Древнее пророчество.

ПРЕДИСЛОВИЕ. Семь лет вперед…

Снег, пронизывающий до костей ветер и природа, кажется, взбесилась: большие мокрые хлопья падают, не переставая пятые сутки, укутывая маленькую планету в тяжелое зеленое одеяло. Если верить часам - уже почти вечер. Приходится доверять часам, по-другому разобраться в смене дня и ночи невозможно из-за черных туч, окутавших небо.

На этой планете одни горы и из-за установившейся погоды обвал идет за обвалом. Остается только надеяться, что ветер когда-нибудь стихнет. Тяжелые черные тучи отступят, и снег прекратится, иначе придется эвакуировать весь рабочий поселок в подземные укрытия. Если погода вынудит провести эвакуацию, то работы в шахтах приостановятся на неопределенное время. Это грозит судебным иском от корпорации, владеющей шахтами и рабочим поселком. Но это меня не интересует, мы все равно его выиграем. Другое дело, сами люди не хотят уходить, продолжая вкалывать под обледенелой коркой планеты. Людям кажется, что пока подъемники, доставляющие руду на поверхность, не остановились - на планете продолжается жизнь. Они не понимают своего заблуждения. Но это дела не меняет, и я никуда не двинусь из города до тех пор, пока здесь останется хоть один живой человек, этим людям больше не на кого надеяться кроме меня.

Погода продолжает ухудшаться, синоптики прогнозируют сильнейшую за всю историю планеты снежную бурю. На складах скопилось несколько сотен тонн руды, их невозможно вывезти, ни один уважающий себя космический корабль не может опуститься на планету. Хотя, наши поговаривают, что какой-то ненормальный шлюп все-таки прорвался сквозь плотное кольцо облаков и сел, не расплющившись о поверхность. В случае аварии вызвали бы меня, и я бы знала, а раз меня не зовут, значит, все в порядке. А если так, то этот корабль интересует меня еще меньше, чем иск компании.

Я оглянулась на низкий скособоченный одноэтажный барак, ставший мне на некоторое время родным домом, пытаясь разгадать, сколько еще продлиться наше совместное сосуществование, интуиция подсказывала - не так долго как бы мне того хотелось. Надежда, как известно, умирает последней, и, кажется, моя уже приказала долго жить. Подавив тяжкий вздох, я отвернулась от моего временного пристанища. Официально я живу в одном из домов поселка, но положенную жилплощадь использую, по большей части, как камеру хранения для своих вещей. Я присела на корточки возле крыльца и достала из кармана помятую пачку, вытрясла оттуда сигарету. Пошарив по карманам накинутой на плечи куртки, под которую уже успела прокрасться леденящая стужа и безжалостно колола тысячами невидимых иголок, выудила зажигалку. Закурила, прислонившись спиной к холодной стене, закрыла глаза. Я, Анна Дмитриевна Романова. Я - дипломированный хирург, терапевт и черт его знает кто еще, магистр медицинских наук. Я - «доктор катастроф». Правда я не всегда занимала эту беспокойную должность, когда-то я была врачом на одной из огромных инспекторских космических станций межпланетных взаимоотношений, похожих на маленькие планеты. В основном в обязанности подобных станций входит мотаться по заселенной вселенной и инспектировать работу всяческих служб, а так же оказывать посильную помощь. Мне грех было жаловаться, большую часть своего времени я проводила в прекрасно оборудованных операционных и кабинетах. Если не считать двух-трех командировок в году, работу на такой станции можно было считать раем. Но жизнь иногда делает очень резкие повороты, вот моя и сделала один из таких. Началось это около шести или семи лет назад, точнее не скажу, не помню, в конце обычной смены...

Глава 1.

За спиной с тихим шелестом закрылись двери операционной, я с удовольствием стянула с лица тонкую маску, бросила ее в мусорный ящик, стоящий у дверей. Вздохнула полной грудью и поплелась в свой кабинет переодеваться, чувствуя себя мышью, попавшей под многотонный грузовик. Смена растянулась на две из-за сложной операции. Но с другой стороны, какая разница - дома все равно никто не ждет. А так хоть есть осознание собственной полезности. Ноги противно подрагивали и совершенно не желали тащить на себе все остальное. Воображение рождало видения о мягком диване или на худой конец кресле. Только чтоб не в вертикальном положении, да ноги повыше. У самых дверей оперблока меня поджидала подруга Алиса. Она расхаживала по коридору, проявляя все признаки нетерпения. Я мысленно закатила глаза и помахала рукой долгожданному отдыху.

- Ну, наконец-то! - приветствовали меня, - Я уж думала ночевать тут останешься!

- Неплохая мысль, - буркнула я, вспомнив удобный операционный стол, а если еще и подушку под голову положить...

- Не дури! - нахмурилась Лиса. - Я вижу, что ты устала, но у меня к тебе дело.

- Хорошо, - сдалась я без боя, тут же переключая внимание на пробегающую медсестру, - Лара, проследите за кислородом у пациента из двенадцатой, если что, сразу вызывайте меня.

- Да, Анна Дмитриевна, конечно, - кивнула медсестра, делая соответствующую пометку в органайзере.

- Лиса, - я повернулась к сердито сопящей подруге, - дай мне пятнадцать минут на душ, и сходим в кафе, есть хочу безбожно.

...В душном полутемном подвале расположились четверо. Один из них обнажен и надежно прикован к столбу посреди маленькой комнатки. Двое заплечных дел мастеров, здоровенные мужики без рубах, в полотняных штанах на голое тело, сноровисто орудовали бичами. Четвертый же, одетый в недешевый костюм и застегнутый на все пуговицы, юнец, чуть младше своего раба, застывшего у столба под градом ударов, сидел на низеньком табурете и спокойно наблюдал за экзекуцией, время, от времени бросая короткие замечания палачам. И если у тех на лицах были безразличные маски людей занимающихся рутинной и надоедливо-привычной работой, то у хозяйского сынка в глазах сквозило неприкрытое садистское наслаждение. Он сделал палачам знак остановиться и, подойдя к своему рабу, весело поинтересовался

- Ну, так что, вор, кто был в твоих сообщниках? Расскажешь, или продолжать будем? - молчание раба вывело его из себя, он визгливо рявкнул, - Отвечай! Я приказываю!

Раб чуть шевельнулся и, не открывая глаз, разлепил спекшиеся сухие губы.

- Никого не было, - хрипло и едва слышно прошептал он, прибывая в состоянии безразличного оцепенения.

- Продолжайте! - заорал молодой хозяин, - До тех пор, пока все не расскажет!

- Господин, - почтительно подал голос один из палачей, - если продолжать дальше, он не выдержит, - и с некоторой долей сочувствия добавил, - надо дать ему отдохнуть, что ли. Парень на последнем издыхании.

- Продолжайте, я сказал! - все больше выходя из себя, заорал юнец.

- Воля ваша, - пожал плечами палач.

И снова раздался короткий, веселый посвист и полоска кожи ладно легла на израненную кровоточащую спину. Раб плотнее прижался всем телом к плохо оструганному столбу и еще крепче стиснул зубы. Только не закричать, билась в голове единственная мысль, взрываясь и распадаясь мириадами искр. Не кричать, он только этого и ждет! Стиснутые зубы, казалось, раскрошатся в пыль, но надо терпеть, за каждый стон сразу же добавляется по несколько лишних ударов. Балансируя где-то на грани сознания уже почти не чувствуя боли, он открыл глаза и попытался сосредоточить взгляд на столбе перед собой, мысленно подсчитывая удары, чтоб не сойти с ума от боли, но глаза обманывали и все расплывалось, превращаясь в кровавый туман.

Глотая слезы боли и ненависти градом катящиеся по лицу, смешиваясь с потом и грязью, он надеялся только на одно - потерять сознание. Вот тогда можно будет отдохнуть, за гранью этой реальности нет ничего - ни боли, в которую, казалось, превратился каждый миллиметр тела, ни посвиста бичей, ни этой заносчивой брезгливой рожи молодого хозяина - ничего!

На своих палачей он, в общем-то, не обижался, прекрасно понимая - они так же не вольны в своих желаниях, как и он сам. Полоска бича легла чуть пониже ребер и по телу разлилась новая волна боли, но уже не снаружи, по коже, как было раньше, а внутри. Боль огненным вихрем расползлась по мозгу, притапливая сознание, но, не гася до конца. «Опять все разбили», - отрешенно подумал он и почувствовал как сознание, наконец-то, заливает красно-черная пелена, еще немножко и оно уйдет. Раб победно улыбнулся - он в очередной раз провел своих мучителей и не доставил им того удовольствия, какого они хотели. «Вот и все, господа хорошие!» - плавно скатываясь в небытие, отметил он. Желая, что бы это было действительно все, раз и навсегда!..

В кафе, расположенном на одном из самых верхних уровней, почти не было посетителей. Никогда не перестану изумляться создателям этого маленького шедевра, помогающего межпланетным жителям станции не сойти с ума от недостатка разнообразия. Интерьер кафе по совету какого-то многоумного психолога выполнен в виде большого аквариума, продолговатой овальной формы. Промежуток между основной стеной комнаты и стеклянной перегородкой заполнен голубой, красиво подсвеченной водой. Разноцветные яркие рыбы и другие представители водного мира лениво проплывали по всему периметру кафе, равнодушно скользя круглыми глазами по людям, сидящим за столиками по ту сторону толстого стекла. На дне плавно покачивались ярко зеленые, бурые и красные водоросли, среди которых лежали огромные раковины и стояли многоэтажные глиняные замки. У нашего столика на дне аквариума стоял огромный кованый сундук под старину с откинутой крышкой, в его чреве переливались разными цветами стекляшки, имитирующие драгоценные камни и свешивалась нитка мелкого жемчуга. Может психолог и прав, но уж лучше бы была поляна с небом, травой и каким-то намеком на погоду.

Я чувствовала себя настолько усталой, что даже не стала заглядывать в меню, а просто сунула его подруге, предлагая ей справиться со столь сложной задачей. Алиса деловито открыла темно-синюю папку, пробежала глазами по строчкам и с важным видом пощелкала кнопками, делая заказ. Через минуту передо мной уже дымилась чашка кофе, а рядом, на блюдечке с изображением Посейдона, аккуратно лежали два зеленых пирожных весьма подозрительного вида.

- Из чего, интересно, они их делают? - проворчала я, прерывая молчание, терзая вилкой содержимое тарелки.

- Из тины, - хохотнув, предположила подруга и заявила без всякого перехода, - слушай, поступило предложение слетать на Землю и немного покутить. Сколько ж работать можно?

- А от кого поступило предложение? – осторожно поинтересовалась я, подозревая очередное покушение на мою личную свободу. Почему-то мои друзья втемяшили себе в голову, что меня жизненно необходимо выдать замуж. Я этим светлым мыслям упорно сопротивляюсь, считая, что подобные решения должна принимать только я сама и когда захочу.

- Да ни от кого, - Алиса смутившись уставилась в свою чашку, угадав направление моих мыслей, - просто Вика заканчивает на Земле свои исследования, а станция к концу следующей недели будет недалеко от Земли, так почему не устроить себе маленький отпуск на пару дней?

- Ну не знаю, - протянула я, мне совсем не улыбалась в свой редкий выходной куда-то лететь. Хотелось просто поваляться на кровати с книжкой, а можно и без нее. Задумавшись, я расслабила пальцы и упустила вилку, которая пару раз подскочив на столе, полетела куда-то под ноги.

- Вот-вот, о чем я тебе и говорю, - удовлетворенно прокомментировала Лиса, - тебе необходим отдых. Вон пальцы уже даже вилку не держат!

Я мрачно посмотрела на подругу, конечно, я могла бы ей объяснить, что я почти пятьдесят часов на ногах, что за эти проклятые пятьдесят часов у меня было с десяток операций, а последняя особенно сложная. Я едва не потеряла пациента, вырвав его у костлявой в самый последний момент, призвав на помощь то, чем старалась не пользоваться по трем простым причинам, потому что Это во-первых ненаучно, во-вторых пользоваться я Этим толком не умею, а в третьих после ЭТОГО непременно наступает откат, как после выстрела из мощного оружия, все внутри начинает противно дрожать и я становлюсь ни на что не годна, потому что засыпаю на ходу и, блин, роняю вилки! Но мои объяснения не входили в схему, которую изобрела для себя Лиса, поэтому, во избежание лишних споров я решила промолчать.

- К тому же, Вика говорила, там новый комплекс развлечений открывают, - продолжала соблазнять меня подруга, - аттракционы всякие, казино...

- Ты чего издеваешься? - удивилась я, с тоской глядя на Алису поверх чашки. - Какое, к черту, казино? Мне туда нельзя.

- Это почему?

- Вот когда проиграюсь до исподнего, тогда узнаешь, я же азартная...

- Извини, я забыла, - опечалилась она

- Ничего, - вздохнула я, - за приглашение - спасибо. А казино, - я махнула рукой, - меня же туда никто силком не потащит.

- Вот и ладненько, - воспрянула духом Лиса, - вот и договорились.

...Поток холодной воды привел его в чувства. Приоткрыв глаза и справившись с накатившим приступом тошноты, он убедился, что к своему несчастью, все еще жив. «За что?» - зажмурившись, мысленно заорал он, обращаясь к творцу всего сущего.

Вместе с сознанием вернулась и боль в растерзанной спине. Боль пробудила остальные рефлексы, теперь он чувствовал, что уже не висит на кандалах, левый бок упирался во что-то жесткое и холодное, ног и рук он пока еще толком не чувствовал, но, похоже, они были на месте и достаточно работоспособны. Он открыл глаза, дождался, пока комната перестанет кружиться в сумасшедшем танце, и с глаз спадет розоватый туман. Он был все в том же подвале, только теперь куском мяса валялся на голом каменном полу у самой стены. «Видно, оттащили, что бы не мешал», - лениво подумал он. Один из палачей задумчиво глядя на полумертвое тело молодого парня, поливал его из шланга.

Действующих лиц в комнатушке прибавилось, появился настоящий хозяин, отец этого юнца и перед глазами любопытной публики разгорелся семейный скандал. Хозяин был в отъезде и оставил плантацию на сына и срок был небольшой, всего-то дней пять, а может чуть больше. Вернувшись, хозяин понял - твориться что-то неладное в его владениях. Сунувшись в амбар и увидав на прежнем месте весь паек, что он оставлял на время своего отъезда, хозяин пришел в бешенство и, изрыгая пламя и искры, отправился разыскивать сынка.

Непутевый шалопай нашелся в подвале, мало всего того, что он не кормил плантацию несколько дней, так по его приказу до полусмерти забили молодого сильного раба. Первым желанием плантатора было придушить сына вожжами, висящими тут же на стене, кое-как справившись с собой, он учинил отроку допрос.

- Что ж ты сделал, скотина? - орал он, наступая на сына, - Я тебя, что оставил делать?

- Следить за плантацией, - бледными дрожащими губами ответил тот, вся спесь мигом с него слетела, стоило лишь отцу появиться на пороге.

- Почему весь оставленный рацион лежит на месте? Ты не кормил плантацию четыре дня! Почему, я тебя спрашиваю?

- Я посчитал, что на них затрачивается больше, чем они дают, - прохныкал незадачливый плантатор.

- Ты посчитал!? - уже во весь голос заорал старший хозяин, его истошный вопль прозвучал как раскат грома в тесной комнатушке с низким потолком.

Плантатор взбесился настолько, что уже не обращал внимания, что воспитательный процесс происходит на глазах, мягко говоря, посторонних, он наотмашь огрел наглеца хлыстом для верховой езды, который держал в руках.

- Если они все передохнут с голоду, ты сам у меня на плантацию рабом пойдешь! - вещал папаша, не забывая орудовать хлыстом.

Отрок попытался спастись бегством, но родитель выловил его и, держа за волосы, щедрой рукой одаривал по филейным частям. Двое палачей, стоя в сторонке, тихонько посмеивались, считая, что историческая справедливость восстановлена. Что до раба, валяющегося у стеночки, так он не испытывал никакого удовлетворения от открывшегося перед ним вида, однако и сочувствия в его усталых затравленных глазах тоже не было. По всему выходило, что мучения его на сегодня закончились, и сейчас он мечтал только об одном - заползти в самую глухую нору и отдохнуть хотя бы денек, прежде чем снова погонят на работы под палящее солнце. А еще он мечтал зализать раны и выжить, как бы в насмешку над всеми своими хозяевами, коль скоро произошла такая досадная оплошность, и он остался жив.

Старший хозяин, наконец, выдохся и отпустил хнычущего подростка, отшвырнул хлыст в сторону и зло сплюнул себе под ноги. Отрок отполз подальше от папаши и забился в угол. Родитель, все еще сверкая глазами, выглянул в коридор: «Эй, есть там кто? - ему что-то ответили, - Налаживайте повозку и пару человек охраны, отвезете моего недоделка в аббатство, передадите отцу Сорену и скажите, что я попросил обучить его уму разуму, - потом, обернувшись к сыну, рявкнул, - убирайся вон!»

Юноша, кряхтя и поскуливая, поднялся и поковылял прочь. Уже не обращая внимания на неудавшееся чадо, плантатор подошел к своему рабу, присев возле него на корточки, перевернул на живот.

- Какого работника загубил, скот! – с равнодушной досадой пробормотал он и, обращаясь к одному из мучителей, - как думаешь, выживет?

- А кто его знает, - заплечных дел мастер не стал давать более точных прогнозов.

- Ладно, - хозяин вздохнул и поднялся, - отнесите его в каморку в конце коридора, киньте какой соломы на пол, воды поставьте, да краюху хлеба. Все равно ж издохнет, хотя, судя по отметинам он живучий. А коли, не издохнет, так продам по дешевке, все одно доход хоть какой, - с тем и вышел.

Двое подручных подхватили раба под руки и подняли легко, словно и весу в нем нет ни грамма, поволокли по коридору, больно царапая колени о каменный пол. Можно сказать даже бережно, с насмешкой над собой подумал раб. Затащили в каморку и положили на пол, один с ним остался, а другой за соломой пошел.

- Что ж, ты, тот кусок тронул? - в голосе надсмотрщика слышалась печаль и сострадание.

Раб поднял на него мутные глаза, облизал губы и сглотнул судорожно, глотка пересохла настолько, что казалось, кто-то туда сыпанул раскаленного песка. Сочувствующий надсмотрщик притащил железную кружку с ледяной водой и помог напиться.

- Так чего тебя крысятничать потянуло? - допытывался надсмотрщик, - Не боись, никому не расскажу, просто самому интересно, за кого можно так натерпеться.

- Никого не было, - упрямо повторил раб, глядя ему в лицо не видящими глазами.

Ну, как он мог объяснить этому человеку, сидящему рядом с ним, что он не имеет права даже заикнуться об этом. Как он может подставить девчонку из соседнего барака, которая детенка грудью кормит? Четыре дня жрать не давали, а там дите и молока у мамки почти нет и они оба надрываются и день, и ночь. Сам-то сидишь ночью и слушаешь, как внутри все тугим узлом сворачивается от голода, а что поделать? Терпи, брат. А несмышленышу-то разве объяснишь? Его кормить надо. Вот и пошел на преступление, подкрался под окошки хозяйской кухни, дождался, когда там никого и стянул хлеба целый каравай, теплый еще был. Когда обратно несся, держа хлебушек за пазухой, чуть не умер от пьянящего запаха, так попробовать хотелось, а нельзя, не себе брал, и трогать не смей. Так и принес целым, не отщипнув даже крошки...

- Ох, грехи мои тяжкие, - удрученно покачал головой надсмотрщик, вырывая раба из воспоминаний, - ты, парень, того, зла на меня не держи...

- Какое там, - попробовал мотнуть головой раб, это движение отозвалось болью в каждой клеточке, она пронзила до самых пяток электрическим разрядом, а, вернувшись, взорвалась бомбой в голове, - себя бы удержать...

Настелили на пол пару охапок соломы, помогли перебраться на нее, второй надсмотрщик, ходивший за соломой, накинул парню на плечи кусок мешковины и они ушли, гулко лязгнув засовом.

Первым делом парень кое-как стянул с себя тряпку, без нее, конечно, холодней, но сейчас кровь начнет запекаться, не дай бог, тряпку прихватит, потом с мясом выдирать придется. Сил на это ушло много, он закрыл глаза и долго пытался восстановить дыхание. Немного отдохнув, он снова открыл глаза и огляделся, стараясь не ворочать головой.

Кинули его в маленькой комнатке, которую и коморкой-то назвать язык не поворачивается - четыре шага в длину, шесть в ширину, да около десяти по диагонали, если только очень маленьких. Ворох соломы в одном углу, дверь в другом, напротив нее дырка в полу под отхожее место, и на том спасибо.

Потолок высокий, а прямо под ним небольшое окошко, в которое даже маленькому зверьку протиснуться проблема, не то, что взрослому мужику, хоть и такому худому. Правда, мужик оный на данный момент и не помышлял о побеге, все его мысли и чаяния были направлены на дырку в противоположном углу комнатушки. Природа неумолимо требовала отправления естественной нужды, но для этого надо подняться, или хотя бы доползти. Можно, конечно, опуститься и преодолев отвращение помочиться под себя, но один из собратьев по несчастью, бывший некогда свободным и приговоренный к рабству за какие-то прегрешения, прочно втолковал в молодого человека, что когда начинаешь «ходить под себя», считай, стал окончательной скотиной, наподобие безмозглых волосатых торов, ходящих в упряжи.

«Я - человек!» - прошептал юноша, напоминая себе о своем происхождении. Потом, собрав остатки сил начал медленно подниматься, опираясь плечом и руками о стену, превозмогая взрывы адской боли, отправился в путешествие к своей цели. Добравшись до нужника, он позволил себе некоторое время передохнуть, упершись согнутыми руками в угол и приложив разгоряченный лоб к прохладному чуть замшелому камню. Кое-как оправившись, раб стер ладонью пот, струящийся по лицу, побрел обратно. Сделав несколько шагов, ноги предали его, отказавшись служить. Он рухнул на каменный пол, больно вывернув руки и сбив колени. Полежал немного, собирая в кулак остатки воли, на локтях пополз к соломе.

Добравшись до своего ложа и по возможности удобно разместив ноющие конечности, уткнулся носом в сухую пыльную траву. Жизнь, и без того не приносящая радостей, показалась совсем отвратительной и никчемной, против воли по щекам покатились горячие соленые капли. Рыдания душили его, разрывая все внутри и не находя выхода, но он пересилил их и не издав ни звука заставил себя успокоиться. А, успокоившись, провалился в беспокойный сон, переходящий в сплошной тягучий кошмар, вырваться из которого не хватало сил, и не было возможности...

Я едва дотащилась каюты, расположенной несколькими уровнями ниже кафе. Шлепнула ладошкой по панели ключа, компьютер, считав мои отпечатки, открыл дверь. «Приветствую вас, Анна Дмитриевна». - Прокаркал динамик. «Спасибо», - пробормотала я, внедряясь в малюсенькую квадратную прихожую. Свет в прихожей не включился, похоже, лампочка сдохла окончательно, ну и черт с ней! Сняла ботинки и пошарила в темноте ногой отыскивая тапки, не найдя их досадливо махнула рукой и на это. Босиком тоже неплохо.

Стоило шагнуть в гостиную, как по полу у самой стены пробежала волна мягкого дежурного света, тускло осветившего жилище. Огромный и горячо любимый мною диван, ждущий меня в каком бы состоянии к нему не пришла, два кресла, низкий столик и огромный ковер на полу. Стены, выкрашенные в приятные бежевые тона, призванные поднимать настроение обитательнице космической станции многие месяцы не видящей солнца. Впрочем, жаловаться грех, каюта большая. Такие апартаменты выделяют семьям или за большие заслуги. В моем случае второе. Гостиная, которую при желании можно увеличить, всего лишь опустив скользящую переборку кухни, жилая комната с примыкающим к ней санузлом, кухня, смотровая и еще одна комнатушка, подразумевающая детскую, так же с отдельным санузлом. Мне детская без надобности, так что я сделала из нее кабинет. Впрочем, наведывалась в него крайне редко, предпочитая смотровую. Хоромы.

Я оглядела комнату, что-то вид ее, меня сегодня не вдохновлял, может, устала, а может уже пора менять обстановку. На кухне дела обстояли не лучше - гора посуды в раковине поджидала еще с позавчерашнего дня, посудомоечная машина сломалась, жизнь от этого стала совсем неприятной. Я отыскала в шкафу чистый стакан и полезла в холодильник в надежде на сок. Не тут-то было - в холодильнике ожидала только висящая на веревке мышь, со свешенной набок головой. «Анна Дмитриевна, у вас опять закончились продукты и жрать нечего!» Подняв голову, истерически сообщила она и опять свесила голову. «Без тебя вижу», - буркнула я.

В первый раз, когда я увидела эту картину, орала как полоумная, а прооравшись позвонила подруге, купившей это чудо техники в одной из колоний требуя объяснений. Наташка удивленно хлопала глазами, слушая мои вопли, потом покрутила пальцем у виска. Но не прошло и пяти минут, как она появилась на пороге моей каюты и, ни слова не говоря, прошествовала в кухню. Такое ощущение, что я могла придумать что-то подобное! Наташка рванула дверь холодильника, мышь подняла голову, выдала эпитафию по поводу того, что жрать нечего и снова затихла. Сначала Наташка тоже заорала и захлопнула холодильник, но быстро взяла себя в руки и с любопытством открыла дверцу. Подруга долго щупала четвероногое, а после сообщила, что волноваться нечего - мышь, к сожалению, не настоящая. Меня это возмутило - еще не хватало, что бы эта дрянь оказалась настоящей!

Потом, после второй чашки кофе Наташка припомнила, что когда покупала холодильник, ее предупредили, что он с сюрпризом, а какой сюрприз Наташка не уточнила, чем едва не довела меня до инфаркта. После я привыкла к мыши и уже не обращала внимания на ее мерзкие выходки.

Я громко хлопнула дверью холодильника и налила воды из-под крана, клятвенно пообещав себе завтра же посетить продуктовый склад и разжиться едой, направилась в свою комнату. Не раздеваясь, рухнула на кровать, завернулась в лежащий бесформенной грудой плед, как в кокон. Конечно, завтра я об этом пожалею, форма безнадежно изомнется, но сегодня на это наплевать.

...Он снова оказался почти на самом дне мусорной ямы. Сколько он здесь лежит? День? Два? Вечность? Он посмотрел на свой распоротый живот и порадовался тому, что скоро сдохнет. То последнее выступление на арене, под оглушающий вой толпы было самым трудным. Он хорошо помнил, как девять раз подряд оказывался победителем, но в последней, десятой схватке, против него выставили профессионала. Но даже его раб почти победил. Победа, а вместе с ней и свобода была настолько близка, что он уже чувствовал ее солоноватый привкус крови на разбитых губах. Но свободным верить нельзя! Никогда, ни на секунду! Профессионал выхватил из высокого ботинка острый, как лезвие нож, и полоснул по животу вымотанного боями раба. Раб почти не почувствовал боли, когда маленький нож тонким лезвием прорезал кожу и мышцы, почти вывернув наружу все содержимое. Надсмотрщики под веселое гиканье толпы оттащили истекающего кровью раба с арены. Подволокли к краю мусорной ямы и сбросили вниз.

И вот он лежит здесь, крепко сжимая руками разрезанную кожу, и с благодарностью ожидает прихода той, что спасет, и успокоит навсегда, той, которую давно привык считать единственной, способной освободить. Он так долго думал о ней. Представлял, какая она. Если это женщина, а она должна быть женщиной по определению, скорее всего, она очень красива и молода. Почему и откуда взялось это ощущение, он сказать не мог, но очень хотелось, что бы это было так.

По всему выходило – не должен он выжить. И он ждал. Долго. Господи! Да за что же это!? С такими ранами не живут! Но Она обманула и на этот раз…

Вселенная раздвинулась, и он полетел в пустоту беспамятства лишь для того, что бы вернуться в подвал и увидеть, как, то, что совсем недавно было им самим, мечется в горячечном бреду на раскиданной соломе. Он отрешенно наблюдал за собой, паря где-то под потолком у зарешеченного окошка. Почувствовав чье-то присутствие, оглянулся, и увидал рядом с собой Ее - ту, которую ждал так долго. Как она была красива - белая светящаяся кожа, светлые волосы, беспорядочными локонами спадающие на плечи, печальные глаза в бирюзу и ласковая улыбка, легкие, чуть развевающиеся одежды, светящиеся изнутри тихим успокаивающим светом, он потянулся к ней.

«Ты пришла! - радостно приветствовал ее он и добавил капризно, - Где ты была так долго? Я уже давно жду тебя!»

«Женщинам свойственно опаздывать», - ласково ответила она, потрепав его по спутанным волосам.

«Пошли отсюда, - попросил он, поежившись, - мне здесь холодно и страшно!»

«Куда ты собрался идти?» - она удивленно вскинула брови.

«Как же так? - с обидой спросил он, - Я же должен умереть, почему это, - он покосился на истерзанное тело, - до сих пор дышит?»

«Ты принял меня за ту, другую», - понимающе покачала головой она.

«А ты разве не Она?» - огорчился он, понимая, что его в очередной раз провели самым наглым образом.

«Нет, Влад, я не Она. Она меня послала к тебе сказать, что для тебя еще рано», - печально ответила она.

«Ты назвала меня по имени? – удивился он, - Почему?»

«Потому что тебя так зовут, ты разве забыл?»

«Я не мог забыть. У меня нет имени!» - заупрямился он.

«Конечно же есть, - с улыбкой проговорила она, - ты просто забыл, но это ничего, я тебя сейчас поцелую и все пройдет».

Она действительно потянулась к нему и коснулась прохладными губами лба, он закрыл глаза, так хорошо ему еще никогда не было, он улыбнулся, пытаясь подольше продлить это ощущение спокойствия.

«Мне нужно уходить, а тебе пора возвращаться», - сказала она через некоторое время и отстранилась.

«Но я не хочу, - попытался он удержать ее, хватая за легкие одежды, - побудь со мной еще немножко, хотя бы минутку», - выклянчивал он.

«Не хмурься так. Скоро все кончится, все наладится, вот увидишь, - пообещала она, держа в теплых ладонях его руки, - надо только немного подождать».

«А ты не обманешь?» - с надеждой глядя в ее глаза, спросил он.

«Я никогда не обманываю», - ласковая улыбка снова осветила ее лицо.

«Подожди, - все еще надеясь ее задержать, позвал он, - кто ты? Как тебя зовут?»

Но она уже растаяла, превратившись в легкое облачко.

Он с тоской посмотрел вниз, ему не хотелось возвращаться, там было слишком больно. Тот, внизу, слабо заворочался и застонал, он был слишком одинок и несчастен, и бросать его показалось нечестно. Еще раз тоскливо вздохнув, рванулся вниз...

Глава 2

Я проснулась под противный визг видеофона. Кому интересно не спится в такую рань? Сегодня же выходной!

- Пошел вон - я сплю! - сообщила я мигающему разноцветными огнями аппарату, он тут же заткнулся. Я сонно усмехнулась и, лениво перевернувшись на другой бок, закрыла глаза. Я уже почти задремала, когда видеофон зашелся с новой силой, заставив меня подскочить на кровати.

- Чего надо, а? - недовольно поинтересовалась я, включая экран. Оттуда на меня смотрело строгое лицо Лисы.

- Ты еще спишь, – констатировала она.

- Естественное состояние человека в такую рань, тем более, что у него выходной! - парировала я широко зевнув.

- Ты что забыла? - в голосе Лисы послышались обиженные нотки.

- А что я должна помнить? - ответила я вопросом на вопрос. Видно мое недоумение отразилось на лице, потому что Лиса решила облегчить мне жизнь.

- Мы же собрались лететь на Землю, - напомнила она, - кутить!

- Вот черт, - промямлила я, - Извини, я думала, это будет завтра.

- Тебе надо поменьше работать! - укорила она меня, - Ладно, через сорок минут на стартовой площадке. Не опаздывай, а то улетим без тебя.

Я выключила связь и побрела в ванну. Лиса права, график работы у меня напряженный и я часто в силу профессии и семейного положения, точнее отсутствия такового отказываюсь от положенных мне выходных. Мой начальник иной раз с тоской замечает, что если я, не дай Бог, захочу взять все свои выходные, то он меня года два точно не увидит. Приняв душ и выпив кофе, я подхватила дорожную сумку, которая всегда стоит собранной на случай непредвиденных обстоятельств, отправилась в сторону ангарного отсека.

...- Ты посмотри-ка, - услышал он над собой изумленный возглас, - выжил! Слышь, Герд, сгоняй за хозяином!

Раб открыл глаза и воззрился на своего недавнего палача склонившегося над ним.

- Живуч ты, однако, - весело и уважительно похвалил его надсмотрщик, - после такой обработки, которую тебе устроили, мало, кто выживает. Я твою одежонку принес, - он кинул на постилку ворох лохмотьев, - на, прикройся.

Раб с усилием преодолевая слабость осторожно сел и потянулся к тряпью. Выудив из него то, что когда-то было штанами, натянул на себя. Тело на каждое движение отзывалось болью, но уже не резкой, как в начале, а тупой, ноющей. Потом очередь дошла до рубахи. Жмурясь от соприкосновения ткани с открытыми ранами, он все-таки справился и с этим.

- А мы уж думали - издохнешь, - вещал стоящий рядом, с любопытством наблюдая за процедурой одевания, - ты целую неделю в горячке провалялся, мы с Гердом уж хотели пристрелить, да хозяин не позволил.

- Почему? - прохрипел раб, не узнавая своего голоса.

- Что - почему? - не понял надсмотрщик.

- Почему не пристрелили? - хмуро переспросил раб.

- Да я ж тебе, дурню, объясняю - хозяин не позволил. Ты ему благодарен, должен быть, он же тебе жизнь оставил!

- На что она мне? - горько усмехнулся раб.

- И действительно, - пробормотал надсмотрщик, - такая житуха не за чем. Но, ты сам должен понять, дело-то хозяйское.

Пришел хмурый хозяин, сам осмотрел раба, зло сплюнул и приказал отвести в общий барак, на работы не выпускать, кормить два раза на дню и через пять дней приготовить к отправке на продажу...

Не смотря на то, что я проспала, в зале ожидания я появилась первой. Минуты через три появился Эжен. Я была поражена его видом, дело в том, что обычно он предпочитает джинсы и свитер под горло. Сегодня же он был одет в легкий летний костюм из светлого хлопка, который, между прочим, элегантно смотрелся на его плотной невысокой фигуре. Волосы цвета вызревшего каштана, обычно растрепанные, были уложены в аккуратную прическу.

- Какое животное сдохло в галактике? - проявила я живой интерес, после того как мы поздоровались.

- А я что плохо выгляжу? - насторожился он.

- Да нет, - поспешила успокоить его я, - выглядишь ты как новая банкнота, вот это то и настораживает.

- А, ты про костюм! - облегченно вздохнул он, - так это приказ свыше.

- Откуда? - не поняла я.

- Я звонил вчера Вике, и она сказала, если я сегодня появлюсь перед ней в джинсах, так она сделает вид, что меня не знает. - Смеясь, пояснил он. - А так как мы уже три месяца видимся только через экран видеофона, маленький каприз жены можно выполнить. Иначе выходные, да и вся оставшаяся жизнь превратится в кошмар.

К нам подошли Алиса с Никитой. Красивая пара, вызывающая у окружающих уколы зависти. Высокий, немного худощавый Никита с приятной улыбкой и веселыми чертиками в карих глазах, властно обнимал свою жену. Его лапища на стройной женской талии выглядела достаточно устрашающе, чтобы отпугнуть соперников. Лиса, обладательница русых волос, идеальной фигурки и разных по цвету глаз - один зеленый, а другой голубой – была гораздо опасней супруга из-за скверного умения говорить гадости с лучезарной улыбкой на лице. Я, признаться, немного завидую внешности Лисы, мне-то, в сущности, похвастаться нечем. Роста я не большого, волосы абсолютно черные. Правда, про мои глаза говорят, что они похожи на сапфиры и завораживают, но я слабо в это верю.

Прозвучал сигнал на посадку. Мы торопливо загрузились в транспорт и только успели улечься в противоперегрузочные кресла, как транспорт, плавно качнувшись, покинул пределы станции.

- Ты дозвонился вчера Вике? - поинтересовалась Лиса, когда перегрузки закончились и нам разрешили сесть.

- Да, - весело ответил Эжен, - Она будет встречать нас в порту. А возвращаться мы уже будем вместе с ней, - похвастался он. - Ей дали направление на нашу станцию, будет наблюдать за поведением коал в состоянии невесомости.

- А зачем медведи в космосе? - озадачилась я.

- А шут их знает! - пожал плечами Эж, - Главное, что мы с Викой вместе будем!

...Около недели раб провалялся на циновке в бараке, остро завидуя тем, кто ходит на работу. Выходить из барака ему не дозволялось, а когда работаешь, так и время, глядишь, быстрее пролетает. От безделья расстроился сон и кошмары, нередко посещавшие и раньше, теперь стали постоянными спутниками. Иногда не мог точно определить, где кончается сон и начинается реальность.

Радость была одна - пару раз заглянула знакомая девка со светлыми, давно не мытыми волосами и озорным темным взглядом. Это было более чем удивительно – подобные отношения между рабами карались сурово, но, видно, тут было не просто попустительство надзирателей, но и высочайшее разрешение хозяина.

Девка умоляла сделать ей ребенка, раз ему уже все равно и он скоро уедет, а ей все ж легче с дитем будет. Он честно пытался ей помочь, но, по ее словам, у них ничего не получалось. Нет, в смысле удовольствия он его получал, тут все было в порядке, а вот с продолжением рода вышла небольшая промашка, то ли время девка выбрала не то, толи в нем самом была какая-то проблема, кто его знает. Результат вышел нулевым, от этого ему было немного перед ней стыдно, вроде как, он свое получил, а ее обманул, оставив ни с чем.

Отведенный ему срок подошел к концу. В очередное утро его подняли раньше обычного и увели от подруги, наведавшейся и в эту ночь, в мутную серость предрассветного тумана. Печалило в этом не только то, что его продают, к этому-то, как раз, он привык, главное, не давало покоя - он так и не узнает: родится ли от него маленький теплый комочек

Грузовой межзвездный корабль, уносящий его в никуда, ни чем не отличался от десятков других, на которых уже успел попутешествовать раб. Грязный, вонючий трюм забит такими же несчастными, как и он сам, голов в тысячу никак не меньше. Каждый прикован цепью к своему кольцу, торчащему в переборке. Из соображений гигиены в нужник выводили каждые пять часов, если кто оправиться под себя били нещадно. Кормили раз в день, и на том спасибо. День от ночи здесь отличался тем, что гасили или включали свет. А так, на таких кораблях можно было жить - из озорства и без особой надобности здесь никого не трогали, не желая портить товарный вид.

Шкура заживала, как на собаке. Пять дней у, теперь уже бывшего, хозяина, да не меньше двух недель на корабле и глядишь - все затянулось и заросло. Немного поправившийся раб взирал на будущее с некоторой долей оптимизма, хоть и мрачного. Он решил для себя, что если и сейчас от нового хозяина бежать не удастся, то надо довести его до того, что б пристрелил раба или, уж на крайней случай, забил до смерти.

Продажное клеймо болело и жгло до сих пор. Но раб успокаивал себя тем, что вытерпеть осталось еще одно такое издевательство при покупке, а уж потом он устроит все, как решил. Впервые за всю жизнь раб испытал жгучую радость оттого, что решился распорядиться собой, как самому хочется...