-Вчера вечером. Похороны завтра. Нужно помочь с поминками.

Альбина — моя двоюродная сестра. Ей было сорок. Пол года назад врачи обнаружили у нее злокачественную опухоль груди. Она долго скрывала не веря, или не желая верить тому, что с ней происходит. Ведь рак — это, как приговор. Никто не знал — ни родственники, ни даже дочка. А потом метастазы пошли по всему телу.

Рано утром я была на месте. Дверь открыла дочь Альбины, Юля. Она впустила меня и молча прошла на кухню.

— Юль, что нужно делать?

— Мариш, да, что видишь, то и делай. Она села на табуретку, сгорбилась и заплакала.

— Ну, Юлечка, моя хороша, не плачь. Ты ведь знаешь, каково ей было последние дни.

Альбина очень мучалась. Всю прошлую неделю она умирала не столько от смертельной болезни, подкосившей ее, сколько от невыносимой, не прекращающейся боли.

Юля вытерла красные глаза.

-Я, вообще то почти все уже сделала. Блинов еще вчера напекала. Осталось кисель сварить. Она выдержала паузу, и, посмотрев мне в глаза, со вздохом сказала:

— Как все-таки ты, с годами, становишься похожа на мою маму.

Что было — то было. Наши отцы — родные братья, все-таки, и мы обе похожи на своих отцов.

Я взяла большую кастрюлю, налила воды и поставила на плиту. Народу будет много, родня у нас очень большая. И, хотя, отношения между родственниками почти не поддерживаются, но единственная причина, по которой все собираются неизменно — это чьи — либо похороны. У деда было четыре брата. От всех братьев пошло пять семейных линий — родственников — великое множество, которых запомнить при желании очень сложно. Двоюродные бабки, тетки, дядьки, их дети и внуки.

Народ потихоньку собирался. Мужчины, женщины разного возраста тихо проходили по коридору и располагались в комнате, где находилась покойная. Садились на стулья, или разбредались по кучкам вдоль стены, шёпотом переговариваясь между собой. Мы тоже, закончив на кухне, пошли в комнату, где стоял гроб с телом. Большое зеркало на противоположной стене занавешено простыней. Гроб и тело в нем тоже, почему — то были накрыты. « Совсем, наверное, плохо выглядит» — подумала я, и сердце сжалось. Вдруг вспомнилось, как Альбина забирала меня из детского сада. Веселая, красивая. Она была такая хохотунья…

Какие–то бабушки разместились на стульях возле тела. Знакомые лица, мне казалось, я видела их ни раз, но ни за что не вспомню, как кого зовут. Они переговаривались — тихо, сдержанно, без каких либо эмоций. В комнате стоял негромкий гул. Совершенно одинаковые голоса — ни женские и ни мужские. Глухие бубнящие звуки. Я попыталась прислушаться, и вдруг мне показалось, что разговаривают они вовсе не друг с другом, а каждая — сама с собой. Не молятся, и не причитают. Одна — о чем то спорит с кем— то, другая — ведет какой— то длинный счет, третья — перебирает чьи — то имена.

—Ты же Сережина дочка? — спросила одна бабулька. Я молча кивнула. «Такая старенькая, но очень крепкая женщина» — подумала я, — «Счастливая. Прожила долгую жизнь и умрет своей смертью».

Удивительные и чем-то даже забавные наряды у этих бабулек. Мне подумалось — «Интересно, они себе специально шьют одежду по своей довоенной моде, или это её старая, точнее будет сказать — старинная одежда — так хорошо у нее сохранилась». Черное платье из грубого материала, на груди незамысловатая вышивка крестом (скорей всего собственноручно выполненная). Пожилые люди очень бережливые. И дедок, рядом с ней, тоже не отставал от «стариковской моды» — короткий приталенный пиджак с отложным воротником, штаны галифе — такая одежда на людях в наши дни смотрится, как протест всему современному обществу — и где они такое только берут.

Вдруг боковым зрением я увидела что-то знакомое и родное. Я повернулась, и от смешанного чувства ужаса и радости мне показалось, что я сделана из ваты… В нескольких метрах от меня стояла моя бабушка! В своем давнишнем синем, в белый горошек, платье. Появилось ощущение сна и неприятный сладковатый привкус. Во рту пересохло. Но даже страх и дрожь в коленях не приглушили огромного желания подойти ближе. Я стала медленно пробираться к ней. Она не исчезала. Она стояла, смотрела на меня и улыбалась такой родной и доброй улыбкой.

-Бабушка…бабушка…

-Здравствуй, моя дорогая. Она не переставала дружелюбно смотреть на меня. Неожиданно она немного отклонилась, и из-за ее спины появилась Альбина.

-Привет. — Альбина тоже улыбалась своей грустной красивой улыбкой.

-Ты? Но…ты ведь должна быть ТАМ? — Я медленно повернула голову в сторону гроба. Он стоял на том же мете.

-Там — Ты.

— Я? Почему я?

-Потому что. Меня похоронили месяц назад. А ты… ты три дня назад попала в аварию. Гололед. Даже работники лучшей конторы по бальзамированию в городе — не волшебники. Извини…

-Этого не может быть…ведь я... я кисель варила! Сама варила! Я с Юлькой разговаривала… — пыталась я хоть как-то прояснить ситуацию.

-Кисель варила Татьяна Петровна из соседней квартиры. А ты просто была рядом. Просто рядом. Понимаешь?

Я растерянно смотрела в добрые лица своих родственников.

-Ты ведь знаешь, дорогая, хоть мы и редко видимся, но на похороны все родственники собираются обязательно. — Бабушка протянула мне свои руки. Они были такие же мягкие и тяжелые. Руки моей бабушки. Только очень холодные. Намного холоднее, чем мои.