы знаем, что она — ОБОРОТЕНЬ, а она не знает, о том, что мы знаем, то у нас есть преимущество. Это два!

— Два!

— Если она каждый день ест понемногу фейхоа, то она и завтра его съест. Это три!

— Три! — совсем уже воодушевленно выпалил Гера.

— Это она, видимо, ест, для поддержания оборотенской силы…

— Да..а..а, точно, она его как ест, закатывает глаза, а потом с силой ка-а-ак хлопнет себя ладонями по коленям и сразу встает!!!

— Итак, мы можем ее обезвредить, и не дать заразить нас и бабулю!!!

— Как? Как? Ты так ничего и не сказал!

— А вот так, — и Веня поднял многозначительно указательный палец.

— Надо найти другой яд. Это раз! Впрыснуть папиным шприцом во ВСЕ фейхоа этого яду. Это два! И спокойно пойти спать. Это три!

— И все? Где мы найдем яду? Как мы его впрыснем, тут сто штук, как минимум… Как мы спокойно пойдем спать???

— Не суетись! Все — по-порядку, как говорит наш папа, а он — знает, что говорит. Задача один —найти яд… Что-то у меня в уме есть, но не вспомню…что-то, что нам говорили, не берите в рот — это яд…ты случайно, не помнишь?

— Не…не пом..Хотя!!! ЧЕРНИЛА!!! Помнишь, когда мы играли в кабинете с папиной ручкой и макали ее в чернильницу, мама зашла и сказала, чтобы мы не клали это в рот, что это яд!!

— Точно Герыч, ты молодец! В кабинет!!! — и они, забыв про страх, помчались в кабинет к отцу.

В кабинете стоял полумрак. Только желтоватый свет луны падал сквозь полуприкрытые ставни и полосками освещал эту загадочную, и доселе, запретную комнату. Посередине, напротив входа стоял массивный стол. Это был огромный, прямоугольный почти, что шкаф, а не стол. Темное дерево по краям, переходило в потертое светлое, которое сверху, как бы мантией, облачало зеленое сукно. В нем было много-много ящичков: выдвижных, с дверками наружу, узикх, широких, прямоугольных, квадратных и запертых на замок. В том месте, где кончалось сукно, виднелись когда-то золотые рифленые кнопки, которые, словно маленькие королевские коронки, облагораживали весь облик стола. Они словно царские костюмеры, натягивали по фигуре стола дорогой материал. В центре, прямо на сукне лежала огромная хрустальная чернильница. Свет из окна падал именно на нее, причем падал полутенями, отчего жидкость в чернильнице казалось зловеще-шипучей, пузырчатой, какой-то двигающейся. Мальчики, словно зачарованные смотрели на чернильницу, не решаясь к ней подойти.

Первым не выдержал Веня, он отыскал в углу, в большой кожаной аптечке самый гигантский шприц и подошел к столу. Гера же поднял взгляд со стола на портрет, висевший прямо за ним. С портрета на него деловито и строго смотрел мужчина в зеленоватой военной форме. Хмурые брови сошлись на переносице, образуя характерные две морщинки. Глаза смотрели прямо на Геру, так сердито, что он аж отступил и рукой для равновесия коснулся стола. Усы, густые, местами желтоватые, видимо от частого курения, Гере понравились. Тут его окликнул Веня:

— Ты чего? На него нельзя смотреть! А то он все узнает и будет беда!

— Какая беда?

— Не знаю, бабушка так говорит, беда, говорит, будет… Давай уже, держи чернильницу, крепко держи, а я постараюсь заполнить шприц.

Выкачав все чернила из чернильницы в большой отцовский шприц, они помчались обратно на балкон.

— Так, подожди, надо не торопиться, давай подумать, — с умным видом, выставив вперед руку со шприцем и любуясь на маленькие пузырьки в мутной жидкости, заявил Веня.

— Чего ждать-то, давай!!!

— Ты посмотри, если она оборотень, она съест одно фейхоа с чернилами и тут же окочурится…Интересно, как умирают оборотни? Ну, сейчас это неважно. Так если она оборотень — она умрет. Это раз!

— Вот заладил! Скорей, скоро светает! — торопил его Гера.

— А если она не оборотень? — вдруг заявил Веня.

— То есть как не оборотень!!!??? Конечно же, оборотень, помнишь в чем она спит?

— В чем? И какое это имеет отношение?

— Прямое. Она спит в темной непрозрачной ночной рубашке, до пола.

— И что?

— Как и что, как и что? Тем-ной. Неп-роз-рач-ной ночной рубашке.

— Я повторяю, и что?

— А то, что если у нее вырастает по ночам хвост, то его никто не увидит, даже если она встанет ночью попить воды!!!

— Ну, ты, Гер, даешь! Я про хвост ваще не подумал! Но, все же, я еще раз задам тебе вопрос, а если она не оборотень, то съев этот фейхоа, она умрет?

— Если не оборотень, и если умрет, то папа нас сам повесит…вон на том дереве…не разбираясь…Веня, нам крышка по-любому….!

— Да, хватит уже, нюня. Я другое тебе говорю…Разве мы с тобой съев какой-нибудь фрукт с чуточкой чернил умрем?

— Не, это вряд ли, мы сразу поймем, что в нем что-то не то, и не станем есть его до конца.

— ВОТ! Вот, наконец-то я дождался от тебя умной мысли. А как думаешь, если этот фрукт надкусит оборотень, с двойным ядом, он сдохнет?

— Однозначно сдохнет, сразу. Ты прикинь, два яда!!! Сразу!!!

— Тогда решено. Как раз все и узнаем, кто есть кто. Впрыскивай! Начинай!

Мы впрыснули все содержимое шприца в маленькие сморщенные темно-зеленые фрукты. А те, на которых чернила не хватило, мы закопали под балконом, произнеся кое-как «Отче наш». И спокойно пошли спать. Светало.

Утром мы проснулись от дикого крика… Не совсем понимая, что происходит, мы выбежали в пижамах, с заспанными лицами на кухню и увидели следующую картину. Наталья Израилевна, стоя посреди кухни в белой ситцевой ночной рубашке, еле глотала ртом воздух, не могла выдавить из себя ни звука, зубы ее были иссине-черные, с руки капала черная жижа, она трясла в руке надкушенным фруктом и губы ее страшно шептали: «Бесы…бесы…бесы…!!!»