AlenaNick — 'Время вить гнезда.'

  Когда-то очень давно на моем балконе поселились голуби. Я кормила их, но приручить не смогла. Они боялись моих рук. Однажды я курила на балконе, как вдруг голубка слетела с перил на пол и быстро пробежала мимо меня куда-то под балконный столик. Я ошеломленно наблюдала за ней, удивленная отсутствием страха. Заглянув под столик, я увидела там гнездо и в нем голубку с двумя птенцами. Она смотрела полными ужаса глазами, но не собиралась покидать своих птенцов. Ее любовь была сильнее страха. Пришло время вить гнезда, и ничто не могло ей в этом помешать. Ее детки росли, даже брали хлеб из моих рук. Я рассказывала о них своему малышу, который только недавно появился во мне и рос так же как они,— незаметно, тихо. Потом голуби выросли и улетели. А мой малыш решил, что и ему пора на свободу. Он еще не знал, что всему свое время...

Ночь. Сквозь закрытые ставни пробивается лунный свет. Из печи видны отблески огня. В комнате тепло, а в душе моей холодно. Он, наверное, сегодня не придет. Он дома с женой. И его Жигули спят в гараже, а не под окном нашей комнатки, которую я снимаю.

Мне всего 18 лет. Я уже исколесила весь Советский Союз по турпутевкам. Если на карте нарисовать мои похождения (я однажды попробовала), получается силуэт гигантской крысы. Она олицетворяет меня саму. Я — Крыса по восточному гороскопу. Во время моей последней турпоездки в Минск я влюбилась в первый раз. Алексей был тоже из Иркутска. Нашей с ним страсти хватило после возвращения лишь на пару месяцев встреч в снятой именно для этого комнате. Потом его жена узнала о нашем романе, начала бороться за него, писать слезные записки, которые он все время находил в своих многочисленных карманах. А я еще не научилась достойно терпеть потери.

Я стояла и плакала около кинотеатра. Билеты пропали, он не пришел. Мне было холодно и одиноко.

Мое сердце скулит и плачет

Словно пес, потерявший свой дом.

Ничего для тебя я не значу,

Ни к чему говорить о пустом.

Ты не ищешь той тихой пристани,

Где тебя будут верно ждать.

Ты в моей душе просто выспался

И на утро ушел опять.

Хотя, думаю, я жалела не о нем, а о пропавших билетах. Еще я подумала, что на одну мою стипендию, хоть и повышенную (отличница!), я не смогу платить за комнату.  Мои родители давно привыкли к моей самостоятельности (как я ее добивалась — другая история) и могли бы, конечно, помочь, если бы я попросила. Но я ушла из дома сама во взрослую жизнь. От родительского “гнета”, от нелюбви и родительских ссор. Хотя с виду благополучная у нас была семья, обеспеченная, с хорошей родословной. А с изнанки... Да ладно, никому не интересно, что там внутри, какой климат был в нашем доме, и почему я в 18 лет оттуда сбежала.

В общем, я стояла и ревела. А потом, вытерев слезы, пошла ловить такси. Не хотелось, чтобы в автобусе все глазели на мою опухшую от слез физиономию. Остановился частник на коричневых Жигулях, спросил, сколько заплачу. Я отмахнулась: “Мне все равно, сколько скажете”.

Успокоилась в теплой машине, закурила. Когда мы были уже у самого дома, барака на окраине, я вдруг вспомнила, что  сегодня мне придется одной топить печь, и сегодня, и завтра. Бросить все и ехать в родительской “гнездо” — даже думать не хотелось об этом. Ну и пусть! Я рассчиталась и хлопнула дверцей.

В комнате было как всегда холодно, март все-таки. Я вздохнула тоскливо, вышла на улицу и села на кривое крыльцо.

Жигуленок стоял на том же месте. Водитель вышел и сел со мной рядом. Молчание тянулось долго, и мне почему-то не хотелось, чтобы он уходил.

         ...

Скажи мне, кто я для тебя,

Чего же ты боишься?

А может ты мечта моя,

И ты мне только снишься?

Но ты молчишь, не проронив

Ни слова, ни полслова.

Чтоб знать, о чем же ты молчишь,

Я все отдать готова

Все горы реки и моря

И небо синее,

Чтоб только знать, что я твоя

Не любовница, а ЛЮБИМАЯ.

              ...

Незнакомый человек, который не пытался фальшиво сочувствовать и задавать ненужные вопросы, именно он, казалось, излучал какое-то тепло, от которого мне становилось легче. Даже не тепло, а отчетливую жизненную энергию. Он не произнес ни слова. И вдруг мы одновременно встали, он открыл мне дверцу своей машины, потом сел сам и уверенно и спокойно поехал. Какая-то тупая оторопь не давала мне ни думать, ни говорить. Я просто чувствовала необъяснимое спокойствие,  красная лампочка тревоги в моей голове не подавала  никаких сигналов. Мы ехали и ехали, я курила. Сейчас забавно вспоминать (дура сумасшедшая!), а в тот момент я была в какой-то отключке. Совершенно трезвая, далеко не глупая девочка я была.

Когда ощущение времени и пространства вновь посетило меня, оказалось, что мы катаемся уже больше часа по кольцевой дороге и дважды объехали весь наш небольшой город. Незнакомец спросил, как меня зовут. Я нехотя отвечала на его вопросы, и вдруг обнаружила, что он свернул с кольцевой и мы мчимся по тракту за пределы города. За окнами ночь, фонарей, конечно, нет, только свет фар редких встречных машин и луна. Тут мне стало страшно. “Куда мы едем?”— спросила я. Он молчал. Мысли лихорадочно завертелись: а вдруг он маньяк, бандит, я ведь его первый раз вижу. Я уже почти в истерике, а он молчит и на мои вопросы только мрачно хмурится.

Теперь я уже была уверена, что вряд ли вернусь обратно живой. Страх заставлял меня искать выход, я что-то спрашивала, ревела, кричала, умоляла сказать хоть слово. А он мчался на большой скорости, и прыгать из машины на ходу в темноту было еще страшнее. Он замедлил ход как раз в тот момент, когда я вспоминала хоть какую-нибудь молитву, и свернул на проселочную дорогу. Я сжалась в комок и в следующую секунду собралась прыгнуть. Вдруг мотор дернулся и заглох. Мой спутник по-прежнему молчал и не смотрел в мою сторону. Он спокойно опустил руки с руля и сказал: “Ну, вот, машина не хочет тебя дальше везти”.

Я истерично бормотала:”Делай со мной, что хочешь, только не убивай!!!”. И тут он повернулся ко мне и я увидела его глаза. ЕГО ГЛАЗА! Что-то в них было такое необъяснимое, родное, так мать смотрит на свое неразумное дитя. Он улыбнулся. “Мое имя — Олег. Будем знакомы”.

Сейчас, спустя 12 лет, я так же отчетливо помню каждое мгновение того разговора, его глаза, и эти слова: “Мое имя — Олег”.

Любовь к тебе берегу наравне

Со всем, что с детства так дорого мне:

С закатом летним, багряно-алым

Раскинувшимся в половину неба,

С лебяжьим бабушкиным одеялом,

С горячим запахом свежего хлеба.

Первой улыбкой своего ребенка,

Добрыми мамиными руками,

Глазами  влажными

Жеребенка, к щеке прикоснувшегося губами,

Золотыми полями спелой пшеницы

И первыми днями лета. Наверное

Для этого стоит на свет родиться,

Чтоб жить и любить, упрямо и верно.

Так странно начиналась моя любовь, которая не умерла и по сей день, хотя сейчас мне 30 лет, и я старше, чем он был тогда, нас разделяют годы, два моих замужества, а также множество других мужчин в моей жизни. Я не помню даже имен некоторых из них. А про него могу вспомнить все: каждую черточку лица, каждую линию ладони, каждую минуту, проведенную вместе и каждый наш разговор. И каждое блюдо, которое я, еще не умея готовить, покупала в кафе для него на ужин. И запах цветов, которые он часто мне дарил.

А он, естественно, был женат  и не скрывал этого. Однажды он даже представил меня своей жене, когда мы случайно столкнулись с ней: “Это моя любимая жена — Лена, а это моя любимая женщина, тоже — Лена”. Я остолбенела, а она, также как и он, спокойно и уверенно улыбнулась, кивнула мне и убежала по своим делам. Их мир был мне непонятен. Но я не собиралась разбивать их странную семью. Они воспитывали сына и мечтали о дочке. Я благодарила судьбу за каждое мгновение. Это была сказка, и я, слава Богу, понимала, что сказка не бывает долгой и обязательно кончится. Я старалась не думать об этом.

В общем, в тот день (точнее, ночь) 23 марта 1991 года мы ехали обратно. Он привез меня домой и сказал: “Завтра, в 18-00”. И снова улыбнулся. Эту улыбку я не смогу описать словами, я просто растворилась в ней и утонула навсегда.

То, чего я боялась, все же случилось.

Не гадала, не думала, а все же влюбилась.

Полюбила неистово и беспечно,

Словно в омут я бросилась в темной речке.

Только в омуте том, как ни странно

Я не встретила корысти и обмана.

Там нет злобы людской, лицемерия

И растаяло в речке той недоверие.

Поэтому ничего удивительного, что я добровольно пришла назавтра на то же самое место именно в 18 часов.

Вскоре мы сняли другую квартиру, благоустроенную. Он приезжал после работы через день. День у меня, день с женой. Нам было хорошо вместе.

Я тебя не держу, не неволю.

Ты свободен: лети! Лети!

Неприкаян, как ветер в поле,

Не предскажешь твои пути.

Он работал на большой спецмашине, крутая была работа и деньги крутые. Хотя я деньги в то время не ценила, просто любила смотреть, как он после работы выворачивал куртку, высыпал на стол горы мятых “левых” купюр и раскладывал их в стопки. На столе лежала гора, 800-900 рублей в день. Мой отец в то время на своей начальственной должности получал 380 в месяц. Но это я сейчас сравниваю, а тогда я даже не обращала на них внимания. Я смотрела только на него, преданными глазами. Такое обалденное было у меня ощущение безоблачного, абсолютного счастья. Хотя иногда он говорил с грустью: “Зачем я тебе? Ведь я тебе всю жизнь ломаю...” А я смеялась и возмущалась: “Я достаточно взрослая, чтобы самой строить свою жизнь!”.

Да, ведь мне было уже 18. Ну и что, что ему 28, что у него жена, сын. Я не претендовала ни на что.

Мы никогда не говорили о любви, он любил свою жену и часто рассказывал о ней, когда я просила. Дома у него тоже все было хорошо. Свободная семья. Удивительно, но я совершенно не испытывала ревности и была благодарна ему за то, что он никогда не обманывал меня, не говорил красивых слов и не признавался в любви.

Это мое счастье длилось недолго, а потом в июне я почувствовала недомогание и вскоре поняла, что случилось кое-что нежданное-негаданное. Я сходила к гинекологу, и врач подтвердил мои опасения.

Мне было очень страшно делать первый в жизни аборт. Но я не хотела ни с кем говорить на эту тему. Ни с Олегом, ни, тем более, с родителями. Мне еще оставалось учиться  два года, потом диплом. Я здраво рассудила, что он не нужен мне сейчас, этот малыш. Но на эту операцию нужны были деньги, и пришлось рассказать Олегу обо всем. Он попытался меня отговорить, даже не раз попытался. Грозился запереть меня в квартире, обещал, что всегда будет помогать мне растить этого человечка, да, он не может и не хочет бросать семью, но и нас не бросит никогда. Но я не слушала его. Сейчас мне очень больно вспоминать о том, что нашему с Олегом сыну (я точно знаю, что это был мальчик)  было бы уже 11 лет, но я и теперь  считаю, что поступила правильно.

Когда он понял, что меня не переубедить, он нахмурился и замолчал. И ушел. Ушел из моей жизни, как оказалось, навсегда. А я целыми днями сидела на балконе, ждала его. Этот месяц был самым трудным в моей жизни. Потом, за день до операции, когда я уже твердо поняла, что сказке пришел конец, я вдруг нелогично решила, что буду рожать. Впервые мой разум меня подвел, уступив сердцу. Я знала, что могу Его найти, позвонить, сказать об этом. Но не стала.

Я металась между сердцем и разумом еще 4 долгих месяца, чуть не бросила учебу. Я даже начала покупать и шить детские вещи, искать возможность работы на дому. Родители (спасибо им) помогали мне оплачивать квартиру, когда я наотрез отказалась возвращаться под родительское крыло. И все вроде бы наладилось.

И тут у меня началась самая настоящая депрессия. Что-то будто умерло во мне.

И в один прекрасный день я выпила горсть таблеток постинора. Потом отрывками в памяти: боль, страх, высокая температура, больница, щемящее чувство одиночества и надежда, что он придет ко мне в палату. Он, Олег!  Я шептала его имя в бреду.

Он не пришел, да и не знал, что я  была там. Через 12 дней меня выписали, уже одну, одинокую, осиротевшую, опустевшую. Время лечит, только время!

         Воркует голубь на балконе, а за окном ночная тишь.

         Среди нетронутых пеленок наш неродившийся малыш.

         Жар-птица пролетела мимо, и принц приехал не за мной.

         Да,  была уже любима, Но не тобой. Но не тобой.

Мы встретились спустя  7 лет, случайно. На другой день сидели в кафе, вспоминали. Я рассказывала о себе, о муже, о дочке. У него тоже родилась долгожданная дочка, на год младше моей. Я не сказала ему о том, что замуж вышла только потому, что в моем муже я увидела внешнее весьма отдаленное сходство с Ним, моим любимым. Тот же возраст, на 10 лет старше меня, то же телосложение. И тоже сын у него есть (от первого брака). Но мой муж смешной и некрасивый, как карикатура.  Я никогда и не любила мужа, я любила в нем только это сходство. Я много раз называла его во сне чужим любимым именем. И в постели я всегда представляла себе другого, Его.

         Спит беспокойно на постели дочь златовласая моя.

         Она могла бы быть твоею, но не твоя. Но не твоя!

         Целует молча, без упрека, законный муж — совсем чужой.

         Да, я уже не одинока, но не с тобой я, не с тобой!

         Воркует голубь на балконе и время сглаживает боль.

         Ты вор любви, мой вор в законе. Мой черноглазый, мой король.

И самое плохое, что мой муж все об этом знал, я его предупреждала еще до свадьбы, честно рассказав все, как есть. Видимо, это была моя ошибка. Он-то любил меня, а я — нет.  Начал пить, отчего и умер в конце концов. Я осталась одна с дочкой. Думаю, что нужно рожать детей, пока есть любовь, от любимого человека. А дочка моя ведь не виновата, что я не любила ее отца. Что в ней я вижу чуждые мне черты. Виновата я в том, что не даю ей той любви, какую должна давать. В том, то страшная мысль иногда всплывает: на ее месте должен был быть другой ребенок.

Олег слушал внимательно, опустив глаза. Переспросил, сколько дочке лет и взглянул на меня с надеждой. “Нет, — ответила я, — она не твоя дочь, к сожалению”.

Больше мы не виделись. Хотя я всегда была незримо рядом с ним, я знала, как  идут его дела, какой у него номер телефона, где он живет и работает. Не знаю, зачем мне были нужны эти сведения, да я их и не собирала специально. Случайно как-то получалось. Никогда я не преследовала и не искала его. За все эти годы лишь раза два, когда мне было слишком уж плохо, я набирала его номер и слышала в трубке: “Алло, алло, вас не слышно, перезвоните”. Даже его голос возвращал мне силы жить. Но я не давала воли своей любви, потому что знала ее силу. Знала, что стоит ему меня позвать за собой, и я смогу бросить все. И мужа, и (это страшно) даже дочку (на какое-то время), и всю свою налаженную жизнь и уйти с Ним. Я этого боялась в себе. И сейчас иногда боюсь. Хотя может быть сейчас я просто боюсь увидеть его другим взглядом, зрелым и мудрым. Что образ принца может оказаться утраченным навсегда. Не хочу. Пусть он останется для меня принцем.

Год назад, на его сорокалетие, я отправила ему цветы в подарок. Он понял, от кого эти цветы. Он позвонил через несколько дней и сказал: “Здравствуйте. Мое имя — Олег”. А я ответила: “Извините, вы ошиблись номером...” и положила трубку.

Я замужем второй раз. Можно сказать, (я даже уверена в этом), я люблю своего мужа. Он хороший, порядочный и правильный. Я благодарна ему и уважаю его. Но не такая у нас любовь. Стихи больше не пишутся. Его, естественно, зовут Олегом. Я не причиню боли второму мужу, ночью во сне он услышит от меня “Олежек, я люблю тебя!!!” И никогда он не узнает скрытый смысл этих слов.

Жила на белом свете волчья стая.

В краю степном, холодном и пустом.

Пришли чужие, всех перестреляли

И в этом месте выстроили дом.

Одна осталась серая волчица.

На первый взгляд ей очень повезло.

Она сумела от беды укрыться

И выжить, не погибнуть, всем назло.

Все в доме спят, давно погасли окна,

И в лунном свете слышен волчий вой.

Нет больше стаи, лишь асфальт и стекла,

И ей невыносимо быть одной.

В глазах людей лишь ненависть и злоба.

Весь мир в нее прицелиться готов.

... А из ее детей, живых и теплых

Нашили люди шапок и унтов.

Не говорите мне, что люди — звери.

Ведь зверь не может столь жестоким быть.

Не знает хищник ненависти к жертве,

Он просто хочет стаю прокормить.

А я хочу напиться и забыться.

Мой телефон молчит, и в дверь не постучат.

Я чувствую себя степной волчицей,

Лишившейся и дома, и волчат.

И если вдруг однажды, темной ночью

Ты в тишине услышишь волчий вой,

То знай, я по тебе скучаю очень.

Мне так невыносимо быть одной.