Глядит, окурками гремя;

Мне в вену просится зараза

Тоской пропитанного дня.

В обмякших от безделья креслах

Цветет людская толкотня:

Плоть пожирает не то плесень,

Не то пресыщенность огня.

Я — липкий звук. Следы по полу,

Что нынче равен потолку,

Близки по каверзности слову,

Точнее двум: «иду ко дну» —

Не за тобой. На ржавых струнах

Души, поющей с хрипотцой

Уж пыли слой. За шторкой буря

Похожа на собачий вой.

Вот год прошел — одна минута,

Что туго стянута слезой,

Ползет по нервам каплей ртути,

Являя призрачный покой.

Но беспокойно алой каплей

Отрыжка веры и надежд

Стекает липко. Боли хватит

Еще на пару сотен лет.

«Люблю» — струилось плотной дымкой

Забытой пачки сигарет,

И одноглазою бутылкой

К виску прижался пистолет.

«Чертовка хороша!» — что выстрел

Разил натянутую плоть.

Глоток любви — он терпко-кислый

Как безнадега. Или кровь.