Маковецкий Миха — 'Как хороши, как свежи были Розы. '

В качестве вводящего в курс дела к Игорю Александровичу был приставлен я, Маковецкий Михаил Леонидович, работающий в течение семи лет в этом отделении, в «девичестве» врач-психиатр института судебно-психиатрической экспертизы им. Сербского в городе Москве, столице моей бывшей Родины, а в Израиле уже успевший закончить факультет «סיעוד» (сиуд) (что в переводе означает «уход») Беэр-Шевского университета им. Бен-Гуриона и получивший диплом медбрата с первой академической степенью.

Нам троим предстояла вечерняя смена в пятницу. Проработав неделю в отделении, Игорь задал мне вопрос:

— Что я должен делать?

Внятных разъяснений за неделю он так и не получил (устав медсестринской службы еще утвержден не был), и новоиспеченный младший медбрат чувствовал себя неуверенно. Почти полное незнание иврита бодрости тоже не прибавляло. В его понимании я был виднейшим представителем туземного населения, большим знатоком местных наречий и обрядов и страстным поклонником обрезания. Я, как мог, старался его не разочаровывать.

Даю вводную для лиц, неглубоко владеющих особенностями еврейского летоисчисления. Еврейский календарь не солнечный, как у большинства прогрессивного человечества, а лунный. Вследствие этого новый день начинается не с восхода солнца, а с появлением на небе трёх первых звезд. И, соответственно, вечером следующего дня, при появлении первых трёх звезд, день кончается. Шесть дней евреи работают, а на седьмой — отдыхают. По этому поводу есть замечательная русская народная шуточная песня:

Каждый знает

Что в субботу

Мы не ходим

На работу.

А суббота у нас

Каждый день.

Ля-ля-ля.

В день отдыха работать нельзя, а крайне необходимо заниматься чем-либо приносящим удовольствие. Таким образом, в вечернюю смену в пятницу мы присутствуем при наступлении дня отдыха — субботы. Суббота в нормальной еврейской семье начинается, естественно, с праздничной трапезы. По старинной традиции с выпивкой. Вся процедура носит высокоидейный характер, направленный как на укрепление института семьи, так и на укрепление религиозных устоев.

Конкретно в нашем сумасшедшем доме это происходит следующим образом. Все столы сдвигаются в ряд и покрываются скатертями. Кто-то из религиозных обитателей отделения судебной экспертизы благословляет всех присутствующих, в ответ присутствующие выпивают вина и приступают к праздничной трапезе. Пищеблок обычно присылает курятину с жареной картошкой и пряностями. Непосредственно ход встречи субботы осуществляется силами пациентов. Общее руководство праздничными торжествами легкомысленно было возложено мною на младшего медбрата Пятоева. В дальнейшем, в ходе разбирательства этого вопиющего случая офицером безопасности психиатрической больницы, выяснилось следующее.

Личный состав отделения судебно-психиатрической экспертизы был построен по росту вокруг праздничного стола. Разговорчики в строю на любом языке строго пресекались. Благословение перед строем было доверено зачитать одному солидному немолодому хасиду, адвокат которого боролся с обвинением его в растлении малолетних, поэтому обвинение в растрате денег, пожертвованных на строительство синагоги, отошло на задний план.

Красивый еврейский обычай встречи субботы праздновали: двое туристов из Голландии, отловленных эйлатской полицией с рюкзаком гашиша, три брата-бедуина, угонявшие машины в Хеврон, где их разбирали на запчасти. Один из братьев искренне считал, что он пророк Магомет, а двое других, во избежание отсидки в офакимской же тюрьме (самой большой в Израиле), утверждали то же самое. Туристка из Белоруссии, активно практиковавшая в качестве уличной проститутки на Эйлатском пляже возле гостиницы «Принцесса» и, предчувствуя сердцем ненужные вопросы о карманных кражах, пребывающая в глубокой депрессии, а также ещё человек двадцать с трудной судьбой и непростыми отношениями с полицией Южного округа. Личному составу было предложено заслушать благословение по стойке смирно, равняясь на грудь четвертого человека. В связи со слабыми знаниями иврита многими участниками событий команды отдавались жестами. После завершения субботней трапезы благословлявший присутствующих хасид отметил:

— רוסיות באמונה קשוחות, אבל, אומרות, אוכלות בשר חזיר (русские в вере тверды, но, говорят, едят свинину).

Случай о встрече субботы, проведённой в строгой и даже, по мнению некоторых, в жёсткой манере, удалось замять только благодаря вмешательству больничного раввина. Мне, как руководителю смены, пустившему всё на самотёк, так же было строго указано.

— Слушай, майор, если твой порыв не остановить, следующую субботу будем встречать с боевыми стрельбами, — прокомментировал субботний инцидент мудрый физкультурник Ян Борисович Кац. — Мягче нужно, бережней, как нас в публичном доме учат.

То, что оба носителя идей физкульт-привета совмещают работу в качестве помощников медбратьев с функциями охранников в публичном доме, я знал, но то, что в публичном доме, как и в сумасшедшем, персонал воспитывался в атмосфере гуманизма и общечеловеческих ценностей, меня приятно удивило. О чём я, по своему обыкновению многословно, начал излагать своим подчиненным. Смена кончилась, делать особенно было нечего, хотелось просто поболтать с нормальными здоровыми физически и психически мужчинами. Такая возможность мне представлялась только в сумасшедшем доме. В ходе беспредметного трёпа ко мне поступила просьба о помощи и приглашение прийти в гости. Срочно. Дело было вечером, делать было нечего, и я нанес официальный визит семейству Пятоевых.

После довольно вкусной торжественной части — подали плов из баранины, который едят только руками, смачивая их в пиале, и запивают зеленым чаем. Традиционная еврейская пища, бухарский вариант, который плавно перешел в традиционно еврейский ужин — блины с икрой под «Очи черные» в ресторане «Метрополь» города Ашкелона. Далее официальная часть естественным путем перешла в деловую. В теплой (+31°C) и располагающей к откровенности атмосфере ашкелонского пляжа. Кроме меня здесь присутствовали учителя физкультуры Кац и Пятоев, представительный мужчина, назвавшийся Глебом Петровичем, и менее представительный, хотя и очень нехрупкого телосложения, молодой человек. Молчаливый, но изредка и неохотно отзывавшийся на имя Саша. После того как я понял, что мне предлагают, у меня дыхание спёрло не только в зобу, но и в том месте, которым испытывают глубокое внутреннее удовлетворение.

С военно-воздушной прямотой мне было поведано следующее. Глеб Петрович и сопровождающие его лица совершали путешествие по святым местам (поселились в эйлатской гостинице «Хилтон» и купались в Красном море). Ничто не предвещало бури, вьюги или снегопада. Но за два дня до возвращения в родную Тулу пришло принеприятнейшее известие. В содержание известия во всем его многообразии я посвящен не был. Но мне сообщили, что Сашу ищут правоохранительные органы Российской Федерации, справедливо полагая, что старший лейтенант запаса Гришин Александр Федорович, 28 лет, русский, выстрелил в голову господину Петренко Виктору Тарасовичу, 49 лет, гражданину Украины, в результате чего Виктор Тарасович скоропостижно скончался. Параллельно с этим Сашу Парашютиста разыскивала большая, сплоченная общим делом и располагающая серьезными финансовыми возможностями и тесными неформальными связями с работниками внутренних дел Черниговской и Тульской областей, группа товарищей. Разыскивался он в связи с тем, что им был замочен Витя Гарем, активно и успешно занимающийся туризмом девушек в Израиль, как из Черниговской области независимой Украины, так и Тульской области России. Более того, замочив Витю Гарема, Парашютист изъял адреса девушек в Израиле и адреса их родственников в Черниговской и Тульской областях. Неоценимую помощь в деле мочения Гарема Саша-Парашютист получил от другой сплоченной общим делом группы товарищей, возглавляемой почтенным Глебом Петровичем.

После всего вышеизложенного Глеб Петрович заявил мне, что положение Александра сложное. Для того чтобы оно не стало безнадежным, Саша Парашютист должен быть спрятан, причем спрятан в Израиле и спрятан надежно. При появлении в Москве его встретят уже в аэропорту. В случае если он останется в Израиле, его также будут искать долго и всерьез. Скорее всего, его уже ищут.

Кроме того, Глеб Петрович поинтересовался возможностью репатриации его, а также еще одной девушки с трехлетней дочкой, причем на законных основаниях. Легким препятствием к репатриации в Израиль Глеба Петровича и его знакомой девушки служило полное отсутствие у обоих еврейского происхождения. Кроме того, поступила просьба выяснить судьбу девушки Оксаны, фамилия которой была Белобородько. Пребывала она в Израиле в качестве туристки, трудилась до недавнего времени в одном из публичных домов Хайфы, пропала оттуда и, по непроверенным сведениям, была задержана полицией.

Выслушав эти сказки тысячи и одной безлунной ночи, я поинтересовался, почему, собственно, обратились за помощью ко мне. На что мне ответили, что ситуация безвыходная и обратиться больше не к кому. Когда-то Глеб Петрович учился в одном классе с Яном Борисовичем Кацом и даже ходил с ним в одну секцию борьбы. Но Ян Борисович жил в Израиле менее года, иврита не знал и в еврейских криминальных реалиях не ориентировался. Я же был представлен как знаток иврита, специалист в непростой области получения израильского гражданства и тонкий ценитель израильского уголовно-процессуального права.

На выполнение боевой задачи мне были предоставлены сутки. Причем работать мне предлагалось за идею, так как в настоящее время на руках Глеба Петровича наличных денег практически не было. Самым трогательным в этой эпопее было то, что Саша Парашютист, в свое время, был курсантом Ташкентского училища ВДВ и майор Пятоев был его преподавателем.

Почему я согласился на эту авантюру, я сам себе не хотел признаваться. Хотя причина была видна невооруженным глазом. Моя жена погибла год назад. Я остался один с Юлечкой и Димочкой, которые были со мной строги и держали меня в ежовых рукавицах. Хозяйство я вёл так, что, несмотря на приличную зарплату, денег остро не хватало. На этом фоне девушки, которые были согласны полюбить меня, были многословны, нестерпимо высокоморальны и далеки от пионерского возраста. И все, как на подбор, обладали отталкивающей внешностью. Мне же хотелось спортсменку, комсомолку, впрочем, как раз на этом я не настаивал, да к тому же красавицу. А такую можно было привезти только из России.

Дело в том, что мудрое израильское законодательство ставило иностранную супругу израильтянина в зависимое от супруга положение. В течение пяти лет после свадьбы привезенная издалека супруга (супруг) получает вид на жительство, который прекращается в случае развода. И только после пяти лет, с согласия супруга-израильтянина, подается просьба о предоставлении гражданства. Я собирался привезти из России одну барышню и много этим занимался. Но решить этот вопрос мне не удалось, хотя мечта осталась.

Строго следуя заветам классиков, я стремился чтить уголовный кодекс и, неукоснительно руководствуясь этим принципом, приступил к сотрудничеству с Глебом Петровичем и его умельцами. С его помощью мне хотелось получить гений чистой красоты. Хотя бы лет на пять. Потом еще лет на пять. Ведь есть ещё женщины в русских селениях. Несмотря на коллективизацию. Тем более, что дело было вечером, делать было нечего, и я позвонил Аюбу, пламенному палестинскому революционеру и моему хорошему знакомому. Я его любил за буйную общественную активность. Он работал медбратом в отделении судебной экспертизы больницы им. поэта Иегуды Абарбанэля, классика ивритской литературы, писавшего в 14 веке в Испании остроэротические стихи. Абарбанель творил так же на испанском языке и под именем Leon Hebron (Леон Еврей) широко известен любителям испанской словесности. Вне всякого сомнения, творчество Абарбанэля наложило свой отпечаток, как на всю больницу названную его именем, так и на каждого из её работников.

Судебно-психиатрическое отделение больницы им. Абарбаналя было единственным в Израиле, где проводилась судебно-медицинская экспертиза женщин. Все население Израиля — семь миллионов человек, и на всех конфликтующих с законом ненормальных женщин одного отделения вполне достаточно.

Года два назад я учился вместе с Аюбом на курсе медбратьев судебно-экспертных отделений. Учеба длилась полгода, и судебно-экспертным премудростям нас обучали в тюрьме «רמלה» (Рамла), внутри которой находилось психиатрическое отделение. Периодически мы навещали другие тюрьмы. Всегда было немного волнительно посещать тюрьму «המסיהו» (Массиягу), в которой тянули срок лучшие люди, соль земли Израильской, избранники народа, его краса и гордость, столпы веры и пример для подрастающего поколения. В тюрьме Массиягу содержались лица до осуждения и, зачастую, после него, занимавшие высокое положение в различных сферах общественной жизни. По чистой случайности тюрьма Массиягу находится рядом с единственной в Израиле женской тюрьмой, имеющей многообещающее название «תירצה» «Тирца» (что в переводе означает «желанная»). Там мы тоже бывали систематически. Иногда нас водили в тель-авивскую тюрьму Абу-Кабир, где находился институт судебно-медицинской экспертизы, и содержались задержанные до суда жители и гости Тель-Авива и его окрестностей. Изредка мы бывали в военной тюрьме №4 в Црифине. Иногда нам читали лекции в учебном центре психиатрической больницы «שער מנשה» (Шар-Минаше), внутри которой находится особый блок для психбольных, совершивших уголовные преступления. Не избежали мы и посещения единственной в своем роде тюрьмы «Хермон».

Тюрьма «Хермон» — это единственная тюрьма в стране, где проходят полный курс лечения лица, совершившие преступления из-за пристрастия к наркотикам или алкоголю. Так сказать израильский аналог Советского ЛТП. Что любопытно, то здесь же пользуют лиц «страдающих склонностью к насилию в семье». Говоря понятным языком, это те, которые бьют родную супругу смертным боем. По мнению израильских перевоспитателей, это занятие так затягивает,

что самостоятельно от этой пагубного пристрастия избавиться невозможно, и таким людям требуется помощь наркологов в условиях, максимально приближенных к тюремным застенкам. Лечение в «Хермоне» состоит в сеансах психотерапии в разных ее видах, которые не прекращаются с утра до вечера. Далеко не каждый из осужденных выдерживает такую психологическую нагрузку. Многие ничему не могут научиться и раз за разом поддаются на провокации психологов, работников тюрьмы и соратников по борьбе с темными страстями. Именно на такого рода психотерапии сформировался как специалист заведующий подростковым отделением Офакимской психиатрической больницы доктор Керен. Попасть в «Хермон» можно, обратившись с просьбой в Управление тюрем. Причем высокое право быть заключенным тюрьмы «Хермон» заслужить не просто — далеко не все просьбы о тюремном заключении туда удовлетворяются. А вылететь с «Хермона» достаточно легко — для этого достаточно, чтобы сплоченный общим делом коллектив перевоспитателей-психотерапевтов принял судьбоносное решение о безуспешности «лечения тюрьмой». Обмануть тюремных психотерапевтов сложно. У них на вооружении стоит анализ мочи. При обнаружении в моче вернувшегося из отпуска арестанта следов принятых накануне наркотиков провинившийся вылетает из тюрьмы в тот же день. Приговор в таком случае выносят окончательный, и обжалованию он не подлежит.

Однажды, сидя под финиковой пальмой возле спецблока больницы Шар-Минаше, мой соратник по овладеванию тюремными премудростями, Аюб, задал мне вопрос:

— Ты, Михаэль, судя по акценту, из России. Толстого читал, однако.

— Ну, — согласился я, не ожидая ничего хорошего.

— Я тоже читал, но всего не понял. Ты мне объясни. Вот, Пьер Безухое там, он был большим шейхом, и рабов у него было целые деревни. Правильно?

— Ну, — отреагировал я, не чуя подвоха.

— И рабыни в этих деревнях были русские?

— Ну, — не стал спорить я.

— Ну, значит, блондинок там много было?

— Ну, не без этого, — я начинал понимать ход его мысли.

— Так какого же шайтана он там от любви мучился? Вот пёс, с жира бесился! — Возмущению Аюба не было предела. Забыть блондинку Оксану, если она была в экспертном отделении Абарбанля, такой человек, конечно, не мог. И Аюб вспомнил все.

Оксана, с непроизносимой для простого арабского парня фамилией Белобородько, была отловлена хайфской полицией в районе порта в связи с тем, что, будучи одета в вызывающее нижнее белье, пыталась залезть на крышу полицейского участка и при задержании вела себя странно. Была возбуждена и агрессивна, контакту недоступна, и на вопросы отвечать отказалась. В связи с чем её доставили в судебно-психиатрическое отделение Абарбанэля, где она находилась две недели. Там признаков каких-либо психических расстройств у Оксаны обнаружено не было, и она была признана вменяемой. Но общаться с представителями правоохранительных органов она отказывалась. При этом о себе данных она не сообщала, и никаких документов при ней не было. И кроме голословного утверждения, что она Оксана Белобородько, и несвежего нижнего белья, от неё получить ничего не удалось. В результате, до выяснения личности, она была доставлена в тюрьму Тирца, в отделение для задержанных до суда. В этом отделении находится, как правило, человек 30-40. Обычно это были барышни, которые просрочили туристические визы, вступили в конфликтные отношения с законом и были отловлены полицией. Они сидели на нелегальном положении и ждали высылки из страны. Если они не давали своих данных, то есть имени, фамилии и страны проживания, то сидеть они могли долго, так как отправлять их было некуда. Если их личность и страна выяснялись, то полиция за свой счёт оформляла документы, отправляла в страну исхода и заносила их данные в компьютер Министерства внутренних дел в надежде помешать им вновь приехать в Израиль. Так что проблема с Оксаной благополучно разрешилась. Вернуть её в Россию или на Украину было делом техники.

Спрятать Парашютиста тоже несложно. Я сталкивался с тем, что когда кого-то в Израиле ищут, а тот не заинтересован в том, чтобы его нашли, то самое надежное место — это поселения, как писалось в Советской прессе, на оккупированных территориях. Эти поселения расположены в стратегически важных точках, обычно на вершине холмов или на перекрестках дорог. Состоят они из нескольких десятков или сотен двухэтажных домов, расположенных свободно, на больших участках. Поселения эти охраняются, и попасть в них можно, только проехав контрольно-пропускной пункт. Незаметно въехать и выехать оттуда сложно. Дома в поселениях обладали одной особенностью. Они дешево стоили. Двухэтажный дом площадью 180м² с большим участком земли в «אופקים» Офакиме — это удел людей состоятельных. Такой же дом в поселении «ליבנה» Ливна, в получасе езды от Офакима, был куплен медсестрой из нашего отделения, муж которой получал рядовую зарплату. Все отделение неделю назад было на новоселье.

Младших медбратьев Каца и Пятоева привез на подержанном автобусе тесть Пятоева, Вениамин Леваев. Это был простой рабочий человек 67 лет, еще довольно крепкий физически, но уже со старческой склонностью к нравоучениям. В1953 году, отслужив срочную службу в Советской армии, он устроился на работу в небольшом узбекском городе простым рабочим на мясокомбинат. С первого и по последний день трудового пути, а трудился он там до выхода на пенсию, ему ежедневно приходилось выносить с работы три килограмма мяса. И в течение всей трудовой биографии один килограмм в тот же вечер он приносил жене своего начальника, один отдавал своей супруге, и один килограмм его супруга продавала соседям. Кроме этого, каждый месяц он получал зарплату. У них был дом и сад, в саду росли лысые абрикосы без шкурки и большие сладкие дыни без селитры. А в доме росли две дочки и сын. Потом старшая уехала в пединститут, в Ташкент. Её поступление далось Вениамину ценой большого финансового напряжения. Да и каждый её экзамен давался ему с трудом. Через несколько лет она сообщила ему, что хочет выйти замуж, вернее, вышла замуж полгода назад и через два месяца у нее будет ребёнок. Муж оказался здоровенным русским офицером.

А вот средняя дочь его порадовала. Она вышла замуж за хорошего еврейского парня из почтенного семейства Боруховых, но, как только в девяностом году открыли выезд, все Боруховы уехали в Израиль, и письма оттуда постепенно стали приходить все реже и реже.

Сын Миша, умнейший мальчик, занялся коммерцией, постоянно ездил куда-то в Сибирь, привозил хорошие деньги, но однажды привез оттуда высокую, но совсем молоденькую девушку с желтыми волосами и синими глазами. Как-то сразу она забеременела.

— Плохо конечно, что она не еврейка, но красивая какая. Пусть Мишенька хотя бы удовольствие получит, — думал Вениамин, глядя на неё.

Постепенно в городе, где он жил, почти не осталось евреев, да и вообще людей, с которыми он раньше общался. После смерти жены Вениамин остался один и перестал следить за собой. Начал опускаться. Он думал об отъезде в Израиль, но боялся бросать дом, да и просто боялся неизвестности. Вопрос об отъезде в Израиль решили дети.

— Вениамин Мордыхаевич, — позвонил ему русский офицер, — я уволился из рядов вооруженных сил, и мы с Розой решили уехать в Израиль на постоянное место жительства. Я прошу вас к нам присоединиться.

Мишенькина жена одна уже не могла выйти на улицу. Почти все русские уехали из города, понаехали какие-то дикие узбеки-колхозники, которые при виде её белой кожи теряли всякий стыд. Мишин бизнес шёл довольно успешно, но Настя просила уехать к маме в Омск или, еще лучше, в Израиль.

— Еще одна пламенная сионистка выискалась, — подумал Вениамин и стал собирать документы. Он чувствовал, что той страны, в которой они жили, уже нет, а в той, в которой они живут сейчас, им тоже места нет.

По приезде в Израиль все сняли одну большую квартиру. Почти сразу начались скандалы, внуки вели себя плохо, к Вениамину все относились без почтения. Очень угнетало отсутствие сада с абрикосами и дынями. Миша купил подержанный микроавтобус, крутился день и ночь, но прилично не зарабатывал.

Как-то Вениамин привез на автобусе Игоря с Розой и его друга Яна с женой к кому-то на новоселье, в поселение Ливна. Зайдя в дом, он был потрясен. Дом стоял на вершине холма, покрытого хвойным лесом, из окон открывался вид на много километров. К своему удивлению, Вениамин увидел, что стоянка машин была у входа на второй этаж. Здание стояло на крутом склоне, задняя часть его опиралась на бетонные столбы, и все было приготовлено к строительству первого этажа с выходом оттуда в огромный, но пока пустой и замусоренный сад. Хозяева водили гостей, показывая дом, и Вениамин залазил в каждый угол. Закончив осмотр, Вениамин Леваев отвел меня в сторону для серьезной беседы. Он был хорошего мнения о моих познаниях о положении на жилищном рынке. Выяснилось, что цена дома совсем невысока.

Жаркая беседа с Мишей и Пятоевым продолжалась всю ночь. Для уточнения деталей мне тактично позвонили в полночь, потом в 2 часа ночи и в 5 часов утра. Утром усталые, но довольные, — я в качестве переводчика и многонациональный клан Леваевых, — прибыли в контору по продаже.

Было решено, что ссуда на покупку жилья, положенная Мишенькиному семейству, плюс ссуда, положенная Вениамину, плюс приемлемая коммерческая ссуда под небольшой процент и плюс подарок от государства, положенный тем, кто покупает в районах развития, покрывают стоимость дома. Два дня заняла беготня по оформлению документов. После короткого, но напряженного раздумья был выбран крайний дом, у которого был самый большой участок. Пятоев финансово в покупке не участвовал, но провел осмотр местности и отметил, что место выбрано удачно. Поселение полностью контролирует господствующую высоту, а купленный дом, если грамотно поставить два пулемета, можно эффективно оборонять длительный промежуток времени. Необходимо отметить, что те люди, которые принимали решения об основании поселения Ливна, рассуждали так же.

Вместе с семейством Леваевых выехал и рыжебородый, в здоровенных зеленых солнцезащитных очках, парень. Одет он был в широкий комбинезон. Через 40 минут в поселении Ливна знали, что рыжего мужика с бородой зовут Саня, и он страдает коньюктивитом, поэтому солнечные очки не снимает. Выяснилось также, что он является родственником Насти Леваевой, сидит в Израиле на нелегале и старается заработать на квартиру в Омске, где живут его жена и ребёнок.

Саша-Парашютист был надёжно спрятан под рыжим париком и накладной, того же цвета бородой в пасторальной атмосфере постоянно охраняемого тремя солдатами поселения Ливна.

Процесс законного получения Глебом Петровичем израильского гражданства был изложен со свойственным мне тактом и тонким пониманием его гражданского статуса. Ему предложено было найти женщину еврейской национальности лет 45 — 50, у которой имеется неженатый сын. С почтенной дамой Глебу Петровичу и предстояло вступить в законный брак, а его юная подруга без труда обольстит молодого человека, в результате чего все семейство получит законное право репатриироваться на свою историческую родину в Израиль.

Через несколько дней после переезда в Ливна я обратился к Парашютисту с невинной просьбой. Мою принцессу Юлечку в школе терроризировала какая-то мразь. Она почти перестала ходить туда, и через её подружек я узнал, что какая-то великовозрастная шпана пристает к ней. Зная израильские законы, сам я разбираться не мог. По моему мнению, Парашютист мог решить вопрос быстро и действенно. Саша поручение воспринял как должное. С учетом израильских реалий мой вопрос с алиби был решен самым радикальным образом.

В 8 часов утра, когда соседский мальчик Коля рассказывал случайному прохожему с большими мускулами, как выглядят пацаны, цепляющие Юлю Маковецкую, я появился в полицейском участке города Офакима. В результате моего появления там сильно запахло чесноком. Я попросил бланк, долго его заполнял, после чего с большим достоинством предъявил его дежурному офицеру. В моей жалобе было указано, что у соседей проживает собака по кличке Фиби, которая своим лаем беспокоит меня во время послеобеденного сна. Я настоятельно требовал принять самые строгие меры незамедлительно. Что мне обещано не было. Я высказал пожелание встретиться с самым большим начальником.

У дежурного офицера воровато забегали глазки, и мне было предложено подождать. Вероятно, долго. С большим сочувствием было сообщено, что большой начальник сегодня может не прибыть вообще.

В силу важности и неотложности моего дела я был настроен ждать. Далее я переводил жалобу свежеприехавшей в Израиль бабушки о пропаже у неё в аэропорту им. Бен-Гуриона чемодана. В Израиле принято присваивать чему угодно имена Рабина или Бен-Гуриона. И если относительно Бен-Гуриона это ещё понять можно, он был первым премьер-министром Израиля, оставался на своем посту 12 лет и его заслуги неоспоримы, то с Рабином всё гораздо сложнее. Ицхак Рабин был премьер-министром дважды. Первый раз ему пришлось покинуть свой высокий пост из-за финансовых злоупотреблений. Во время второго пребывания на посту премьер-министра своей деятельностью на благо мира он вызвал такую волну арабского террора, которую не могут сбить и по настоящее время. С тех пор в Израиле и повелось называть всё, что движется и не движется именами самого удачного и самого неудачного главы государства. Именами Давида Бен-Гуриона и Ицхака Рабина. Но оставим на какое-то время в покое премьер-министров и вернёмся к бабушке и её чемодану.

Бабушке было предложено обратиться в отдел находок вышеупомянутого аэропорта. Был предоставлен телефон. Звонил я. Минут двадцать я описывал чемодан. При этом я неоднократно взывал к небесам и предлагал Богу быть свидетелем. Служащий бюро находок, а также руководитель этого учреждения меня не поняли. После чего мне пришлось помогать бабушке выражать её возмущение. Телефон к тому времени у меня уже был отобран. Мною, за подписью бабушки, была написана жалоба на имя министра полиции. В связи с чем у дежурного офицера мне пришлось уточнить, как правильно пишется на иврите выражения «ветеран сцены», «злобные антисемиты» и «бесценный груз». После чего мною не был найден туалет в помещении оружейного склада.

Время шло. Часам к девяти в полицейском участке началась какая-то странная активность. Я продолжал бесчинствовать. Но с каждой минутой мне было все трудней и трудней привлечь к себе внимание. Людей в полицейском участке становилось все больше, и погоны их были все весомее. Исполнение мною песни «Ой, мороз, мороз» внимание не привлекло. Наконец прибыло телевидение. Моя попытка дать интервью позорно провалилась. Оказалось, что телевидение — это не полиция. Меня послали по матушке без всяких сантиментов.

Солнце катилось к закату. Я заметно устал и почти исчерпал свой репертуар. Меня как-то буднично попросили пройти в какую-то малоприметную комнату. Там сидели два человека.

— Здравствуйте, господин Михаэль, — сказал тот, что постарше. — Меня зовут Итамар. Представляю я аналитический отдел израильской полиции.

Выглядел он как вечный студент-двоечник. Был кудряв и непричесан, но его волосы были хорошо промыты, и пахло от него дорогим одеколоном. Душой аналитик был, конечно, молод, но лет пятьдесят ему уже точно исполнилось. Разводился он раза четыре, но детям помогал материально наверняка.

Его напарник был стрижен коротко, причесан аккуратно, роста был невысокого, но в плечах широк.

— Хаим Марциано, — представился он, — старший следователь отдела по борьбе с международной преступностью Южного округа.

— Маковецкий Михаэль — медбрат, Офакимский сумасшедший дом, — отрапортовался я.

Беседу продолжил Итамар. Ощущалось, что возможность поговорить он не пропускал.

— Вы что-то знаете о нашем отделе?

— Нет, у вас же всё засекречено.

Итамар улыбнулся.

— Наш отдел самый открытый во всей системе полиции. Есть информация, которая закрывается из-за дешёвых политических игр, нам это только мешает. Наш отдел оперативной работой не занимается, и работают в нем в основном социологи, а также психологи, демографы, этнографы, специалисты по статистическому анализу и, конечно, экономисты. Мы анализируем израильское общество в целом. Стараемся определить группы населения, в которых статистически более часто встречаются определенные виды преступлений. Их экономическое положение, демографический статус, страну исхода, место жительства, состояние здоровья, тайные пороки, музыкальные пристрастия, рост, вес и т.д. Рассматриваются любые факторы. Дело в том, что в нашем распоряжении есть информация только о поведении человека, о его поступках, в данном случае о преступлениях. Но поведение определяется тремя принципиально разными факторами.

Допустим, я убил человека. Возможно, я считаю, что убитый травит меня лучами и крадёт мои мысли. Другими словами, у меня есть психическое расстройство, мой мозг болен, как может болеть любой другой орган, например сердце или легкие. Я нуждаюсь в медицинском вмешательстве. В лечении врача-психиатра.

Возможно, я совершил убийство своей жены в порыве гнева. В этом случае у меня, вероятно, существует проблема психологического характера. Психология изучает взаимоотношения между людьми. Общие закономерности этих взаимоотношений. Разницу между психологией и психиатрией можно пояснить на примере. Человек сидит в машине, хочет её завести, но машина не заводится. Возможно, что машина неисправна и нужен автомеханик, возможно, что водитель просто не умеет заводить машину. Он не знает, как это делается. В этом случае нужен учитель вождения. В обоих случаях мы видим один результат — машина не заводится, но если мы будем ремонтировать мотор, когда водитель не умеет его завести, или будем учить водителя, когда мотор неисправен, то результата мы не получим.

Теперь представим, что учитель вождения — это психолог, автомеханик — это психиатр. И представим себе, что и водитель может завести машину, и мотор исправен, но машина, тем не менее, не заводится. Необходим еще один фактор, не зависящий ни от учителя вождения, ни от автомеханика. Причина того, что машина не заводится, — отсутствие бензина, и нужен работник автоколонки, который зальёт вышеупомянутый бензин. То же самое и в нашем случае.

Я убил человека потому, что я бедуин и этот человек лишил девичьей чести мою сестру. И поэтому я обязан его убить, чтобы сохранить честь семьи. На меня действуют социальные факторы, то есть я являюсь членом определенной группы людей и обязан действовать в интересах этой группы, подлинных или мнимых — это уже другое дело. У группы людей есть свои интересы и свои взаимоотношения с другими группами людей. Эти отношения групп изучает социология. Это третий фактор, действующий

на поведение человека, в нашем случае на криминальное поведение.

Израильское общество, как и любое другое, все время меняется. Какие-то группы людей исчезают, какие-то группы появляются, отношения между группами меняются. Соответственно, меняется и влияние на криминальное поведение. Какие-то виды преступлений прекращают совершать, появляются какие-то новые виды преступлений. Изменения в статистике преступности происходит в основном из-за социологических факторов.

Психиатрические факторы почти стабильны. Например, шизофренией и 100 и 1000 лет назад болел один процент населения. И сейчас болеет один процент. Психологические факторы тоже достаточно стабильны. И 100 и 1000 лет назад люди влюблялись, ненавидели, заботились о детях, завидовали из-за одних и тех же причин. Это следствие того, что межличностные отношения определяются инстинктами, их удовлетворение или неудовлетворение проявляется эмоциями. А инстинкты вещь стабильная, поэтому преступления, совершаемые под влиянием эмоций, остаются одни и те же.

И только группы внутри общества всегда меняются. Наш отдел анализирует появление новых общественных групп, выявляет их появление, людей, которые к ним принадлежат, и прогнозирует криминальное поведение членов этих новых групп. Я понятно излагаю?

Итамар наверняка пришел в полицию с университетской кафедры. Чувствовался навык в чтении лекций.

— Скажи, а почему ты рассказываешь это мне, простому маленькому 120-и килограммовому медбрату? — уходя от прямого ответа на поставленный вопрос, спросил я.

— А вот этого я не знаю. Это чисто оперативное решение, работниками нашего отдела оперативные решения не принимаются. Это решение принял господин Хаим Марциано, у него и спрашивай. В оперативную часть беседы мне вникать не положено, поэтому я ухожу, но мы ещё неоднократно встретимся. Я уверен, что наше сотрудничество будет плодотворным для обеих сторон.

Последнее утверждение было мне непонятно, но Итамар встал и раскланялся. Спасибо, что ручку не поцеловал. Служба в полиции на его профессорские манеры не повлияла. После его ухода, Марциано, загадочно улыбаясь, вытащил из стола два свертка и аккуратно развернул их. Это оказались две шуармы, ещё теплые. Когда он успел их купить? Я даже не заметил, что он выходил. Из холодильника он вынул бутылку колы, из какого-то ящика вытащил вазу с фруктами.

— Можешь поесть, ты же тут с 8 часов проказничаешь, — он сделал паузу и, с выражением глубокой задумчивости на лице, достал из кармана сигареты.

— Куришь? — спросил Марциано, и протянул мне пачку «Kent».

— Сам кури, мне мама не разрешает, — было ему ответом.

Сотрудник отдела по борьбе с международной преступностью шутку принял и перешел к делу:

— Ты пока меня прослушай, а потом, что непонятно, спросишь. Кокос был убит в 8 часов 47 минут, а к 11.30 мы на тебя уже вышли. К 14.00 получили санкцию на твою разработку. А теперь поподробнее. Ты же здесь целый день прыгаешь, подробностей не знаешь, а от любопытства, я думаю, умираешь.

Он выдержал драматическую паузу и посмотрел на меня сурово. Я, как сумел, сделал морду кирпичом. Приёмчики начинающего оперативника у меня вызывали умиление. Марциано это понял и в дальнейшем к ним не возвращался.

— Как было дело, я тебе расскажу точно, свидетелей было много.

И из его рассказа я понял следующее. Кокос стоял возле входа в школу с Офером Хададом и Ниром Бузагло. В 8.40 прозвенел звонок. На перемену, как обычно, несколько десятков подростков вышло за ворота школы. К Кокосу подошел Ахмед Алузаел, и они о чем-то начали беседовать. Почти одновременно с Ахмедом к ним подошел неизвестный. Он был одет в черные джинсы и майку с надписью кириллицей «ВОЕННО-ВОЗДУШНЫЕ СИЛЫ», голубые буквы на белом фоне. Роста неизвестный был выше среднего, телосложения атлетического. Незагорелый блондин, наверняка русский. Это отметили двое детей, независимо друг от друга, оба в Израиле совсем недавно. Вряд ли они ошиблись. Он сказал Кокосу что-то, максимум две-три фразы. Хадад, Бузагло и Кокос почти одновременно попробовали его ударить, но все трое отлетели в разные стороны. У Бузагло, кстати, сломана ключица. Ахмед в драке не участвовал. Просто стоял и смотрел. Кокос упал, но тут же вскочил на ноги, отошел на пару шагов назад и выстрелил в неизвестного. Но не попал. Неизвестный, несомненно, имеет навыки уличного боя. Он прыгнул вправо к стене, потом неожиданно оттолкнулся от стены школы и прыгнул влево и вперед. Пуля попала в стену, в то место, где он должен был бы быть, если бы не совершил второй прыжок. Кокос замешкался от неожиданности со вторым выстрелом. Неизвестный, лежа на земле перед Кокосом, ударил его ногой по передней поверхности голени. Сильно ударил, Кокос взвыл от боли. Место это очень болезненное. От сильного удара человек может впасть в шок. После чего неизвестный в прыжке встал на ноги и сразу ударил ногой Кокоса в голову. Кокос снова выстрелил, но пуля ушла вверх. После чего Кокос упал и, через несколько минут, скончался. Второй выстрел он произвел, уже будучи смертельно раненным. Неизвестный схватил с земли пистолет и скрылся.

В 8.53 поступает первый звонок с сотового телефона в полицию. Оперативно-розыскные мероприятия начались быстро и масштабно. Стрельба в школе была расценена как теракт. В первых сообщениях говорилось, что неизвестный открыл стрельбу по школьникам. БАШАК четко среагировал. Беседа Ахмеда со следователем началась в 9.35. Они вели следствие параллельно с нами. Ахмед держался бодро и был полон оптимизма. Но когда ему сообщили, что интересует он не полицию, а БАШАК, как-то сразу сник и погрустнел. И в неформальной беседе поведал следующее.

Встречался он с Кокосом возле ворот школы во время перемены, место и время очень удобное, бегает много подростков, появление Кокоса и Ахмеда, оба чуть старше 20-ти, внимания не привлекали. Ахмед подходил, естественно, без наркотиков, перебрасывался несколькими фразами с Кокосом, после чего Кокос подходил к машине, где сидели братья Ахмеда, брал наугад пакетик с героином и вводил себе дозу. Таким образом он проверял качество товара, после чего звонил по сотовому телефону своим помощникам, Ниру или Оферу, и те передавали деньги Ахмеду. Ахмед звонил братьям, и те разрешали Кокосу выйти из машины. Клан Алузаел и Кокос сотоварищи друг другу не доверяли и правильно делали. Продавались наркотики 2-3 раза в неделю.

Игры с наркотиками следователей БАШАКа не интересовали. Ахмеду было предложено активнее включиться в общественно-политическую жизнь, в частности в борьбу с сионистским врагом. Ахмед отказался, сославшись на занятость. Ахмеду были представлены пакетики с героином, которые выбросили его братья из машины, когда началась стрельба. Было также разъяснено, что на пакетиках имеются чьи-то отпечатки пальцев. И, в случае, если члены клана Алузаел не найдут достаточно времени и сил для борьбы с сионистским врагом, то эти отпечатки придется сравнивать с отпечатками пальцев членов уважаемого клана. А сотрудникам БАШАКа этого бы делать не хотелось. Как бы между прочим господин Алузаел был поставлен в известность, что израильский уголовный кодекс предусматривает в качестве наказания за незаконный оборот наркотических препаратов 20 (двадцать) лет тюремного заключения.

В ответ Ахмед сообщил сотрудникам БАШАКа, что такого рода знания ему не к чему, так как в Офакиме и окрестностях нет человека более далекого от торговли наркотиками, чем Ахмед Алузаел. Вместе с тем, он счел доводы сотрудников БАШАКа убедительными и изъявил готовность с головой окунуться в политическую борьбу за права палестинского народа с сионистским врагом. При этом он намеревался держать следователей БАШАКа в курсе всех перипетий этой борьбы. На этом они и расстались к взаимному удовлетворению. БАШАК потерял интерес к происшествию, и дело оканчательно перешло к полиции.

В вечерних новостях выражалось глубочайшее возмущение бездействием полиции в связи со стрельбой на школьном дворе, но следствие умирало быстро, и должно было завершиться ничем в самом ближайшем будущем. Действия убийцы, несомненно, были в пределах необходимой самообороны. В случае его поимки дело явно не имело судебной перспективы, а поэтому и искать его смысла не было. Он, вроде бы, подобрал пистолет убитого, но это было в состоянии аффекта, в целях самообороны и т.д. и т.п., и, вне всякого сомнения, пистолет уже выброшен. Из-за пистолета израильская полиция в любом случае напрягать себя не станет. По израильским законам незаконное владение оружием является административным правонарушением и наказывается штрафом. На этом этапе дело попадает на стол к начальнику Южного округа. После того как председатель комиссии по образованию сделал запрос министру полиции, тот попросил начальника Южного округа приложить максимум усилий, обещал помощь. Мэр Офакима, человек, как правило, здравомыслящий, но патологический детектив-любитель, в личной беседе выразил мнение, что дело не обошлось без русской мафии и что делом должен заняться отдел по борьбе с международной преступностью. Мнением мэра пренебрегать начальник полиции не мог, так как через полгода уходил на пенсию и собирался баллотироваться в мэрию по списку партии, которую возглавлял мэр. Начальник отдела по борьбе с международной преступностью подключил к следствию все силы, так как его начальник уходил через полгода на пенсию и на его место мог встать начальник отдела по борьбе с международной преступностью. Если своей кровью докажет профессионализм и принципиальность в деле, получившем столь большой отклик в прессе. Как профессионалы все прекрасно понимали, что дело, в сущности, закончилось. Мелкие торговцы наркотиками конфликтовали между собой, и один замочил другого. И Кокос и Ахмед были в полицейской картотеке, причем Кокос наглел день ото дня, сам употреблял героин и, по логике вещей, должен был или сесть, или погибнуть в блатных разборках. Что, собственно, и произошло.

Группа Марциано встретила появление этого дела зубовным скрежетом, но деваться им было некуда. Обладающая большими возможностями, группа начала расследование по горячим следам. Тут же возникла первая неприятность. БАШАК закрыл всю информацию в центральном полицейском компьютере о клане Алузаел. На допрос Ахмеда теперь нужно было получить согласие БАШАКа. Но по мере продвижения следствия интерес к Ахмеду упал. Получить разрешение на его допрос большой проблемы не представляло, но Марциано почти сразу понял, что тот к делу не причастен. То, что предумышленного убийства не было, было очевидно с самого начала. Первоначальная версия была такова — между командой Кокоса, которая контролировала поставку наркотиков в Офаким, и какой-то другой группой (вероятно, это вновь образовавшаяся команда выходцев из России, на которую пока нет данных в полицейской картотеке) возник конфликт. С Кокосом просто хотели поговорить. Русские вычислили встречу, и один из них пытался начать беседу, возможно, чем-то угрожал Кокосу, тот схватился за пистолет, но к этому были готовы.

Но, по мере того как информация поступала к Марциано, картина теряла ясность. Прежде всего, не было никакой русской команды, если бы она была, то ее бы нашли, хотя бы какие-то ее следы. Но их не было. Потом началась какая-то фантастика. Кокос принимал наркотики, и последнее время вел себя как психопат. На встречу с Ахмедом он приходил взвинченный, так как героин перед встречей не принимал, а кололся в машине братьев Алузаел. Так он проверял качество товара. В тот день Ахмед запаздывал, и Кокос просто рассвирепел. Когда Алузаел наконец появился, к Кокосу вдруг подошел русский и несколько раз повторил странную фразу: «Отстань от Юлии».

Телохранитель Кокоса, здоровенный Офир Ходад, хотел дать незнакомцу по шее, но тут же отлетел в сторону. Кокос совсем сбесился и схватился за пушку. Дальнейшее известно. Юлией оказалась 13-летняя Юлия Маковецкая, к которой Кокос грубо приставал на школьном дворе на глазах многих школьников.

К 15 часам группа собралась на первое совещание в полицейском участке Офакима. Начальство требовало результатов. Срочно. К выпуску новостей в 20 часов. Кроме работников телевидения притащился даже сотрудник аналитического отдела, хотя они вообще оперативной работой не занимались. Все присутствующие собрались в актовом зале полицейского участка. Прокурор Южного округа попросил всеобщего внимания. Все расселись и почти замолчали. В актовом зале явственно была слышна песня «Ой мороз, мороз». Исполнение было громким, но ужасающим. Через какое-то время в актовый зал ввалился высокий, полный, довольно запущенный мужчина лет сорока пяти. Громким голосом с явными скандальными интонациями он потребовал самого главного начальника. В попытке его остановить начальник Офакимской полиции грозно поинтересовался, с кем он имеет дело.

— Маковецкий Михаэль — было ему ответом.

В актовом зале стало так тихо, что было слышно, как летают мухи. Прокурор Южного округа, показывая пример чуткого отношения к жалобам населения, лично удалился с Михаэлем в кабинет с предварительно включенным магнитофоном, с целью выслушать его, Михаэля, жалобы и, возможно, пожелания. А в это время вся группа Марциано включила компьютеры, горя желанием познакомиться поближе с Михаэлем Маковецким.

Израиль страна демократическая, не о какой слежке за свободными гражданами не может быть и речи, всяких авторитарных фокусов типа прописки или трудовой книжки, конечно, нет и быть не может. И, тем не менее, какие-то крохи информации о Маковецком добыты были.

В частности, из центрального компьютера налогового управления получена информация, что Михаэль платит налоги с зарплаты, получаемой от Министерства здравоохранения. Компьютер Минздрава сообщил, что Маковецкий работает в Офакимской психбольнице медбратом, закончил отделение ухода Беэр-Шевского университета и курсы судебной экспертизы и что зарплата ему перечисляется в банк «יהב» (Яав). Компьютер банка «Яав», немного посмущавшись, но, после введения соответствующего кода, поведал следующее.

Михаэль, несмотря на приличную зарплату, свой бюджет не контролирует, набрал ссуд и влез в минус, а несколько раз ему даже закрывали счёт и забирали кредитную карточку.

Больничная касса «מכבי» (Макаби) сообщила, что Маковецкий Михаэль страдает сахарным диабетом.

Транспортный отдел полиции поведал о наличии у Михаэля автомобиля «Тойота Королла», телефонная компания представила все номера телефонов, время звонков и длительность разговоров, то же сообщила компания сотовой связи «Оранж». Данные компании «Исракарт» позволили установить: где, когда, что и за сколько было куплено Маковецким Михаэлем с помощью кредитной карточки. Вследствие чего можно было бы выяснить, куда он ездил и почему, например, он дважды заправлялся на бензозаправке на перекрестке Шокад, на дороге, которая ведёт, в частности, в поселения Шкоа и Ливна. Естественно, было выяснено, что Михаэль вдовец, супруга, согласно данным компьютера похоронной компании חברה קדישה«Хевра Кадиша», похоронена 28 апреля 1998 года на беэр-шевском кладбище, и проживает Михаэль в настоящее время с дочерью Маковецкой Юлией 13 лет и сыном Дмитрием 16 лет.

Возникло предложение, что Маковецкий Михаэль присутствовал на памятной встрече с Ахмедом Алузаелем и покойным Кокосом. Но, со слов дежурного офицера и многочисленных работников полиции, господин Маковецкий с 8 утра находился в полицейском участке, вел себя демонстративно, стараясь постоянно находиться в центре внимания. Марциано отдал распоряжение проверить все звонки, поступившие в течение дня на сотовый телефон Михаэля. Звонков не было. С этого момента старший следователь Хаим Марциано ощутил себя готовым к беседе с медбратом отделения судебно-психиатрической экспертизы Маковецким Михаэлем.

Руководитель группы аналитического отдела систематизировал динамику преступности в среде репатриантов из бывшего СССР. Поэтому Итамар Каплан с разрешения Хаима Марциано и присоединился к беседе. Маковецкий был приглашен в кабинет № 6, который был оборудован кинокамерой. Сотрудники отдела по борьбе с международной преступностью пожелали в спокойной обстановке, в присутствии психолога просмотреть и прослушать беседу.

В то время как Итамар общался с Маковецким в характерной для всех работников аналитического отдела занудливо-академической манере, Хаим наблюдал за Михаэлем, размышляя, с кем, собственно, он имеет дело.

— Держит он себя уверенно, да и навык беседы с работниками правоохранительных органов у него есть. Отвечает односложно, лишнего не скажет, спокоен очень. Тема беседы как будто интересует его умеренно. По роду работы имеет много знакомых в уголовном мире, в общих чертах знает, как работает полиция. У меня ничего против него нет, совсем ничего. Дело практически закрыто. Ужимки прессы и прыжки высокого начальства ничего не изменят. Какой, кстати, у него иврит хороший, набор слов богатый, говорит как телеведущий, хотя русский акцент очень выражен. Вероятно, он подолгу смотрит телевизор, часами смотрит, в основном 33-й канал, прямую трансляцию заседаний Кнессета днем. Ночью и вечером он часто работает. Но с людьми общается мало. По крайней мере, на иврите. С ним можно найти контакт. Полезный контакт.

Марциано отключил кинокамеру. Свидетелей беседы быть не должно. Вопрос был крайне щепетилен.

— Господин Маковецкий, что произошло, я вам рассказал. Предъявить вам, как вы прекрасно понимаете, мне нечего. Человека, которого вы послали разбираться с Кокосом, конечно, вы не сдадите. Эта тема закрыта. Я хочу предложить вам сотрудничество. Согласно прогнозам аналитического отдела, в ближайшее время банды выходцев из СССР должны попытаться взять под свой контроль всю индустрию проституции в Израиле. Через какое-то время, чуть раньше, чуть позже, им это удается. Я вам предлагаю включиться в эту борьбу. С нашей помощью и под нашим руководством.

— Почему именно мне? И почему именно проституцию, а не торговлю наркотиками, например, — я был озадачен, но польщен.

— Наркотики поступают из соседних стран, что-то потребляется в Израиле, основная масса поставляется в Европу. Русской мафии здесь не влезть. Проститутки поставляются из славянских республик, Молдавии и Прибалтики. Привозят их русские банды. Какую-то часть доходов уходит на оплату услуг бедуинов, переправляющих девушек через границу. Здесь русским тоже не влезть. Хотя бы потому, что взаимоотношения государства Израиль со своими гражданами бедуинского происхождения — дело тонкое. Далее посредники в самом Израиле забирают большую часть доходов. Вот их то функции с легкостью может взять русская мафия с помощью недавних выходцев из СССР. Всё это вопрос времени. Теперь, почему вы. Вы хорошо знаете израильские реалии вообще и криминальные реалии в частности. Из России вы уехали в возрасте 36 лет. Так что тамошняя действительность тоже вам тоже хорошо известна. Быт и нравы российского уголовного мира вы, несомненно, знаете. Да и связи, вероятно, там остались. Алиби с помощью полиции — это свежо и неординарно. Безвременная кончина Кокоса доказывает мне, что с кадрами вы работать умеете. На этом наша беседа принципиально закончена. Теперь маленькая техническая деталь. Ваш сотовый телефон имеет сбоку кнопку. Как вы знаете, она предназначена для записи беседы на магнитофон. Теперь, кому бы вы ни звонили, если эта кнопка нажимается дважды, то разговор записывается в нашем отделе и воспринимается как ваше сообщение или просьба, которую мы постараемся выполнить. До свидания.

В восемь вечера я выполз с полицейского участка усталый как собака, а в 23 часа у меня началась ночная смена.

Через несколько дней я с детьми поехал в гости к Пятоеву на шашлык. Порыжевший в Израиле Парашютист встретил меня как будто ничего не случилось. Мне было неудобно смотреть ему в глаза. Не из-за смерти Кокоса. Туда ему и дорога. После высылки Оксаны Белобородым Парашютист стал разговорчивее и рассказал мне следующее.

Старший лейтенант Александр Гришин, после того как его уволили из рядов вооруженных сил, вместе с женой и трехлетним сыном переехал из Узбекистана в Чернигов к родителям жены. У них был большой дом возле музея-усадьбы украинского писателя Михаила Кацюбинского. Естественно, на улице Кацюбинского. Было где жить, а чем заняться — видно будет. Но в душе Саша мечтал купить свое жилье. Он даже присмотрел себе дом на соседей с улицей Кацюбинского улице Попудренко. С целью скорейшего приобретения своего жилья отставной старший лейтенант Гришин довольно быстро прибился к гайдамакам Вити Гарема и получил кличку Парашютист.

В дальнейшем Парашютист самостоятельно (время такое — Украинская государственность только нарождалась) начал контактировать с Глебом Петровичем. Когда это дошло до Гарема, он был очень недоволен. Жене Парашютиста было предложено проветриться и немного заработать. Она приехала как туристка на неделю в Израиль и зашла по адресу: улица Шпринцак, 12 в городе Хайфа с целью передать пакет, выданный ей лично Гаремом. Пакет у нее взяли, забрали также документы и избивали её, пока она не начала трудиться в качестве проститутки в публичном доме «Экстаза», расположенном, естественно, в городе Хайфа, по улице Шпринцак, 12. Оттуда её не выпускали, но один русскоязычный клиент дал ей позвонить со своего сотового телефона маме в Чернигов.

Парашютист, которого Гарем, проявив преступную халатность, к этому времени еще не замочил, таким обращением со своей супругой был крайне недоволен и обратился за помощью к Глебу Петровичу. В результате помощи Глеба Петровича Виктор Тарасович очень скоропостижно скончался. Что может случиться с каждым, если ему выстрелят в голову. Ничего удивительного в этом нет. Родители Оксаны Гришиной, в девичестве Белобородько, срочно покинули расположенный на живописном берегу Десны город Чернигов и, вместе с внуком, срочно перебрались на жительство в г. Тулу. Там же Парашютист приступил к работе у Глеба Петровича в качестве верного боевого товарища. Мечте о покупке дома по улице Попудренко не суждено было сбыться.

Остальное, в общем, известно. Меня немного спутало только то, что Оксана приехала в Израиль по старому заграничному паспорту, выданному на девичью фамилию. Перед отъездом Оксаны на родину супруги имели продолжительные телефонные беседы. После чего бывшие военнослужащие Гришин и Пятоев долго рисовали здание на Шприпцак, 12 в разных проекциях, с указанием, где какой вход и выход и кто где сидит, стоит, лежит или ходит. После чего Ян Борисович Кац в поисках утех посетил публичный дом «Экстаза», где просил встречи с полненькой блондинкой Валей. При этом он краснел, потирал потные ладони и утверждал, что полон воспоминаний. Уединившись с полненькой блондинкой, Ян Борисович плотскими утехами пренебрег. Вместо этого он обратился к ней уважительно, по имени-отчеству, передал привет от подруги Оксаны, а также диктофон с кассетами и номер моего сотового телефона. Со слов Хаима Марциано выходило, что этого сотового телефона как бы и нет, никакой информации о нем получить невозможно, и, соответственно, счета на него не приходят.

Парашютист, вероятно вследствие молодости, хотел навестить «Экстазу» как можно быстрее. Но мною, как избранным народом руководителем, окончательного решения пока принято не было. Решение вопроса затягивалось из-за отсутствия Рони, хозяина учреждения, о котором Оксана и Валя поведали много забавного и поучительного. Я хотел с ним побеседовать. Но Парашютист настоял. Пришлось Кацу привезти его в Хайфу, когда Рони наконец вернулся. Сладкая парочка (Кац и Парашютист) решили отобедать в русском ресторане «Яр», широко известном скульптурой «Девушка с веслом», стоявшей у входа в зал.

Ресторан расположен на улице Шпринцак в доме №16. Ян Борисович и особенно Александр вели себя шумно. Парашютист тряс рыжими кудрями, щекотал дам рыжей же бородой, но перебрал, был препровожден Яном Борисовичем в туалет, где шумно и вульгарно рыгал. Яну Борисовичу приходилось извиняться, просить полотенце у официанток и вновь извиняться за пьяные выкрики. Кто бы мог подумать, что выкрики предварительно были записаны на магнитофон. Кацу пришлось лично вставить себе два пальца в рот, для того, чтобы полотенца были запачканы натуральными рвотными массами. Организаторы операции справедливо рассудили, что официанток русского ресторана на мякине не проведешь.

А тем временем в соседнем здании, на улице Шпринцак, 12 (здания за номером 14 почему-то на этой улице не было), в комнате со спрятанным в стене сейфом, возле которого сидел владелец публичного дома «Экстаза», Рони Абукасис, появился атлетического сложения молодой мужчина, из кармана которого свисали рыжие кудри. Атлет и ударил Рони ногой по голове, в результате чего Абукасис скончался. Парашютист достал из кармана покойного ключи, изъял содержимое сейфа, какие-то бумаги и видеокассеты, а также 150 тысяч израильских шекелей наличными деньгами, что, по курсу, составляло примерно 40 тысяч долларов США. После чего он обыскал труп, забрал пистолет, а это уже становилось уже дурной традицией, пнул бездыханное тело ногой и грубо выругался по-русски.

Через несколько минут, надев рыжие кудри, Парашютист мирно рыгал в мужском туалете ресторана «Яр». В дальнейшем неугомонный Александр пытался пригласить на танец девушку с веслом, а также сыграть на ударных инструментах «В лесу родилась елочка». И то и другое ему не удалось. Ресторан они покинули под утро.

Было бы не лишним упомянуть, что пока Кац и Гришин развлекались в ресторане, я и Пятоев трудились в вечерней смене, на благо офакимских сумасшедших. У меня болезненная склонность к железному алиби, привезенная мною еще из Советского Союза. Прослушав все записи Вали (она иврита не понимала, но я-то понимал), а также просмотрев записи, хранившиеся в сейфе Рони, я позвонил младшему медбрату Кацу, утешил его в связи с неприятностями на работе, после чего нажал два раза на заветную кнопку на своем сотовом телефоне и внятным голосом сообщил Яну Борисовичу, что Дорон Гуревич, сотрудник отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков Северного округа, сотрудничает с группой торговцев наркотиками, поставляющих героин из Ливана в Австрию. Кац поинтересовался, все ли у меня в порядке с головой, откуда я об этом знаю и почему я ему об этом рассказываю.

— Да так, сам с собой рассуждаю, — рассеяно отозвался я и продолжил беседу о неприятностях Каца на работе.

Хайфская полиция приступила к следствию по поводу убийства Абукасиса. Убийца, несомненно, был вхож в публичный дом «Экстаза», знал, где хранятся деньги, и что в этот день в сейфе находится большая сумма. В результате чего стали отрабатываться многочисленные и многообразные связи Абукасиса. Тем временем публичный дом «Экстаза», оставшись без мудрого руководства, быстро, буквально за несколько дней, захирел. Прежде относящаяся к «Экстазе» по-доброму полиция стала свирепствовать, конкуренты переманили заслуженных, пользующихся хорошей репутацией работников. Через неделю, когда учреждение, потеряв ведущих сотрудников, вступило в стадию откровенной агонии, блондинка Валя собрала вещички и, сообщив последним оставшимся, что её и Мирьям пригласили на работу в Эйлат, покинула захиревшую «Экстазу». Возле Хайфской центральной автобусной станции они сели в попутный микроавтобус, следующий в Тель-Авив. Сидевшему за рулем Вениамину Леваеву было всё равно, но я был потрясен тем обстоятельством, что смело одетая Валя появилась в сопровождении с какой-то, судя по одежде и физиономии, арабкой из Галилеи. Валя Рожкова безошибочно определила во мне руководителя проекта.

— Если её не возьмете, я тоже не поеду, — не терпящим возражений тоном юной пионерки заявила Валентина.

— Это твоя учительница арабского? — без всякой надежды на благополучный исход спросил я.

— Это Мирьям, мы вместе работали в «Экстазе». Ей некуда уезжать, её братья ищут, — со слезой в голосе продолжила Рожкова. После короткой паузы она добавила:

— Постоянные клиенты называют ее графиней Кадохес.

Я оценил серьезность демарша. Ради сохранения чести семьи любящие братишки из палестинского города Туль-Карем замочат графиню Кадохес без всяких сантиментов. Таким образом, к нашему интернациональному коллективу присоединилась блудная дочь палестинского народа Мирьям Абуркаек. К вечеру мы прибыли в поселение Ливна, где создавалась первая независимая палестинская киностудия «Антисар», что в переводе с арабского означает «Победа».

К идее становления палестинского кинематографа я пришел не сразу. Дело в том, что когда пожилая пара театральных критиков вместе с детьми переезжает в Израиль с Арбата, а потом получает без детей государственную квартиру в Офакиме, это событие, безусловно, волнительно само по себе. Но жизнь дарила старикам-театралам переживания и поглубже.

На пятый день Офакимского периода жизни и творчества супругов Борщевских им представилась возможность побывать за пять шекелей на встрече в актовом зале музыкальной школы с их старинным знакомцем Марком Захаровым. Здесь Борщевские познакомились с недавно приехавшей в Офаким Варварой Исааковной, которая многие годы отдала служению театру. Среди прочего Варенька рассказала презабавную историю о том, как у неё пропал чемодан, и она обратилась в полицию, где в ней принял участие милейший молодой человек и, кстати, интересующийся театром.

Возвращались домой супруги Борщевские уже затемно, в прекрасном настроении. В подъезде свет не горел. Вячеслав Борисович открыл дверь квартиры, которая почему-то не была заперта. Как обычно он пропустил вперед Ольгу Викторовну и включил свет. Из квартиры куда-то исчезла мебель, но это было не самое удивительное. В прихожей на огромном матрасе совершали половой акт полный негр с маленькой, но обладающей огромной задницей немолодой негритянкой.

Появление супругов Борщевских не только не помешало паре афро-израильтян, но даже обрадовало их. Немедленно прервав свое занятие, они вскочили на ноги, радостно сказали «שלום» (в данном контексте «здравствуйте»), после чего прикрылись белыми одеждами. Но все равно было ясно, что свое занятие негры собирались закончить вне зависимости от появления четы Борщевских. Ольге Викторовне стало дурно. У Вячеслава Борисовича как-то сразу заболело сердце.

Затем началась какая-то фантасмагория. Рано утром появился прилично одетый молодой негр и, дрожащим от возмущения голосом, через переводчика, заявил, что община евреев, выходцев из Эфиопии, не потерпит расистских выпадов неизвестно кого, приехавших неизвестно откуда и не имеющих к еврейству никакого отношения. Объяснения супругов Борщевских, что они случайно ошиблись этажом, не пытались представиться работниками министерства абсорбции, которые привезли мебель, и что вообще в их действиях не было злого умысла, приняты не были.

После чего Вячеслав Борисович, как говорят китайцы, потерял лицо. Он кричал, что его дедушка был раввином в городе Городня Черниговской губернии, отец был репрессирован в годы борьбы с космополитизмом, а Ольга Викторовна, хотя действительно не еврейка, но происходит из старой артистической фамилии. Что её бабушка, находясь на содержании у виднейшего российского мецената Саввы Морозова, сделала блистательную театральную карьеру, а её матушка в знаковом фильме «Доярка и пастух» исполняла роль свинарки.

Разразился безобразный скандал. У Вячеслава Борисовича подскочило давление. Добрейшая Варенька бросилась за помощью к молодому человеку, с которым познакомилась в полиции. Он прибыл на микроавтобусе в сопровождении совершенно разбойного вида мужчины, назвавшегося Пятоевым Игорем Александровичем. Они направлялись что-то праздновать в каком-то поселении на территориях. Молодого человека звали Миша Маковецкий, и он уговорил супругов Борщевских и Варвару Исааковну присоединиться к ним. В дороге Миша просил их забыть о неприятном эпизоде с эфиопами и сообщил, что собирается с их помощью поставить эротический фильм на арабскую тематику. Поселение Ливна их очаровало. Собрались чудесные люди, простые и жизнерадостные. Много смеялись, говорили об эротическом кино, об арабском фольклоре. Мише позвонил какой-то Ахмед Алузаел, предложил сотрудничество. Миша Маковецкий явно не понял, кто с ним говорит, но предложил звонившему, в качестве проверки его деловых качеств, сняться для начала в фильме о любви и дал домашний телефон Леваевых. Поздно вечером ему позвонили с работы, попросили срочно приехать. Он извинился, попросил присутствующих закончить фильм максимум за две недели и уехал.

Две недели пролетели как сон. Я и думать забыл о нескольких милых стариках и тем более о своем хамском розыгрыше относительно эротического фильма на арабскую тематику. Но, как говорил один политический деятель, процесс пошел. Через две недели и три дня мне позвонил Вячеслав Борисович и потребовал встречи незамедлительно. С трудом вспомнив, кто такой Вячеслав Борисович, я поинтересовался в чем, собственно, дело. Борщевский по телефону объясняться отказался и вновь потребовал встречи незамедлительно в Ливна. Там я давно не был, делать мне было нечего, я взял детей и поехал в гости к Пятоеву. Там же открылось следующее.

В течение двух недель был не только создан фильм «Палестинская пленница», но рядом с домом Леваевых поселилось еще два семейства. Борщевские купили дом на причитающуюся им ссуду для покупки жилья, но им пришлось добавить довольно крупную сумму денег. Пришлось отдать почти всё, что еще оставалось от Саввы Морозова. Варвара Исааковна Бух-Поволжская сложила свою ссуду со ссудой своей дочери, матери-одиночки с двумя детьми по имени Элеонора Баргузин. Та получила достаточно, для того чтобы приобрести дом.

Но все это меркло по сравнению с тем, что произошло в духовной сфере. Фильм «Палестинская пленница», несмотря на малобюджетность (на него ушли деньги, честно заработанные при ограблении публичного дома «Экстаза»), был выполнен в добротной манере мелодраматического соцреализма и отличался богатством и выразительностью батальных и постельных сцен. Сюжет был прост, но пленителен. Мерзкий израильский офицер, его роль блистательно сыграл Саша Парашютист, гнусно лишил девичьей чести чистую, невинную, мечтательную палестинку. Её роль в строгой, но выразительной манере сыграла Мирьям Абуркаек, бывшая ударница труда из «Экстазы». На этом заканчивалась первая серия. Во второй серии события разворачивались еще более стремительно. Юный палестинский боец (кинематографический дебют молодого Ахмеда Алузаела) настигает и совершает справедливый акт мести с женой мерзкого израильского офицера (неординарная работа начинающей, но, несомненно, одаренной актрисы Валентины Рожковой).

Из ролей второго плана хотелось бы особо отметить роль глухонемой матери палестинского бойца — традиционно блистательной Бух-Поволжской. Фильм закончился трагически — враги открыли огонь из пулемета по арабскому герою с крутого берега реки Иордан, и боец скрылся в его бурных водах.

После просмотра фильма у меня состоялась беседа с Мишей Леваевым, который руководил экономической частью проекта. С его слов, все члены клана Алузаел мобилизованы на продажу кассет «Палестинской пленницы». Если в первый день торговля шла вяло, то с утра второго дня начался ажиотаж во всех городах и селах, где проживала хотя бы одна арабская семья. По словам Миши Леваева, который торговал видеокассетами в течение десяти лет, основной доход можно получить в течение первых десяти дней, потом прибыль резко снизится из-за пиратских копий и насыщения рынка. Жизнь доказала его правоту. В течение десяти дней мы получили 100 тысяч шекелей чистой прибыли.

Более тяжелой была беседа с руководителем творческого коллектива Вячеславом Борисовичем. Он заявил мне, что в Израиль он прибыл не для того, чтобы халтурить, а для того, чтобы творить. В его возрасте компромиссы в искусстве уже недопустимы. Если я хочу, чтобы киностудия «Антисар» не снижала своих высоких стандартов, нам в первую очередь необходимы добротные литературные первоисточники, нужны профессиональные музыканты, крайне необходима декорационная база. Аппаратура для съемок, которую арендовал Миша Леваев, ниже всякой критики. Единственное утешение, которое видел Вячеслав Борисович, — это творческий коллектив, который работал практически на голом энтузиазме и вкладывал в работу всю душу.

Но все это было ничто по сравнению с тем, что я услышал от сотрудника отдела по борьбе с международной преступностью Хаима Марциано. Беседа состоялась через две недели после выхода «Палестинской пленницы» на видеоэкраны. Хаим поведал мне следующее. Внештатный сотрудник БАШАКа, Ахмед Алузаел, сообщал, что один из самых жестоких главарей русской мафии в Израиле, Михаэль Маковецкий, по приказу которого был зверски убит торговец наркотиками Кокос, и с которым Алузаел активно стремился войти в контакт с целью продажи ему наркотиков, организовал подпольную киностудию с далеко идущей целью растлить подрастающее поколение палестинской молодежи.

С этой целью в Израиль были привезены ведущие деятели советского кинематографа: общепризнанные теоретики советского театра и кино — супруги Борщевские, любимица советского зрителя Варвара Бух-Поволжская, популярный актер по имени Александр, который для сохранения инкогнито носит парик и накладную бороду. То, что Парашютист лично замочил Кокоса, Ахмед сообщать побоялся. Особенно опасной Алузаел считал актрису неслыханного таланта и невиданной красоты Валентину Рожкову.

Первоначальное донесение Алузаела должного отклика не встретило. Но неслыханный успех «Палестинской пленницы» расставил все по свои местам. БАШАК начал собирать информацию о Михаэле Маковецком, с упором на его мафиозную деятельность. Почти ничего не было найдено, но выяснилось, что он сотрудничает с отделом «гимел» (борьба с международной преступностью). Результатом этого была еще одна встреча с Хаимом Марциано и знакомство с Даном Зильбертом.

Протеже Марциано быстро и гармонично влился в коллектив киностудии «Антисар» в качестве кинооператора. Шестидесятилетний пенсионер БАШАКа пришел со своей аппаратурой и проявил себя крепким профессионалом. Под руководством Ахмеда Алузаела и Миши Леваева была приглашена бригада строителей из Хеврона, за две недели превратившая первый этаж дома Борщевских в точную копию парадного входа в гарем дворца Сулеймана Великолепного, турецкого султана, властителя Передней Азии в конце XV века. Таким образом, проблема декораций была решена радикально. Неожиданно просто был решён и вопрос о добротном народном первоисточнике. Аюб, страстный поклонник блондинок, интересующийся творчеством Льва Толстого, взял на себя эту тяжкую ношу. Он же взялся обеспечить киностудию серьезной арабской музыкой. Следующий фильм был поставлен по мотивам рассказов классика палестинской литературы Тофика Ас-Заяда. Старый шейх, хранитель народных традиций, в исполнении Вячеслава Борисовича, проживал со своей молодой красавицей женой, роль которой по праву досталась Ольге Викторовне. (Мирьям Абуркаек и Валентина Рожкова в один голос заговорили об интригах и предлагали мне любовь. Из чего я сделал вывод, что на киностудии «Ангисар» царит здоровая творческая атмосфера.) Ахмед развил тему юного палестинского героя-любовника. Мирьям и Валентина также являлись женами уважаемого шейха. На широкие плечи Парашютиста легли непростые функции главного евнуха и руководителя гарема. В качестве верных рядовых евнухов снялся я, Игорь Пятоев, Ян Кац и Вениамин Леваев. Фильм был выполнен в добротной манере сентиментального неореализма. В гареме старого шейха враждовали между собой, и в целом атмосфера была нерабочая. Начальник гарема на протяжении двух серий не выпускал из рук, а иногда держал и ногами младшую жену — смуглянку Фатиму.

Друг семьи — юный палестинский герой — из гарема не вылазил и имел бурный роман со средней женой, блондинкой Женевьевой. Евнухи при этом вели себя странно, хихикали в кулак и читали газеты. Старшая жена в конце первой серии устроила страшный скандал шейху, а всю вторую серию не выходила из туалета. В целом фильм воссоздал тонкую, пронзительную атмосферу английского мандата, чему немало способствовала обстановка первого этажа дома Борщевских, где и развивалось все действие фильма, когда государства Израиль не было и в помине, мы были молодыми, а ослы покладисты. Но подразумевалось, что пасторальная атмосфера гарема старого шейха скоро будет разрушена варварским вторжением сионистского врага. Это первый эротический палестинский фильм, который был интересен не только молодым, но и нашел дорогу к сердцам старшего поколения. Атмосфера их юности была также тонко передана бесподобным пением ливанской певицы Аль-Куссум, чрезвычайно популярной в странах Востока в 60-е годы ХХ века. Успех фильма «Когда барашки были молодые» был оглушительным. Мне стало ясно, что дело становления палестинского эротического кинематографа в надежных руках. И я, на время, прервал свою кинематографическую карьеру и с головой окунулся в интриги, сотрясавшие отделение судебно-психиатрической экспертизы Офакимской психиатрической больницы.

Утром, заведующий отделением, доктор Лапша, полный творческих планов и шустрый как вошь на гребешке, прибыл в отделение и как-то буднично сообщил, что, мол, господа, к нам едет ревизор из Иерусалима, из Министерства здравоохранения. Ревизор нам представлялся солидным крупным мужчиной, прогуливающийся по сумасшедшему дому в сопровождении притихшей свиты. Ошиблись мы фатально.

День начался суматошно. Утром я пошел в старческое отделение, где по случаю приезда ревизора готовились к конкурсу красоты среди больных, и был избран членом жюри. Другой член жюри, работник приёмного покоя, попросил меня забрать Мустафу, который вновь поступил в наше отделение. Это был известный всей больнице малюсенького роста бедуин с мужскими прелестями циклопических размеров. Легкая олигофрения, которой он страдал, не мешала ему пасти овец и верблюдов, но особенно он любил ослов и ишаков. Мустафа был молод, полноценно питался, к существу женского пола любого возраста приблизится ближе, чем на пятнадцать метров возможности у него не было, мужское естество, составлявшее процентов двадцать его тела, рвалось в решительный бой.

Когда выяснилось, что жертвой его большой любви пал ишак, Мустафу поместили в психбольницу. В силу юного возраста Мустафа был госпитализирован тогда в подростковое отделение. Впервые попав на новое место, Мустафа возбудился. Его привязали к кровати и сделали укол. Вскоре безумные подростки радостно доложили задремавшему было медперсоналу, что в связанном состоянии новый пациент много и удивительно плодотворно онанирует. Его имя сразу стало нарицательным. Полное психологическое обследование, проведенное руководителем подросткового отделения Офакимской психиатрической больницы, доктором Кереном, показало, что «ид» Мустафы преобладает над «суперэго». Гипноз и индивидуальная психотерапия привели к кратковременному улучшению. Его показывали студентам, изучающим детскую психиатрию и урологию, лечили витаминами и антидепрессантами и через месяц выписывали в связи со значительным улучшением состояния. Таких госпитализаций у него было несколько. Но последний случай был из рада вон выходящий. В результате его ласки ишак погиб. Владельцы ишака обратились в суд за возмещением морального и материального ущерба с учетом упущенной выгоды. Мустафу направили на судебно-психиатрическую экспертизу.

Ничего никому не сказав, я забрал Мустафу из приемного покоя, привел в отделение и, как это было заведено, выдав ему пижаму и полотенце, направил в душ. Тем временем медсестра приёмного покоя позвонила в отделение и сообщила, что к нам направлен больной. Привести его попросили Яна Каца. Встретив в приёмном покое какую-то нарядно одетую женщину, из-за незнания иврита он понял только то, что её необходимо доставить в наше отделение. Пока он сопровождал женщину в отделение, та была спокойна, улыбалась и даже пыталась заговорить с младшим медбратом. Придя в отделение, Ян подвел её к душу, выдал пижаму, полотенце, стаканчик с шампунем и жестом пригласил в душ. Женщина почему-то заупрямилась, к предложенному шампуню отнеслась с пренебрежением, брать пижаму и заходить в душ не захотела. Необходимо отметить, нравы в отделении судебной психиатрии всегда были суровыми. Ян сунул ей в руку пижаму, вылил шампунь на голову, втолкнул в душ и запер за ней дверь. Атмосфера в отделении была суматошная, готовились к приходу ревизора и о том, что в душе оставили нового больного, вспомнили только через полчаса. Открыв дверь душа, мы увидели, как мокрый голый Мустафа что-то горячо доказывал застывшей в неудобной позе нарядно одетой женщине. Не смотря на стекающий по ее лицу шампунь, глаза её, как, впрочем, и рот, были широко раскрыты и, не моргая, смотрели на мужские прелести Мустафы в рабочем состоянии. Моргать ревизор начала минут через сорок, тогда же она смыла с лица шампунь, а окончательно пришла в себя только вечером.

Доктор Лапша требовал гнать Каца из сумасшедшего дома поганой метлой, хотя последний дерзко утверждал, что Мустафа своей духовной красотой спасёт мир. По мнению заведующего судебно-психиатрического отделения, этот случай мог нарушить хрупкое психическое равновесие, в последнее время установившееся в голове Мустафы под влиянием его, доктора Лапши, индивидуального психотерапевтического лечения в условиях поликлиники. В отличие от него, ревизор отнеслась ко всему происшедшему с пониманием и даже дважды навещала Мустафу, приносила ему цветы и конфеты и о чем-то долго с ним говорила. Но это не помогло. Каца с треском выгнали с работы. От обиды он купил дом в Ливне и пригласил все отделение, в том числе доктора Лапшу, на новоселье. Новоселье, естественно, сделали в доме Борщевских.

Приемная гарема дворца Сулеймана Великолепного на доктора Лапшу произвела неизгладимое впечатление. Кац был отомщен. Без Яна наше отделение чувствовало себя осиротевшим, а Кац без отделения ощущал себя возмужавшим. Отделение русской мафии, занимающееся выпуском палестинских фильмов в израильском поселении Ливна, наконец, обзавелось новым микроавтобусом, и Кац выполнял функции его водителя.

Следующий фильм был поставлен на основе исторического материала. Аюб проделал большую работу, собрал ранее не публикуемые в открытой прессе материалы, систематизировал воспоминания очевидцев, и киностудия «Антисар» приступила к работе над фильмом о юношеских годах Арафата. Роль юного Ясира была кинематографическим дебютом Мустафы, который недавно был в очередной раз выписан из офакимской психбольницы. Перед началом съемок у меня состоялся тяжелый разговор с Вячеславом Борисовичем.

— Я буду с вами откровенен, Михаил. Мы приступаем к работе над фильмом на историческом материале. Такие фильмы требуют особого такта. Кроме этого, я чувствую ответственность за людей, которые трудятся, нет, которые творят под моим началом. Будем предельно прямы. Нас здесь никто не слышит. Пусть это будет стоить мне жизни, но я не могу не поставить точки над i. Меня крайне беспокоят ваши подручные Кац и Пятоев. Я не знаю всех деталей и, говоря откровенно, не хочу знать, но то, что их руки в крови по локоть, впрочем, как и ваши, мне известно. Чего стоит ваша подпольная тюрьма, которую вы называете психбольницей. После того как этот садист, за особую изощренность прозванный доктором, побывал в моем доме, во время так называемого новоселья, моя супруга Оленька до сих пор не может прийти в себя. Ей постоянно что-то мерещится по ночам. И не перебивайте меня! Мустафа нам всё рассказал! Несчастный молодой человек с тонкой душевной организацией вышел из вашего острога надломленным и душевно и физически! Варенька принимает в нем большое участие и, даже приютила его в своем доме. Он играет роль Ясира в нашем новом фильме «Человек без ружья».

Теперь о нашем операторе. Для меня защита Родины — святое. Но методы, методы... Они изготовили два бюстгальтера, кружева на которых были выполнены в виде карты Хевронского нагорья. Правый сосок Мирьям изображал высоту 712, а большой палец Александра показывал маршрут, по которому должен проехать руководитель хевронского Хамаса. Ныне, понятное дело, покойный. Белый бюстгальтер символизировал день, а черный, соответственно, ночь. Вздохи Мирьям отсчитывали часы, а заключителный стон означал время покушения. И все это в одной из самых трогательных сцен фильма! И потом... Они повесили абстрактную картину в гареме старого шейха. Ровно на 21-й минуте фильма они заменили её инструкцией по пользованию взрывным устройством. При монтаже фильма она видна на экране менее одной секунды. Её можно увидеть, только остановив просмотр фильма в строго определенный промежуток времени. Простой зритель инструкцию увидеть не может, но мы присутствуем при становлении палестинского кинематографа. Критики будущего просмотрят каждый кадр, и тогда все раскроется. Моим правнукам и вашим, Миша, внукам будет неудобно, уж поверьте мне, старику.

А этот мерзкий Леваев! Он просто мешает актерам сосредоточиться своими бесконечными указаниями во время съемки особо лирических сцен. Мне ли вам объяснять, что съемка остроэротической сцены требует полной концентрации. Я ему прямо сказал: «Вениамин Мордыхаевич, голубчик, да на вас креста нет». Но это мало помогло.

Далее. Я не могу обойти и чисто моральные моменты. Меня крайне беспокоит то дурное влияние, которое Кац и Пятоев могут оказать на Александра и Ахмеда Алузаела. За Мустафу я спокоен, застенки его закалили, но Саша и Ахмед еще молоды. Люди искусства так впечатлительны....

Разглагольствования Борщевского меня стали раздражать, тем более, что возразить было нечего. Леваев каждую субботу ходил в синагогу, и креста на нём, понятное дело, не было. Пришлось объяснить старику, что у нас длинные руки, что из мафии можно выйти только кривыми ножками вперед и что он получает блатную кличку Мамонт. Главному режиссеру его кличка понравилась, и в благожелательной манере мы перешли к нашим творческим планам.

Главная идея «Человека без ружья» заключалась в том, что юный Ясир отказался от житейских утех ради борьбы за палестинскую родину. Фильм строился на контрасте. Палестинская родина была образом романтическим, в ненавязчивой манере созданным незабвенной Варварой Бух-Поволжской. Саша же и Мирьям, и Ахмед с Валентиной в сочном реалистическом стиле изображали житейские утехи. Современники не понимали душевных порывов Арафата и объясняли его поведение отсутствием у него оружия мужчины, за что и прозвали романтика-парнишку «человек без ружья». В заключительной сцене постижения Ясиром палестинской родины становилось особенно ясно, насколько современники заблуждались. Для воплощения сценарной идеи в плоть был вызван Аюб.

Следующим на очереди был Миша Леваев с финансовым отчетом, но беседу с ним пришлось отменить. Пред моими очами предстал Кац, гордый и радостный, и показал газеты «קול הדרום» (Голос Юга), на первой странице которой был изображён человек, очень похожего на Каца. Ян Борисович просил перевести на русский язык то, что о нем пишут. Из статьи под заголовком «חיפוש» (разыскивается) явствовало, что у Каца действительно есть повод для гордости. «Голос Юга» сообщал, что в Офакимской психбольнице произошел беспредельный случай «התעללות על גופה» (надругательства над телом покойного) и в настоящее время полиция разыскивает злоумышленника. Словесный портрет прилагался. Дан Зильберт любезно соглашался сопроводить Каца до Хайфы, где тот погостит у сына Дана — Моше Зильберта. Я же попытался ненавязчиво выяснить подробности героического поступка Яна Борисовича.

Работники отделения судебно-психиатрической экспертизы поведали мне душераздирающую историю. Три дня назад Кац приехал в отделение, ведомый желанием после окончания смены забрать Пятоева и поехать вместе с ним в Ливна. За полчаса до окончания вечерней смены позвонили девочки из старческого отделения и сообщили, что у них умерла больная, и её тело нужно доставить в холодильник, а делать это в темноте им жутковато. Просьба девушек была полна кокетства, и Игорь Александрович Пятоев галантно согласился им помочь. От нечего делать за ним увязался Ян Борисович Кац.

Тело бабушки, завернутое в простыню, уже лежало на специальной каталке, будучи готовым к переезду в холодильник. Худая марокканка в прозрачном как бокал халате с большим чувством что-то долго рассказывала Пятоеву на иврите. Из её страстной речи и плавных жестов он понял, что холодильник находится в здании, где нет отделений для больных. С поджидавшим его на выходе из отделения Кацем они выкатили каталку в больничный двор и остановились, вопросительно уставившись друг на друга. Ещё раз подтвердилось, что язык пророков Пятоев почти не понимал.

— Ерунда, — сказал Кац на правах ветерана психиатрии. Он знал на иврите на несколько слов больше, чем Пятоев. — Я знаю, где находится здание без отделений, а там спросим у туземцев.

При входе в искомое здание оказались ступеньки. Кац бодро шел впереди, не обращая внимания на крики: «Пробитое тело наземь сползло!».

Когда Ян Борисович понял, что это не метафора, было уже поздно. Покойница лежала в пышной тропической зелени клумбы возле лестницы, кокетливо высунув синюю ногу из-под простыни. Воровато озираясь, они быстро вернули тело на похоронную колесницу.

— За сегодняшний день она уже дважды откинула ноги, — бормотал отставной десантник, заталкивая непослушную конечность под простыню, — Вот где бардак, так это в нашем сумасшедшем доме. Наворотили здесь ступенек, человека провожаешь в последний путь, а все равно споткнуться должен.

А в это время Кац зашел в помещение с благородной целью узнать, где находится холодильник. Там он встретил симпатичную, но крайне курносую блондинку. Справедливо рассудив, что человек с такой внешностью не может не говорить по-русски, он довольно развязно поинтересовался, где находится холодильник. Не поднимая головы от бумаг, блондинка махнула пухлой рукой в сторону солидной двери. За дверью действительно стоял новый огромный холодильник. Кац вернулся к входу, кликнул Пятоева, и процессия решительно двинулась к солидной двери.

В принципе, прибытие двух атлетически сложенных мужчин и одной полуприкрытой простыней мертвой женщины в кабинет главного врача больницы в одиннадцать часов вечера было явлением неординарным, но прошло незамеченным. С юных лет приученные к тому, что приказы командиров лишены здравого смысла, а потому не обсуждаются, атлетически сложенные мужчины посадили покойную внутрь только что привезенного и ещё не подключенного холодильника.

Утром, в присутствии секретарши главного врача, техник подключил холодильник к электричеству. Подключенный холодильник мелко затрясся, и из-за неприкрытой дверцы к ногам секретарши упала бабушка. Быстро выяснилось, что старушка была мертва.

В тот же день главный врач, целуя в шею свою верную секретаршу, обратил внимание на то, что у девушки появились седые пряди на висках. Полицейский следователь, зная быт и нравы Офакимской психбольницы, уголовное дело открыл и для того, чтобы его закрыть, опубликовал в местной прессе словесный портрет злоумышленника, составленный по показаниям секретарши. Тело покойной следователь забрать категорически отказался, заявив, что вещественным доказательством оно являться не может, и потребовал перенести тело в холодильник морга. В полиции решили, что все это дело рук сумасшедших, даже если найти, кто сделал, его все равно признают невменяемым. Искать не стали, а дело закрыли.

Коллективу киностудии «Антисар» было доложено, что прятать трупы в холодильник — старинный обычай русской мафии. Прозрачный намек на то, что бабушка умерла не своей смертью, а для секретарши случай с холодильником был последним предупреждением, был понят. По моему мнению, этот случай должен послужить хорошим уроком для всех нас и его разбор будет способствовать повышению трудовой дисциплины среди работников киностудии. Меня горячо поддержал Дан Зильберт. По его мнению, трудовая дисциплина у нас давно хромает на обе трясущиеся ноги, и от лица всего коллектива обещал подтянуться.

Необходимо отметить, что киномеханик пользовался всеобщим уважением. Не так давно он продал свою квартиру в Хайфе, купил со вторых рук дом в Ливна и привез свою супругу Рахиль Моисеевну. Кроме иврита оба хорошо говорили по-русски, а когда им хотелось быть непонятными, они говорили на языке европейских евреев — идише. У него был немного запущенный большой сад, по которому бегала беспородная, но крепкая собака по кличке Тобик. Сад окружала живая изгородь малины, росло большое ореховое дерево и экзотические цветы: ирисы, калы, пионы и кусты чайных роз с большими желтыми бутонами. В центре сада произрастала клубника, на яблонях созревали яблоки невиданных сортов, на каждой ветке другой сорт: от раннего белого налива и до осенней огромной антоновки.

Дан Зильберт питал к Кацу отеческие чувства и пытался ему всячески помочь. Это объяснялось тем, что Ян Борисович прошел в Израиле славный боевой и трудовой путь.

В русскую мафию он пришел из израильской политики. А в израильскую политику Кац прибыл из самой народной гущи с презервативом на голове. Главным движущим фактором его блистательной карьеры была супруга Яна Борисовича, которая ехать в Израиль отказалась категорически. Кац рассердился, с завистью подумал о жёнах декабристов и прибыл на историческую родину один, в 8.00 по местному времени. В тот же день к вечеру он понял, что совершил страшную ошибку и что по жене и детям он скучает.

Ещё через несколько дней Кац приступил к уборке офакимских улиц, треть зарплаты посылая жене и детям. Находясь в состоянии душевного расстройства, Ян Борисович перестал следить за соей внешностью. Через два месяца после начала трудового пути на исторической родине Каца отвёл в сторону его начальник с целью задушевно с ним побеседовать.

— Ты третий день не моешься, Ян. Так нельзя опускаться.

К моменту исторической беседы Кац выделялся неопрятным внешним видом даже среди уборщиков офакимских улиц. Но то, что он ходил с использованным презервативом, запутавшимся в его пышной шевелюре (из России Ян расчёску не привёз, а в Израиле так и не купил), это было уже чересчур. Мамаши взрослых дочек из религиозного района, где убирал мусор Ян Кац, сочли это вопиющим вызовом общественной нравственности и пожаловались мэру города. Мэр пообещал родительскому комитету религиозной школы для девочек «Путь к Сиону», что вопрос будет постоянно находится под его личным контролем.

В ответном слове глава родительского комитета религиозной школы для девочек אורח אל ציון (Путь к Сиону) сочла необходимым особо отметить, что если уборщик не прекратит издевательства над девушками, (а это был уже второй случай — до этого Ян три недели подряд убирал территорию возле школы в жёлто-красных шортах, из-под которых была хорошо видна мошонка, когда он наклонялся), — то будут приняты самые строгие меры. В свою очередь мэр заверил собравшихся, что Израиль является единственной демократией на Ближнем Востоке, и именно поэтому, по мнению мэра, политические демонстрации, направленные против традиционных ценностей, которые еврейский народ хранил в течение двух тысяч лет изгнания, абсолютно недопустимы.

После долгожданного расставания с членами родительского комитета религиозной школы для девочек мэр спустил вопрос с презервативом по инстанциям. Начальнику офакимских мусорщиков было предложено разобраться, незамедлительно принять самые строгие меры, после чего доложить. Близились муниципальные выборы, и мэр очень рассчитывал на религиозных избирателей. Весь город был завешен плакатами с его простым еврейским лицом. Еврейского лица такой степени простоты в живой природе вообще не встречается, но мэру портреты нравились.

— Ян, когда ты переворачиваешь мусорный бак в машину, ветер метёт мусор на голову. Видимо, тогда тебе и попал на голову презерватив, с которым ты уже ходишь четвёртый день, — Константин Будницкий, руководитель службы муниципалитета по уборке мусора, старался объяснить Яну ситуацию, не обидев его. — А этот дурацкий случай с мошонкой? Мэр сказал, что это могли бы раздуть до такой степени, что он бы имел судебную перспективу.

Ян вспомнил, что недавно два рабочих-араба, в знак протеста против сионисткой экспансии, забросили во двор религиозной школы для девочек половые органы верблюда, надув их предварительно автомобильным насосом. Ян пришлось самому тащить этот натюрморт к мусорному баку.

— Да это вообще была не моя мошонка, я её сам же и убрал, — начал кипятиться Ян.

— Оставь. Это была мошонка принцессы Дианы — этот случай мы уже проехали, — напирал Костик. — Я понимаю, от тебя ушла жена, и тебе нужно встряхнуться. У меня к тебе серьёзный разговор.

— Судя по морщинам, не принцессы Дианы, а монахини Терезы, — вяло возразил Кац, но с интересом выслушал предложение руководства.

— Завтра я на пол дня еду в Беэр-Шеву за… э… — Костик замялся. — Короче. Помойся, с вечера чеснок не ешь. Зубы почисть. Магазины ещё открыты, купи зубную щетку и пасту, возьми с собой 150 шекелей, мы едем в публичный дом.

— Зачем? — задал ненужный вопрос Кац.

— Там из окон открывается чудный вид на синагогу, — закончил беспредельную беседу глава офакимских мусорщиков.

Над кассой очага сексуального отдуха висел грозный плакат «А ты надел свой презерватив?!» на английском «And you put on the condom?!», французском «Mays toy le lot le preservative?!» арабском, русском языках и, естественно, на иврите.

— Учреждение имеет международное признание, — с удовлетворением отметил про себя Кац. Над рабочими комнатами надписи были менее строгими. В отделе группового секса, который гордые офакимчане отвергли из-за дороговизны, было начертано «Как хороши, как свежи были Розы».

Ян посетил кабинет с надписью «Абрам лежал под Грушей, широко раскинув руки», большого удовольствия не получил, но ощутил себя мужчиной. В дальнейшем презервативы на голове он больше не носил, зубы чистить продолжил и чеснок есть прекратил, ушел с головой в политическую борьбу и на ближайших выборах был избран по партийному списку прогрессивно-религиозной партии в Офакимский горсовет. Победу ему принесли женские голоса.

После выборов соратники по партии уговорили Яна Борисовича отказаться от своего места в горсовете в пользу следующего за ним по списку, может быть, не столь любимого народом, но отдающего весь пыл своей души делу прогрессивно-религиозного воспитания трудящихся, заслуженного ветерана партии. Кацу предложили довольно крупную сумму денег наличными и хорошую работу по профессии. В случае несогласия Яна Борисовича отказаться от своего места в горсовете неизбежно были бы преданы огласке подробности его гнусных, развратных действий в отношении учениц школы «Путь к Сиону».

Кац согласился на закулисную сделку. Ему долго жали руку и хлопали по спине. Называли единомышленником и товарищем по борьбе. Половину обещанных денег всё-таки отдали. В качестве хорошей работы по профессии первоначально предполагалась должность тренера по борьбе команды медиков больницы им. Вороны. Ян Борисович прибыл по указанному адресу и своими расспросами до смерти напугал больных онкологического отделения. Спортзала по этому адресу никогда не было. Религиозные сторонники прогресса удивились тому, что Кац их неправильно понял, и что имелась в виду должность помощника медбрата в офакимской психбольнице. Тем более, что это работа по профессии, и без борцовских навыков там никак.

На эту работу Ян Борисовича действительно взяли. Вдобавок нежданно прилетела жена с детьми. Ян уже начал привыкать жить один, но детям был очень рад, да и жена выглядела похорошевшей. Люда рассказывала, что очень за ним скучала и по многу раз перечитывала его письма.

Особенно её потрясли два письма. Первое, в котором Ян описывал поездку на экскурсию, где на страусиной ферме страус клюнул его в руку, в домике скорпионов скорпион ужалил его в ногу, и растерзанного дикими зверями Яна отвезли в медпункт, где солдатка-эфиопка делала ему уколы.

— Вот где экзотика, — подумала тогда Люда. — Страусы, эфиопки, скорпионы, а у меня здесь в Томилино тоска, грязь, пьянь, телевизор не работает — телебашня сгорела, вечером скучно, да и подводная лодка «Курск» утонула.

Но последней каплей, подтолкнувшей Людмилу Кац-Сыроежкину к отъезду в Израиль, было драматическое описание покупки по дешёвке сорока килограммов фруктов.

Ян Борисович долго вспоминал этот эпизод с содроганием. Воспитанный на быте и нравах средней полосы России, Кац не знал, что у евреев выходной день начинался в пятницу вечером и, соответственно, вечером прекращают ходить автобусы. Соседка сказала ему, что в пятницу после обеда фрукты на базаре всегда дешевеют. Это была истинная правда: то, что не продано в пятницу, сгнивает и выбрасывается в субботу. Кац приехал на базар под вечер с огромным рюкзаком и плотно набил его дарами израильских полей и огородов. Все было очень дешево, но когда Ян Борисович очнулся, оказалось, что последний автобус уже ушёл, а на такси денег нет. Пришлось идти пешком. Кац плутал по Офакиму часа три с тяжелейшим рюкзаком, съел килограммов десять грязных персиков, груш и винограда. К счастью, понос открылся ближе к полуночи, когда Ян Борисович был уже дома.

— Если он на свою зарплату уборщика позволяет себе рюкзак фруктов купить, то какого чёрта я сижу в Томилино? — справедливо рассудила Людмила Ивановна, прекратила преподавать физкультуру в томилинской средней школе и отбыла на постоянное место жительства в государство Израиль.

И в Израиле она сразу устроилась продавщицей в магазин. Хозяином магазина был маленький весёлый старикашка. Проработала она полдня. Во время обеденного перерыва Люда ощутила своей левой ягодицей чье-то ласковое прикосновение. Госпожа Кац была женщиной аппетитной, но не хрупкой. В молодости она то ли метала ядро, то ли толкала копье, училась в Московском областном институте физкультуры, где и обольстилась юным преподавателем Яном Борисовичем. Прикосновения к своей ягодице, тем более ласкового, она как-то не ждала. Вздрогнув от неожиданности, она махнула рукой и смела юного сердцем владельца торговой точки из-под прилавка куда-то в угол. Рентген показал, что кроме ушибов есть и перелом ребра. Люду уволили.

Сын хозяина, известная офакимская шпана Нир Бузагло, с несколькими товарищами пришел под вечер разбираться. В гостях у семейства Кац находился младший медбрат Пятоев и прибывающий нелегально на территории Израиля Саша Парашютист. В полиции пострадавшим пояснили, что, несмотря на полученные ими травмы, уголовное дело возбуждаться не будет, так как Бузагло, Хазан и товарищи проникли в чужой дом без разрешения хозяев. Стуча гипсом и сотрясая повязками, молодые люди удалились ни с чем.

Назавтра прибежал Костик, бывший начальник Каца, и радостно сообщил, что в среде уборщиков офакимских улиц только об этом случае и говорят, очень тепло отзываются о Яне Борисовиче и Игоре Александровиче и сочувствуют Саше парашютисту. Кроме того, все сошлись во мнении, что наконец-то русская мафия приступила к захвату власти в городе, что марокканская шпана, притихшая было после того как русская мафия грохнула Кокоса, снова поднимает голову и что пора их поставить на место. Со своей стороны офакимские уборщики обещали помочь, чем могут и преподнесли бронзовый бюст Сергея Валерьяновича Куйбышева, найденного на офакимской городской свалке.

Был накрыт стол, и состоялась непринужденная беседа. Костик фильтровал базар совершенно конкретно. Конечной целью было избрание Костика мэром Офакима. Кац подтвердил, что без мафии занятие политикой для интеллигентного человека вещь бесперспективная. По крайней мере, в демократической стране. Захватом почты и телеграфа Костик пренебрегал, но контроль над общественными туалетами Офакима виделся ему задачей архиважной и осуществимой. Конечно, с помощью русской мафии, которую лично он, Костик, высоко ценит. Но самой актуальной задачей, стоящей перед прогрессивными политическими силами Офакима, возглавляемыми лично Костиком, была справедливая распродажа домиков в новом районе דוב לבן (Белый медведь), которая начиналась завтра утром. Костик очень-очень-очень надеялся на доброе сердце русских мафиози.

Утро красило нежным светом стены новых домиков, которые почти даром продавались семьям репатриантов в новом микрорайоне «Белый медведь». Редкая птица долетит до конторы по продаже, если она не дежурила там всю ночь в очереди. Марокканская бригада покойного Кокоса залечивала свежие раны, и очередь держала санкт-петербургская команда Хаима Крещёного.

Первым в очереди стоял Станислав Оффенбах, который провел у дверей конторы по продаже три дня. Вид у него был совершенно безумный, и Крещёный дал команду с ним не связываться.

По приезде в Израиль Оффенбах дешево, но, как показала жизнь, легкомысленно, снял трехкомнатную квартиру в эфиопском районе. Семейство Оффенбахов включало Ксению, супругу Станислава, натуральную блондинку, с которой Оффенбах не развелся в России, чтобы вывезти детей в Израиль, белокожую, в маму, дочку шестнадцати лет, за которой толпой ходили уроженцы Эфиопии, утверждая, что все мы евреи, и требовали дружбы, четырнадцатилетнего сына, недавно впервые познавшего радость онанизма, маму, простую пожилую еврейскую женщину, изматывающую окружающих своей высокой интеллигентностью, и сенбернара Гнома, перекормленную, но подвижную собаку весом килограммов восемьдесят. Подписав все бумаги, Оффенбах на месте получил ключи. Он выбрал ближайший от конторы домик, до дальних он просто бы не дошёл, и упал без чувств на пороге своего жилища. Придя в чувство, он увидел, как его мать и его супруга, которые долгие годы не подходили друг к другу ближе, чем на пять метров, со счастливыми, одухотворенными лицами прикрепляли к дому плакат: «Во дворе злая на негров собака». Скупые мужские слезы бурным потоком хлынули из глаз Станислава.

Следующей в очереди была удивительно крупная женщина с характерной еврейской внешностью. На сей раз петербуржцы были начеку. Женщину оттеснили, и пошли по списку те, которые заплатили Крещеному.

— Но я сейчас по очереди, — неожиданно заокала по-вологодски крупная женщина, — я тут с сыночком стояла, мы ходили воды купить, а вы нас выбросили из очереди.

Она заметно волновалась. Одета окающая женщина была в обтягивающие белые штаны, которые украшала сцена пожирания папуасами капитана Кука. Великий мореплаватель был еще почти цел, присыпан пряностями и дан в натуральную величину. Над папуасами, на фоне облаков, по-русски и на иврите было написано: «Деликатесные продукты — кибуц Мизра». От волнения крупная женщина обильно потела. Белые облака на её штанах быстро посерели, стали похожи на грозовые тучи, и казалось, что на недоеденного капитана и пряности хлынет ливень.

— Ну, водички попили, а теперь иди, предложи сыночку деликатесы, — ядовито среагировали парни Хаима Крещеного. Кац и Пятоев сидели, сжав зубы, и ждали моей команды. Я опасался скандала. Петербуржцев было много, и настроены они были решительно. Костик смотрел на меня с недоумением. Мой авторитет в его глазах стремительно падал.

Тетка посмотрела на своих мучителей как-то невесело и вышла. Через минуту она вернулась с сыночком. Шварценеггер был сыночком против того сыночка. Первым опомнился Кац:

— Мы тебя тут все ждем, а ты где-то бродишь, подходи и подписывай.

Слышь, Вологда, а тут твою маманьку какие-то клоуны обижают, — Костик был неподражаем. — Без очереди пролезть хотят.

— Которые? — растягивая, как и его мать, букву «о», спросил Сынок.

— Кончайте, мужики, я лично прослежу за очередью, — засуетился Костик. — Как вы считаете, Михаил Леонидович?

Я забросил ногу за ногу и одобрительно пошевелил грязными пальцами левой ноги.

— Ну, вот видите, все в порядке, — Костик брал инициативу в свои руки, — подходите господа в порядке живой очереди, без балагана.

Константин Аркадьевич Будницкий грамотно работал с электоратом, и его шансы быть избранным на следующих выборах мэром Офакима росли с каждым проданным домиком.

Вдруг я заметил, как рассвирепевший Хаим Крещеный направился в мою сторону. У меня от волнения засосало в животе, и, неожиданно для самого себя, я громко пукнул. Это разбудило Пятоева. Пятоев разбудил Каца. Костик вообще реагировал мгновенно:

— Слышь, Вологда, ты Михаила Леонидовича поблагодари, поблагодари. Он тебя в люди выведет.

Через пару минут выяснилось, что сыночка зовут Вова, и что он принят в русскую мафию под моим началом на должность младшего разводящего.

Через пару недель Кац, покинув Офаким и сумасшедший дом, поселился в Ливна, где почти полностью посвятил себя палестинскому кинематографу.

В Офакиме главным представителем русской мафии был единодушно избран Костик, который быстро стал забываться, но, по моей просьбе, Вова-Сынок восстановил субординацию. Пристыженный Костик многословно извинялся, зачем-то обещал есть землю, быть гадом и поджать хвост. В свою очередь я его великодушно простил и даже обещал посильную помощь в политической борьбе. Будущий народный избранник чуть не рассыпался в благодарностях.

Кац и Пятоев осудили контакты с Костиком. По их мнению, русская мафия — это добровольно-принудительное объединение людей относительно порядочных. Костик же шпана подзаборная, около которого просто неприятно находиться.

Я просил их не быть снобами и читать работы классиков. А, по мнению основоположников, работы которых я конспектировал многие годы, никакая мафия не может трудиться на благо всех членов общества, которых она объединяет, без плодотворных контактов с народными избранниками, вышедшими из самой народной гущи.

Кац поинтересовался, почему народная гуща должна находится возле помойки. Я повторно разъяснил, что Костик создан для политической борьбы самой природой, так как он гармонично сочетает в себе кипучую энергию, блистательную наглость и, главное, Костик абсолютно чужд морали. И какая у нас есть альтернатива? Экстремист Славик Оффенбах, за которым стоит Хаим Крещёный? Эти политиканы просто опасны для общества. Чего стоит только такой пункт их программы, как требование к правительству Украины переименовать город Белая Церковь в город Черная Синагога и полностью восстановить там еврейскую общину путем переселения эфиопского еврейства. По сравнению с ними Костик политик умеренный.

Общеполитическую дискуссию прервал сам умеренный политик. Костик пришел с просьбой пристроить паренька. Паренька никуда не брали на работу из опасения, что он может убить работодателя. Костик решил, что, быть может, мальчонка в русской мафии на что-нибудь сгодится. Постановка вопроса в целом была верная, да и паренек с напевной фамилией Гельфенбейн был хорошо мне знаком по отделению судебно-психиатрической экспертизы.

Гельфенбейн убил старушку из самых благих побуждений. Гуманист — он и в белой горячке гуманист. Казацко-еврейское семейство Гельфенбейнов прибыло на постоянное место жительства в Офаким в промежутке между Яблочным спасом и Днем независимости Израиля. Еврейскую часть семейства олицетворял собой сам Михаил Маркович Гельфенбейн, человек трудной судьбы и большого дарования. Уже в школе юный Миша обратил на себя внимание картинами высокого патриотического звучания. Он одинаково хорошо владел всеми жанрами изобразительного искусства. Однако, даже глядя на невинный натюрморт в его исполнении, хотелось рвать и метать врагов и добиваться новых трудовых успехов. Карьера его складывалась блистательно, несмотря на напевность фамилии. Заслуженным художником Кабардино-Балкарии он стал в 30 лет. Однако банальное, могучее, всепоглощающее пьянство привело его к тому, что свое тридцатипятилетние он встретил в качестве грузчика магазина в столице Еврейской автономной области, городе Биробиджане. Его жена, владелица магазина, серьезная женщина зрелого возраста, из уссурийских казаков, одна воспитывающая пятнадцатилетнего сына и давно собиравшаяся поменять берега полноводного Амура на Америку, Германию или, на худой и обрезанный конец, Израиль. И этот худой конец предприимчивая казачка увидела в еврейском грузчике. Была сыграна шумная свадьба, и начались суровые будни фиктивного брака.

Светлана Андреевна действовала энергично, но процесс пошёл с трудом. Выяснилось, что прежде чем выпустят, нужно прожить в браке не менее двух лет. С каждым днем хотелось в Израиль всё сильнее. Светлане Андреевне снился Иерусалим. В качестве доказательства не фиктивности брака Светлана Андреевна с трудом забеременела.

По приезде в Израиль токсикоз только усилился. На удивление всем, Гельфенбейн завязал, удачно продавал картины на пешеходной улице в Офакиме и даже получил один серьезный заказ во время выборов в мэры. Клиент остался доволен гельфенбейновой работой. Но после рождения девочки Михаил вновь тяжело запил. После трех недель более чем интенсивной алкоголизации, в течение последних пяти дней не сопровождавшейся закусыванием, с бывшим заслуженным художником Кабардино-Балкарии случился эпилептический припадок, что и привело его в неврологическое отделение больницы им. Вороны.

К вечеру того же дня Гельфенбейн ощутил сильную тревогу. Ни о каком сне не могло быть и речи. К полуночи его худшие ожидания подтвердились. Через прозрачную перегородку Гельфенбейн увидел какие-то маленькие уродливые существа, которые при ближайшем рассмотрении оказались чудовищами с полотен испанского художника Гойи. Уродцы прыгали вокруг старухи и зловеще хихикали. В старухе Гельфенбейн с удивлением узнал боярыню Морозову.

— Как она постарела за эти годы, — подумал пьющий художник. — И как она могла попасть в Израиль? За еврея, наверное, замуж вышла, а как еще.

Но его праздные размышления были прерваны быстро развивающимися трагическими событиями. Из старушечьего рта торчал шланг, подключенный к работающему компрессору. Старуха дышала тяжело и с хрипом. Она явно задыхалась.

— Это черти, — понял Гельфенбейн, — они подключили ее к канализации и накачивают говном. Ни минуты не раздумывая, бывший заслуженный художник Кабардино-Балкарии прошёл со страшным звоном через стеклянную стену и приступил к вытаскиванию трубки изо рта старухи. Чудовище, рожденное сном разума, попыталось удержать трубку на месте. Другая, редкого уродства маленькая женщина закрывала собой компрессор и орала благим матом на иврите: «!בן זונה», «שלמותה!» и т.д. и т.п. Остальные уродцы, в общем, не были против намерения Гельфенбейна отключить старушку от канализации, поэтому шланг изо рта был вырван. Боярыня Морозова перестала тяжело дышать и затихла. И только чудовище, рожденное сном разума, вырвало шланг из рук Гельфенбейна и даже пыталось втолкнуть его обратно старухе в рот.

Истинный художник вынести этого не мог. Гельфенбейн нанес сильный и удивительно точный для человека, страдающего белой горячкой, удар в чудовищный нос и вырвал шланг из чудовищных рук.

Первоначально дело Гельфенбейна выглядело очевидно. Находясь в состоянии делирия, с характерными для него яркими зрительными устрашающими галлюцинациями, он отсоединил аппарат искусственного дыхания, что и послужило причиной смерти Луизы Хаджби, 73 лет, находящейся в бессознательном состоянии после кровоизлияния в мозг. Но постепенно всё стало усложняться. Следствие ставило под сомнение наличие галлюцинаций. Все маленькие безобразные чудовища существовали в действительности, были членами семьи покойной и дежурили у постели умирающей родственницы. Вопрос с наследством не был решен окончательно, и та часть почтенного семейства, которая надеялась, что завещание будет переписано, вступила с Гельфенбейном в последний и решительный бой.

Предприимчивая казачка, госпожа Гельфенбейн, быстро нашла адвоката, который помогал новым репатриантам бесплатно. Был подан иск на возмещение морального и материального ущерба к больнице им. Вороны. Бесплатный адвокат утверждал, что его клиент, страдая белой горячкой, не был привязан к кровати. Это возмутительное проявление врачебной халатности вызвало цепь трагических недоразумений, в результате чего его безвинному клиенту предъявлены нелепые обвинения. Далее бесплатный адвокат требовал немедленного снятия обвинения с его клиента, а также выплаты вышеуказанному клиенту компенсации за причиненные неудобства и моральный ущерб. А также за нанесение урона репутации.

В свою очередь адвокаты больницы им. Вороны утверждали, что галлюцинации были, так как Гельфенбейн субъективно воспринимал членов семьи как сказочных чудовищ.

Была произведена искусствоведческая экспертиза, которая установила, что трое членов семьи чудовищами однозначно не являются, двое, в силу особенности своей внешности, попадают под это определение, и относительно еще двоих мнения экспертов разошлись. Основываясь на данных судебно-психиатрической и искусствоведческой экспертизы, Гельфенбейн был признан невменяемым и выпущен на свободу с чистой совестью. В удовлетворении материальных претензий ему было отказано. Светлана Андреевна Гельфенбейн очень сокрушалась, что не обратилась к более авторитетному адвокату, пусть даже за деньги.

Упустить такого парня было бы расточительством. По моему мнению, назрела необходимость в посещении коллективом офакимского филиала русской мафии центральной штаб-квартиры в поселении Ливна. Это способствовало бы передаче бесценного опыта, который собирался по крупицам, и приобщению к славным традициям боевой и трудовой славы. Под знамена были призваны Гельфенбейн с супругой, Вова Сынок с мамой и перспективный политик Костик.

Будущий народный избранник почему-то считал, что в поселении живут мирные селяне. На встречу с новобранцами лично прибыл Вячеслав Борисович Борщевский. Костик дружески похлопал его по плечу и поинтересовался: «Ну что, старик, как надои?»

Главный режиссер высокомерно не заметил хама и поздравил всех с прибытием в поселение Ливна, признанный центр палестинской кинематографии. После обильного обеда и осмотра достопримечательностей состоялось общее собрание.

С политическим докладом о текущем моменте выступил Костик. По его словам, Движение за Освобождение Эфиопского Еврейства, сокращенно ДОЭЕ, что в переводе с языка амхари означает «победа», возглавляется Славиком Оффенбахом. За истекший период ДОЭЕ окрепла организационно, стоит на твердых позициях борьбы с расизмом и в защиту законных прав сексуальных меньшинств и, что самое неприятное, обладает прочной финансовой базой. Хаим Крещёный, не занимающий официальных постов в ДОЭЕ, вступил в контакт с серьезными исламскими финансовыми учреждениями и ознакомил их с основными направлениями справедливой борьбы массового общественно-политического объединения эфиопского еврейства. Была особо отмечена общность позиций в борьбе с расизмом и в борьбе за справедливый мир. На пресс-конференции Хаим Крещёный заявил, что встреча оказалась очень плодотворной, хотя слухи о принятии им ислама он считает преждевременными. Исламские партнеры приняли решение о финансовой помощи ДОЭЕ, считая, что движение сделает весомый вклад в борьбу с сионистским врагом.

Таким образом, вся петербургская команда Хаима Крещёного была обеспечена деньгами всерьез и надолго. Что никак нельзя было сказать о борющемся за национальные ценности и тяготеющем к традиционной сексуальной ориентации Русском Национальном Еврейском Фронте, возглавляемом Костиком. В политсовет РНЕФ вошли, помимо Константина Аркадьевича Будницкого; опытный политик, недавно вышедший из рядов прогрессивно-религиозной партии, Ян Кац; ветеран правоохранительных органов, внесший неоценимый вклад в составление программных документов партии, Дан Зильберт; а также известный филантроп, отдающий весь пыл души своей делу лечения психических больных, Михаил Маковецкий.

Следующим пунктом программы был вопрос о покупке семейством Гельфенбейнов домика в Ливна. Гуляя по Ливна, Светлана Андреевна Гельфенбейн расплакалась и рассказала, что по приезде в Израиль их обманули со съемом квартиры. Платят они много, вся сантехника в доме не работает, а у неё на руках грудной ребенок и нервы все измотаны этой историей, случившейся с Мишей. Этот зверюга, доктор Лапша, сказал ей, когда она навешала мужа в отделении судебно-психиатрической экспертизы, что Гельфенбейна могут посадить в тюрьму за убийство. А без Миши Светлана Андреевна тоже жить не будет.

По решению политсовета РНЕФ, семейству Гельфенбейнов была оказана финансовая помощь, которая, в дополнение к льготной ссуде, позволила приобрести новый домик. В конторе по продаже им были рады. В округе распространились слухи, что в Ливна свирепствует русская мафия, и домики никто не покупал. Гельфенбейн поклялся мамой, ныне покойной, что деньги отработает, а пить не будет. Тем более что в Ливна и магазина нет. Его жена проверяла.

Поздно вечером, уже смутно помню почему, в политсовет РНЕФ по моей инициативе была кооптирована Валентина Рожкова. Я давно не был в Ливна, где в мое отсутствие работа кипела полным ходом. «Человек без ружья» скоро должен был выйти на экраны. Кроме этого, по заказу Глеба Петровича, о котором я начал забывать, была снята садомазохистская киноновелла «Значок ГТО на груди у нее». Это работа не была рассчитана на массового зрителя, но отзывы знатоков и истинных ценителей были самыми положительными.

Мирьям, так и не понявшая, что такое ГГО, создала незабываемый образ любящей роковой женщины со значком ГТО на красивой груди. Из под значка текла алая кровь… На презентации фильма я начал понимать, почему её называют графиня Кадохес.

Большую помощь в создании ряда сюжетных ходов была оказана ветераном правоохранительных органов Даном Зильбертом.

Саша Парашютист исполнил свою роль на одном дыхании, вложив в создание образа все свое недюжинное дарование.

Усилиями коммерческого директора киностудии Миши Леваева семейство Гельфенбейнов стало владельцем домика в Ливна в течение одного дня. В тот же день бывший видный деятель Кабардино-Балкарской культуры получил большой заказ.

Дочь Варвары Исааковны давно жаловалась, что Мустафа бросается на детей. Расставаться с Мустафой Бух-Поволжская не хотела, она к нему прикипела всем сердцем. Да и для всей киностудии уход столь яркого, характерного актера был бы большой потерей. Частенько дивными вечерами Варенька принимала в саду супругов Борщевских, и они подолгу засиживались с чашкой чая в тенистой беседке. Мустафа резвился рядом. Варвара Исааковна опасалась, что он выбежит за ограду сада. Иногда это случалось, а отношения с соседями портить не хотелось, и поэтому обычно она сажала его на цепь, привязанную к скамейке. Дочь Варвары Исааковны вела активный образ жизни матери-одиночки, и в небольшом домике было тесновато. Работа на киностудии приносила приличный доход, и Бух-Поволжские построили второй этаж. Но новый большой дом был неуютен. В нем не было того, что несло в себе традицию, память. По дому не бродили тени забытых предков.

Решить эту непростую творческую задачу взялся Гельфенбейн. В короткий период времени на стене салона им была создана многофигурная композиция «La Cavalerie Kotovsky libère la maison publique dans Odessa» (Конница Котовского освобождает публичный дом в Одессе). Михаил Маркович не гнался за воссозданием мелких исторических деталей. Он стремился передать сам дух эпохи, её настроение. На кителе военачальника сияла звезда Героя социалистического труда. Искаженные злобой лица врагов народа, счастливые лица освобожденных женщин, бросающих колосья пшеницы к ногам наступающих красноармейцев, бутылки «Столичной» на столах, смятый пионерский галстук, забытый в суматохе на простыне, повестка из кожно-венерического диспансера на полу, все это воссоздавало неповторимый дух России, которую мы потеряли.

Необходимо отметить, что белая горячка дала мощный толчок творчеству маститого живописца. Штаб-квартиру РНЕФ украсили портреты членов его политсовета. Портрет Рожковой, повторявший портрет Андропова почти полностью, тем не менее, тонко передавал загадочную улыбку Валентины. По заказу горсовета был написан большой парадный портрет офакимских мусорщиков. Солидные мужчины в костюмах, галстуках, с метлами в руках, строго, как бы кого-то осуждая, смотрели с картины. Полотно получило название «Профукали Россию, кус има шелахем». «כוס אימא שלהם» (Кус има шелахем) — это любимое народом ругательство, и в переводе с иврита означает «половой орган, принадлежащий их матери». Картина украсила собой кабинет руководителя отдела по уборке улиц офакимского горсовета.

Лично мне живописец преподнес портрет, выполненный, на мой взгляд, в необычной манере. Я был изображен в бурке и папахе, с автоматом АКМ в руках, на лыжах и на фоне заснеженных вершин. Я смотрел вдаль через прибор ночного видения. Картина называлась «The field commander on a nickname the Drummer» (Полевой командир по кличке Барабанщик). На мои расспросы Гельфенбейн хитро улыбался, хихикал и похлопывал меня по плечу. У меня закрались подозрения, что Михаил Маркович обнаружил и употребил спиртное. На работе я был встречен странно. Пятоев не смотрел в мою сторону и отвечал на вопросы односложно.

Я попытался разрядить обстановку фразой «Между мной и твоей Розой почти ничего не было», но Пятоев молча вышел. Русскоязычные пациенты и работники Офакимской психиатрической больницы, глядя на меня, хитро улыбались, хихикали и хлопали меня по плечу.

«Да у меня брюки расстегнуты», — ужаснулся я, но брюки были в порядке. Неожиданно меня попросили зайти к доктору Лапше. В кабинете сидели главный врач, главный медбрат, офицер безопасности и доктор Лапша.

— Михаил, или как вас там, — сказал Лапша, — я не счел возможным скрывать от компетентных органов всю правду.

— Ну и правильно, — не стал спорить я.

Лапша развел руками, символизируя, что он их умывает, и сел на стул. В беседу вступил офицер безопасности:

— Мы все понимаем. Более того, лично я даже сочувственно отношусь к борьбе вашего народа, но и вы должны нас понять...

То, что офицер безопасности, которого зовут Израиль Фельдман, не является евреем, было для меня большим сюрпризом. Даже с учётом того, что он относится к борьбе моего народа с сочувствием. О какой, собственно, борьбе идет речь, мне тоже было непонятно.

— Я вижу, что вы растеряны. Вам, видимо, казалось, что вас никогда не обнаружат? — офицер безопасности вёл допрос в динамичной манере, стараясь воспользоваться фактором неожиданности. — Вы, надеюсь, не будете отрицать, что умеете играть на барабане?

— Не буду, на барабане я играю с детства, а откуда вы об этом знаете?

Израиль Фельдман тонко улыбнулся и напомнил, что вопросы здесь задает он. Меня удивила реакция главного врача. Он смотрел на меня, как подросток на кинозвезду. На его лице восторг сменялся восхищением.

— Меня радует, что вы прекратили запираться. Откровенные ответы на мои прямые вопросы несколько облегчат ваше положение, — офицер безопасности чувствовал себя если не на коне, то на резвом пони.

— Жду прямых вопросов с большим нетерпением, а еще лучше скажите прямо, о чем идет речь, — я был настолько заинтригован, что чуть чистосердечно не признался в чем-то мне пока неведомом.

— Вы снова утверждаете, что не являетесь чеченским полевым командиром по кличке Барабанщик? — укоризненно затянул Фельдман.

— Мне стало весело.

— Вы что, отравляющих веществ надышались? Какой чеченский полевой командир! Я главарь русской мафии.

— Вот ты все поясничаешь, а тебя, людоеда, лет на двадцать посадят или вообще России выдадут, — не сдержался доктор Лапша.

— А Россия обо мне уже хлопочет? — я был явно польщен вниманием бывшей родины к моей скромной персоне. Быстро выяснилось, что блудных своих сыновей Россия, как обычно, не вспоминает.

Но Фельдман не унывал: — Так что же, будем признаваться, или как? Улики-то у нас железные.

Улика у него была одна. Но какая! Это был фильм, показанный по российскому телевидению, где человек, удивительно похожий на меня, расстреливал связанного солдата.

— Когда началась война в Чечне? — поинтересовался я. Офицер безопасности беспомощно посмотрел на Лапшу.

— В девяносто шестом году, — ответил Лапша упавшим голосом.

— А я приехал в Израиль в девяностом, — как бы не к кому не обращаясь сообщил я. У Фельдмана задрожали губы.

— Да ладно, Изя, не расстраивайся. Я же не нарочно, — я чувствовал себя виноватым. Главный врач решительно закрыл рот, и в его взгляде исчезли восторг и восхищение.

Поняв, что допрос закончен, я раскланялся, но руки никому не пожал. С Пятоевым я был безжалостен.

— Скажи мне, Игорек, — начал я, — тебе медаль дали за взятие Грозного или за его оборону?

— Медаль мне дали за проявленный героизм и мужество, — ответил смущенный Пятоев.

— А надо было за здравый смысл награждать, может, тогда бы войну выиграли. Как ты мог подумать, что я связанного человека убью? Мы же с тобой вместе уколы делать ходили.

Игорю Александровичу стало стыдно.

— Ещё раз про меня такое подумаешь, — выгоню из русской мафии к чёртовой матери. Пойдешь к Оффенбаху защищать права эфиопов на село Белополье Казатинского района Винницкой области. Они сейчас демонстрацию готовят у посольства Украины. Ты им пригодишься.

За разговорами злоба из меня вышла, как воздух с проткнутого шарика, и мне стало весело. Пятоев сразу почувствовал перемену настроения.

— Ну, извини, Барабанщик, ошибочка вышла. Мы тебя посмертно реабилитируем, — Пятоеву было самому смешно за его подозрения.

Инцидент закончился, но кличка Барабанщик осталась. Впрочем, супругов Борщевских переубеждать я не стал.

— Вам кровавые мальчики не снятся? — как-то спросила меня Ольга Викторовна.

— Да мне всё больше снятся грудастые девочки, — пришлось ответить мне несколько грубовато.

Среди жителей Ливна мое участие в чеченской кампании оставалось вопросом открытым. Варвара Исааковна Бух-Поволжская, просматривая мой семейный альбом, нашла мою фотографию в возрасте 6 лет в матросском костюмчике и с барабаном в руках. В свое время, как и во всех еврейских семьях, мои родители вели жестокую борьбу за получение мной музыкального образования. От музыкальной школы меня спасла только выдающаяся бездарность. На пятьдесят мест претендовало сорок девять несчастных детей. Ворота музыкальной школы захлопнулись за сорока восемью. Я был единственный, кто остался на свободе, к большому неудовольствию моих родителей. Фотография испуганного ребенка с барабаном — это грозное предостережение, которое осталось мне о том тяжелом времени.

— Скажите, Михаил, а почему вы на фотографии в морской форме? — спросила Варвара Исааковна.

— Родители мечтали, что я буду первым адмиралом на флоте независимой Ичкерии, — ответил я дрожащим голосом. Мой ответ её полностью удовлетворил.

Вслед за присвоением мне высокого звания чеченского полевого командира произошло еще одно знаменательное событие. К нам приехал Глеб Петрович дорогой.

По возращении из Израиля Глеб Петрович проводил активную, наступательную политику, целью которой было не только жениться самому, но и выдать замуж свою супругу. Его усилия не пропали даром. После напряженных поисков, а необходимо отметить, что работники паспортного стола Ленинского района города Тулы не спали дней и ночей, была найдена замечательная еврейская семья.

Светлана Аркадьевна Капустина преподавала словесность в средней школе. Замуж она никогда не выходила, русскую словесность любила беззаветно, и сама растила двух сыновей, Владимира и Ярополка. Глеб Петрович навестил её без букета цветов и предложил вступить в законный брак. Светлана Аркадьевна поинтересовалась, что, кроме молодости и красоты, прельстило в ней Глеба Петровича, и немного зарделась. Последний раз предложение вступить с ней в брак, естественно, в шутливой форме, поступило двадцать четыре года назад, что совпало по времени с рождением Владимира. Глеб Петрович не стал касаться темы молодости и красоты, а с мужской прямотой сообщил, что на его предложение вступить в законный брак ему ещё никогда не отказывал. И что Светлане Аркадьевне это делать он тоже не рекомендует. Наличие детей его не только не останавливает, но наоборот. Он, Глеб Петрович, собирался не только жениться на Капустиной Светлане Аркадьевне, но готов лично связать узами Гименея Владимира и Ярополка.

Светлана Капустина почувствовала себя плохо и на минуту забыла о творчестве Фета. Пользуясь ее минутной слабостью, Глеб Петрович женился на Светлане Капустиной, а братьев Ярополка и Владимира женил, соответственно, на Оксане Белобородько и Дине Тарасовой. Причем если Ярополку доверили усыновление сына Саши Парашютиста, то Владимир удостоился высокой чести удочерить дочь Глеба Петровича.

В результате всего вышесказанного в поселении Ливна были куплены сразу три домика. В домиках поселились Глеб Петрович с супругой Светланой Аркадьевной, Владимир с женой Диной и юный Ярополк, также с супругой. После оформления необходимых документов, связанных с получением гражданства и покупкой домиков, Глеб Петрович с Диной Тарасовой отбыли обратно в город оружейников Тулу.

В домик к Оксане Белобородько на правах подпольного супруга катапультировался Парашютист, а Владимир с Ярополком перебрались в дом своей матушки Светланы Аркадьевны. Её дом был гонораром за причиненные семье Капустиных неудобства. Дина Тарасова сдала свой домик под штаб-квартиру РНЕФ. И все новобрачные зажили вдали друг от друга к взаимному удовлетворению.

Рост численности рядов русской мафии в поселении Ливна нанес серьезный удар по палестинскому кинематографу. Саша Парашютист, переселившись к законной супруге, начал избегать артистической тусовки, и, по словам Вячеслова Борисовича, в его творчестве наметился явный кризис. Парашютисту было указано, что поведение примадонны недопустимо для офицера десанта, но помогло это мало. Яркий характерный актер Мустафа снова сорвался с цепи, и нашли его только на следующий день в доме Капустиных. Между замечательной актрисой Варенькой Бух-Поволжской и скромной учительницей русской литературы Светланой Капустиной состоялся тяжелый разговор, переросший в драку. Супруги Борщевские смогли остановить скандал только угрозой сдать Мустафу в зоопарк.

Ярополк Капустин, неожиданно для всех, организовал Союз еврейских родственников Глеба Петровича, вступил в РНЕФ в качестве коллективного члена и потребовал от центрального руководства Фронта субсидии на организационные нужды союза родственников. Костик шумно возмущался, прибегал ко мне жаловаться, обещал навести порядок, но не бросил молодое дарование на произвол судьбы и ввёл Ярополка Капустина в политсовет Русского национального еврейского фронта. Председатель СЕРГП (Союза еврейских родственников Глеба Петровича) был брошен на одно из важнейших направлений политической борьбы — отдел по работе с молодежью. В тот же день на приём к нему, поговорить о своём, о наболевшем, записались Варенька Бух-Поволжская и Оленька Борщевская.

Вскоре после приезда скоропостижно вступившего в брак семейства Капустиных неожиданно получила продолжение моя карьера чеченского полевого командира. Меня навестил Аюб, долго жал руку, сказал, что ему все известно, и совершил несмелую попытку поцелуя. С его слов, палестинский народ, ведущий священную войну с сионистским врагом, и чеченский народ, ведущий не менее священную войну с русскими оккупантами, являются близнецами-братьями.

Грозный — Аль-Кудс — дружба навек!

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!

Три девицы под окном пряли поздно вечерком!

Далее были обсуждены конкретные формы борьбы за законные права. Аюб создал хор девочек-бедуиночек, которые, по его мнению, своим пением и танцами (а при хоре была танцевальная группа) должны звать к борьбе, под зелёные знамена газавата. Плодотворное сотрудничество этого музыкального коллектива с киностудией «Антисар», по мнению Аюба, явилось бы определяющим фактором в развитии всей палестинской культуры.

Исполнение гимна независимой Ичкерии хором девочек-бедуиночек трогало за душу. Самая юная хористка торжественно преподнесла мне барабан. Я расчувствовался, позволил себе несколько напутственных слов для девочек-бедуиночек, которые плавно перешли в воспоминания о пройденном боевом пути. Бедуинские девочки слушали меня, затаив дыхание. Что-то мешало мне остановится. Я представил своих боевых товарищей, майора Пятоева, руководителя шариатской безопасности Октябрьского района города Грозный, и мусульманского парашютиста Александра Гришина, которого я почему-то называл то Бубон Папопов, то Папоп Бубонов.

Следующим выступал ветеран службы шариатской безопасности. Пятоев заявил, что во время боевых действий он попал в лапы известного садиста доктора Лапши и только горячее сердце полюбившей его Розы, секретарши Лапши, помогло ему спастись.

Я отметил для себя, что необходимо запретить отставному майору смотреть фильмы студии «Антисар» из-за его чрезмерной впечатлительности.

Последним обратился к девочкам-бедуиночкам мусульманский парашютист. С его слов, он также подвергся пыткам со стороны доктора Лапши, в результате чего забыл чеченский язык. Услышав это нерадостное известие Оксана Белобородько-Капустина громко зарыдала.

«Борщевский слишком строг к Парашютисту, — подумал я, — если это творческий кризис, то что, по его мнению, творческий взлет».

Каца от воспоминаний об участии в священной войне чеченского народа за святую свободу спасла зубная боль, из-за которой он не пришел на встречу с хором.

Костик подготовил доклад «Мои встречи с Джахаром Дудаевым», но выступать я ему запретил.

Поток высокохудожественных воспоминаний иссяк далеко за полночь. Внимательно прослушав поток воспоминаний своего зятя, Вениамин Леваев после окончания встречи с девочками-бедуиночками попросил Пятоева покинуть его дом. По словам Леваева, жить под одной крышей с работниками органов безопасности любой страны он не в состоянии. Пятоев вспылил и купил дом на другом конце улицы, забрав туда Розу с дочками.

А в это время фильм «Человек без ружья» вышел на экраны и был тепло встречен и публикой и критикой. На презентации фильма с программной речью выступил Вячеслав Борисович Борщевский. По его словам, киностудия «Антисар» должна выйти на новый этап своего развития. Мы не должны замыкаться на голой эротике, а обязаны искать новые изобразительные формы. За истекший период вырос творческий потенциал коллектива, материальная база киностудии. В наш коллектив влилась хоровая капелла девочек-бедуиночек. Вместе с тем мы воспитали своего зрителя, мудрого и взыскательного.

— С чувством глубокого внутреннего удовлетворения должен прямо заявить, что процесс пошёл, — закончил Борщевский, — и на сегодняшний день нашему творческому коллективу по плечу любые жанры, кроме циркового.

Эта фраза меня задела за живое, и я поинтересовался, почему нам не по плечу высокое искусство цирка. Бух-Поволжская, например, добилась видимых успехов в дрессуре.

— Все дело в том, Михаил, что фирменным знаком нашей киностудии является неразрывная связь между пафосом и порнографией, а ни то ни другое в принципе невозможно в цирке. Если на театральной сцене актриса держит в руках красный флаг и доит корову, то в этой сцене есть и пафос и порнография. В широком понимании этого слова. А канатоходец, который стоя на канате, держит в руках флаг, пусть даже независимой Палестины, и доит корову, остается канатоходцем. И нет здесь ни пафоса, ни порнографии.

После презентации состоялись переговоры между администрацией киностудии «Антисар», представленной Борщевским и мной, и отделом мусульманской культуры Независимой Палестины, представленным Аюбом и руководительницей хора девочек-бедуиночек, закутанной с ног до головы в простыню. В пресс-релизе, выпущенном после окончания переговоров, по соглашению между высокими договаривающимися сторонами было заявлено следующее.

«В целях дальнейшей священной мусульманской борьбы за неотъемлемые права братских палестинского и чеченского народов решено создать большое историческое полотно, художественно-историческую эпопею о победе мусульманского оружия над кознями жидомасонов и американского империализма. Фильм расскажет о победоносной войне Салаха Эд-Дина (Саладина) над крестоносцами, под надуманным предлогом сохранения Гроба Господня захватившими ридну неньку Палестину в 12-14 веках и создавших там марионеточное государство Le royaume de Jérusalem (Иерусалимское королевство). Сценарий решено издать совместными усилиями Аюба и Борщевского, при активном содействии Светланы Капустиной. В работе над фильмом творческий коллектив будет руководствоваться бессмертными идеями шейха Мустафы, который сказал: «Кинематограф является не только коллективным пропагандистом, но коллективным организатором. Аллах Акбар!»

К созданию беспримерного полотна приступили немедля. Батальные сцены снимались в Хевроне и были многолюдны. Горячее хевронское юношество было задействовано в съемках целиком. Средства, выделенные правящей саудоаравийской династией и поступающие в Израиль через l'organisation française pacifiste luttant pour la protection de l'environnement (французскую пацифистскую организацию, борющуюся за охрану окружающей среды), почти полностью уходили на оплату актеров второго плана, и на развитие чеченского флота мало что оставалось. Организация Хамас являла собой наступающие войска Саладина. Все участники требовали показать себя крупным планом, но кинооператор Зильберт был непреклонен и снимал крупным планом только лица командиров и тех, кто доказал это право в борьбе с сионистским врагом. На съемках актеры сжигали макеты автобусов и стреляли из автоматов в воздух. По словам Борщевского, шейх Мустафа сказал, что «по воле Аллаха мы пойдем другим путем» и батальные сцены будут сниматься без стрелкового оружия. В ролях пособников американского империализма — жидомасонствующих крестоносцев сниматься жители Хеврона не захотели, справедливо опасаясь излишнего внимания со стороны сотрудников службы безопасности борющейся Палестины, и поэтому их роли исполняли члены русской мафии. Только проверенные чеченские бойцы, Пятоев, Парашютист и славный полевой командир Барабанщик, были удостоены высокой чести участвовать в справедливой борьбе армии Саладина.

Фильм получился очень музыкальным. Творчество хора девочек-бедуиночек было отмечено главной премией «Гуантанамо» на международном Гаванском кинофестивале, на открытии которого президент острова Свободы Фидель Кастро Рус говорил шесть с половиной часов. Все силы безопасности были брошены на поддержание праздничной обстановки на кинофестивале, и паре тысяч работников села, занятых на уборке сахарного тростника, удалось на плотах доплыть до Флориды.

Но и этот удар американского империализма не смог помешать плодотворной работе кинофорума. В кулуарах кинофестиваля было много пересудов о саудовском принце, инкогнито снявшемся в фильме в роли Саладина и получившем приз за лучшую мужскую роль. Приз за лучшую роль второго плана получил Ян Кац, сыгравший роль главаря крестоносцев, ставленника американского империализма, Ричарда Львиное Сердце. Кац создал выпуклый, запоминающийся образ коварного жидомасона, тщетные потуги которого завершились закономерным провалом.

Выдающийся фильм был рекомендован для обязательного просмотра во всех кинотеатрах борющейся Палестины. Возвращаясь с кинофорума на родину, простуженный Борщевский спросил меня:

— Как вы считаете, милейший Барабанщик, что общего между носом сопливого еврея и искусством соцреализма?

— И то и другое ждет тёмное будущее, — отозвался я, не желая вступать в искусствоведческую дискуссию.

— Вы мизантроп и не хотите думать, — Борщевский, когда хотел, был безжалостен, — С такими настроениями чеченский флот нам не построить. Сопливый еврейский нос и искусство социалистического реализма объединяет национальная форма и социалистическое содержание, — с достоинством поучал меня маститый палестинский кинорежиссер старинными советскими остротами.

По возвращении на родину я приступил к дележу бюджета чеченского флота. Первой бросилась в ножки Настя Леваева. С её слов, старик Вениамин стал нестерпим, креста на нем нет. Ходит по дому и клянётся хлебом, пристает с рассказами, воспевающими высокую нравственность, дает указания, требует роли в новом фильме, неряшлив при приеме пищи и может ущипнуть за задницу. Житья от него нет. Пятоевых из дому выгнал.

В связи с вышеизложенным, за большие заслуги семейства Леваевых в деле становления русской мафии и в ознаменовании Дня военно-морского флота Республики Ичкерия, старейший член русской мафии, почетный председатель РНЕФ, главный консультант киностудии «Антисар», виднейший специалист по разделке мясных продуктов, Леваев Вениамин Мордыхаевич награждается средствами для строительства второго этажа своего дома и картиной Гельфенбейна «Вениамин Мордыхаевич, кушающий лысый персик в окружении благодарного семейства».

Старик был очень тронут. В ответной речи поклялся хлебом, сказал, что креста на нем нет и не будет, и прослезился.

Следующим был руководитель Русского национального еврейского фронта Костик. С его слов, работа с народом пущена на самотек. Для консолидации сил необходима газета. Политические враги бесчинствуют, а Оффенбах что-то замышляет.

На текущем пленуме РНЕФ было принято историческое решение о создании печатного органа РНЕФ, газеты национально-либерального направления под названием «Голая правда». Главным редактором была единодушно избрана Капустина Светлана Аркадьевна. Членами редколлегии — Маковецкий Михаил Леонидович, чеченская кличка Барабанщик, собственный корреспондент «Голой правды» в сумасшедшем доме; Зильберт Дан Григорьевич — ответственный за связь с компетентными органами; Пятоев Игорь Александрович, майор многочисленных армий — ответственный за спорт и военно-патриотическое воспитание; Будницкий Константин Аркадьевич, известный в народе как Костик, — отдел писем и публицистика, Валентина Рожкова — вести с публичных домов и женский раздел, Кац Ян Борисович — анекдоты, проблемные репортажи, Мирьям Абуркаек (графиня Кадохес) — представительница национальных меньшинств, Мустафа — шейх и носитель мусульманской народной мудрости. Главным художником и карикатуристом был назначен Гельфенбейн Михаил Маркович, заслуженный художник Кабардино-Балкарии. Работу в молодежном отделе, несмотря на большую загруженность, согласился взять на себя председатель Союза еврейских родственников Глеба Петровича, член политсовета РНЕФ Ярополк Капустин.

Редакционная политика газеты строилась на непримиримой борьбе с низкопробной газетой «Черный передел», печатным органом Движения за освобождение эфиопского еврейства (ДОЭЕ). «Черный передел» в своих последних номерах опубликовал серию статей, полных злобных инсинуаций как в адрес достойнейшего Вячеслава Борисовича Борщевского, так и в адрес киностудии «Антисар» в целом. Их главный разоблачитель и грязекопатель, Гидеон Чучундра, в своих статьях писал, что супруги Борщевские, известные в Офакиме эфиопоненавистники и извращенцы, под видом работников сохнута, обманом проникли в дом уважаемого эфиопского семейства во время субботней молитвы. Трудно вообразить, что бы могло произойти, если бы не подоспевшая помощь в лице мужественного Гидеона Чучундры, грудью вставшего в защиту чести и достоинства всех евреев, выходцев из Эфиопии. Преступный клан Борщевских с позором был изгнан из Офакима возмущенными жителями и нашел приют в поселении Ливна под крылом обосновавшейся там русской мафии. Но и в далеком Ливна Борщевские не унимаются и продолжают вынашивать планы реванша. Русская мафия пригрела их на киностудии «Антисар», известной своей низкопробной продукцией, хлынувшей на наши экраны и направленной на возбуждение самых низких инстинктов. «Палестинская пленница» — образчик убожества и дурного вкуса, энциклопедия убогих режиссерских ужимок. Мелодрама, выжимающая слезу из глаз неискушенного зрителя, грязная, расистская подделка, пародия на настоящую драматургию. Трудно переоценить ущерб, нанесенный нашему подрастающему поколению этим гнусным поклёпом на чистые, доброжелательные отношения между борющимся за свободу и независимость палестинским народом и лагерем мира в Израиле. Гнуснейшим глумлением над самыми высокими идеалами, над всем, что есть в человеке чистого и высокого, является фильм «Когда барашки были молодыми». Традиционные обращения к самым тёмным сторонам человеческой психики — основа профессиональной деятельности изувера и похотливого растлителя, человека извращенного ума — Михаэля Маковецкого. Этого палача, чья роль в сдаче г. Грозного русским солдатам заслуживает отдельного разговора, этого предателя, за свое стукачество заслуживающего кличку Барабанщик, этого лжефлотоводца, погубившего флагман чеченского флота, подводную лодку «Курск».

Фильм «Человек без ружья» — это грязная политическая провокация, гармонично соединяющая в себе гнусные измышления и бесстыдную клевету в адрес признанного международным сообществом лидера и полную расистских выпадов инсинуацию на народные устои.

Газета «Черный передел» сообщала также своим читателям, что известный как грязный интриган и помоечник Костик, рвется к власти и не брезгует при этом никакими методами, включая самые оголтелые. Противопоставляя себя истинному представителю народа, пламенному борцу с расизмом, защитнику законных прав сексуальных меньшинств, пламенному борцу за дружбу между еврейскими народами Вячеславу Оффенбаху, Константин Будницкий поставил себя вне общества, превратился в отщепенца, место которому только в русской мафии.

Статья Чучундры взывала дать достойный отпор, но долгожданный первый номер «Голой правды» поверг меня в изумление:

— Господин Гельфенбейн, награждать газеты правительственными наградами, вероятно, старинный кабардино-балкарский народный обычай. Но у нас, в русской мафии, нравы простые и строгие, — Обратился я к создателю дивной правительственной награды, которой неизвестно кто удостоил печатный орган Русского Еврейского Национального Фронта. — Нам очень хотелось бы услышать объяснения относительно того дивного ордена, который вы изобразили под названием газеты.

— Я полностью отдаю себе отчет в содеянном, — начал оправдываться дрожащим голосом живописец, — но, по моему убеждению, любая уважающая себя газета, если она называется «Правда», какой бы голой она не была, должна быть награждена правительственными наградами. Я также глубоко убежден, что орден Трудового Бело-Голубого знамени, которым удостоена газета «Голая правда» в связи с выходом в свет её первого номера, будет воспринят широкой общественностью с чувством глубокого внутреннего удовлетворения.

Оправдания Гельфенбейна меня в целом удовлетворили, но оставалось уточнить некоторые детали. Орден являл собой израильский флаг в обрамлении колосьев. На фоне флага была изображена обнаженная Мирьям Абуркаек (графиня Кадохес) с гроздью винограда в руке, сидящая на круглом, с зелеными полосами унитазе. По моему мнению, символика ордена требовала некоторых разъяснений.

Из объяснений Гельфенбейна явствовало, что бело-голубой флаг Израиля на ордене присутствует, эти цвета и дали название награде. Колосья являются традиционным дополнением к названию «Правда». Эти аксессуары создают стиль. Обнаженная фигура, с одной стороны, символизирует свободную прессу, а с другой — акцентируют внимание на понятии «голая», присутствующем в названии газеты. Виноград в руке и арбуз, на котором сидит обнаженная фигура, символизируют собой стремление к благосостоянию, которое неизбежно должно наступить в случае избрания Костика мэром.

Политсовет РНЕФ на своем внеочередном заседании на ашкелонском пляже одобрил как учреждение ордена Трудового Бело-голубого знамени, так и факт награждения этим орденом газеты «Голая правда».

В первом номере печатного органа РНЕФ был опубликован репортаж спецкора «Голой правды» в офакимской психбольнице. Публикация называлась «Голубь мира в сумасшедшем доме».

В первом же номере газеты-орденоносца ее военный обозреватель Игорь Пятоев поведал подлинную историю гибели подводной лодки «Курск». Оказывается, экипаж подводной лодки в полном составе принял ислам, на находящемся в надводном положении судне были подняты зеленые знамена газавата — священной войны с неверными, и «Курск», к тому времени переименованный в «Эль-Кудс», взял курс к берегам Ичкерии. Но, в конечном счёте, подводная лодка была потоплена ракетой, пущенной с корабля «Петр Великий».

Константин Будницкий рассказал читателю о непростой работе офакимских мусорщиков в эти тревожные дни, когда Движение за Освобождение Эфиопского Еврейства совершенно распоясалось. Приводились примеры безобразного поведения сторонников Оффенбаха во время демонстрации у посольства Украины, когда вся площадь перед представительством этого государства была завалена газетами «Черный передел» и плакатами с требованием создания еврейско-эфиопско-крымско-татарской автономии со столицей в Бахчисарае, и переименования площади у бахчисарайского фонтана в площадь имени Хаима Синдбада. Имя Синдбад Хаим Крещеный принял после перехода в ислам. Чрезвычайно приятно осознавать, что в первом номере «Голой правды» нашлось место не только для публицистики. Воспоминания Мирьям Абуркаек о её жизни и творчестве во время пребывания в Хайфе вызвали поток писем в редакцию. Публикация называлась «Поэма «Экстаза» и поведала заинтересованному читателю о жизни публичного дома «Экстаза» во время захода кораблей шестого американского флота в Хайфу на отдых.

«Чуден Хайфский залив при тихой погоде, — писала графиня Кадохес, — когда вольно и плавно входит в него флагманский корабль 6-го флота США авианосец «Enterprise», с шестью тысячами человек на борту (экипаж корабля, летный и технический состав). Призывно трубит горн. Публичный дом «Экстаза» в праздничном убранстве...»

В романтической манере Абуркаек описывала работу публичных домов портового района Хайфы во время посещения их американскими моряками и морскими пехотинцами. «They Suffice! They are women!» — the boatswain has cried (Хватайте их! Это женщины!» — кричал боцман), — Писала Мирьям Абуркаек, демонстрируя глубокое проникновение в духовный мир своих героев.

В связи с появлением на газетном рынке «Голой правды» «Черный передел» разразился серией клеветнических статей. Гидеон Чучундра писал, что полевой командир Барабанщик оставил поле боя и дезертировал со своим отрядом в поселение Ливна. В результате одно из самых боеспособных подразделений чеченской армии, спецгруппа мусульманских парашютистов под командованием братьев Папона Бубонова и Бубона Папонова была лишена возможности сражаться за правое дело.

Но самым удивительным во всей этой истории было прибытие в Ливна Глеба Петровича в сопровождении Аюба. При их посредничестве состоялась встреча между нефтедобывающим принцем, исполнившим роль Саладина в последнем фильме киностудии «Антисар», и мной. Передача мне рюкзака с деньгами в качестве задатка создала доброжелательную и непринужденную атмосферу. Мне было предложено объединить свои усилия с Глебом Петровичем и провести переход в ислам экипажа подводной лодки типа «Курск». За ценой вышестоящая персона обещала не постоять. Выяснилось, что мимолетная встреча между Аюбом и Глебом Петровичем во время его прошлого приезда в Ливна не прошла даром и для российской политики.

По возвращении на родину новоиспеченный израильский гражданин организовал политическое движение с целью перехода славянских народов в ислам. По его мнению, принятие в 998 году Киевской Русью христианства в результате интриг тайного жидомасона князя Владимира Красное Солнышко было трагической ошибкой, приведшей страну, а имелась в виду Российская Федерация, к нынешнему тупику. И только переход в ислам может дать новый импульс национальной идее, вывести государство из бездны жидохристианской цивилизации, совершенно не свойственной духу русского народа, а также привести к демографическому расцвету общества. Более подробно с идеологией Русского Исламского Фронта, сокращенно РИФ, можно познакомиться в программной книге «Russian moon» (Русский полумесяц), написанной председателем РИФ Глебом Петровичем в соавторстве с видным мусульманским просветителем Хаимом Синдбадом.

Организация РИФ окончательно оформилась после встречи Глеба Петровича с нефтеносным принцем, который прибыл на Московский кинофестиваль в качестве почетного члена жюри с правом решающего голоса. РИФ открыл филиалы по всей стране и приступил к изданию партийной газеты. Глеб Петрович готовился к выборам в Думу, встречался с Примаковым и другими видными политиками, основал фонд помощи офицерам флота, принявших ислам, много общался со спортсменами и деятелями культуры. Учитывая неоценимый боевой опыт братьев Бубона Папонова и Папона Бубонова, нефтедобывающий принц просил перевести братьев под личное, его принца, командование. Всему отряду полевого командира Барабанщика приказано было оставаться на месте, до особых распоряжений. Связь поддерживать только через медбрата из больницы им. Абарбанэля Аюба. Предлагалось активизировать работу хора девочек-бедуиночек, рекомендовано завершить мероприятия по подготовке сборника цитат шейха Мустафы в переводе на русский язык и усилить политико-воспитательную работу с личным составом отряда со стороны майора шариатской безопасности Пятоева. По этому поводу шейх Мустафа заявил, что порох, по воле Аллаха, надо держать сухим в пороховницах. Светлане Капустиной было поручено создание цитатника.

Вопрос с братьями я хотел спустить на тормозах, но Дан Зильберт сказал, что нужно собираться в дорогу. Ахмед Алузаел, которому предстояло создать образ Папона Бубонова, охотно согласился, но Саша, которому выпала высокая честь сыграть Бубона Папонова, проявил недопустимое для мусульманского парашютиста малодушие. Поговорить с ним о моральном долге вызвался ветеран правоохранительных органов Дан Зильберт. Он обещал Парашютисту, что в случае гибели его именем будет названа религиозная школа для девочек. Школа имени Моше Бен-Ханаана — это звучит гордо.

Гришин Александр Федорович выразил сомнение в том, что его зовут Моше Бен-Ханаан. Но Дан Зильберт был непреклонен. По его словам, Родина не забудет своего нелегального сына. Он напомнил о гордой участи нелегала, рассказал о своей комсомольской юности, о том, как он играл на кларнете в оркестре Киевского военного округа, напомнил о глубоких корнях, пущенных Сашей Парашютистом в израильскую почву. После принятия присяги Бубону Папопову было сделано обрезание в знак его принадлежности к мусульманству. И только его непосредственный начальник, полковник БАШАКа Дан Зильберт, знал, что это был знак принадлежности к еврейству. Полковник лично возил братьев Папонова и Бубонова на учебную базу БАШАКа «נתיבות» («Нетивот»), откуда исламские парашютисты приезжали затемно.

Папопу Бубонову долго не удавалось выучить название города Гудермеса, в окрестностях которого он выполнял свой интернациональный долг, но, в конце концов, и это препятствие было преодолено. В один из дней Саша Парашютист и Ахмед Алузаел не вернулись с учебной базы «Нетивот», а вместо них в распоряжение его нефтяного величества принца поступили ветераны священной воины в Чечне братья Папон Бубонов и Бубон Папонов.

Через несколько дней Оксана Белобородько получила магнитную карточку, где было указано, что она является супругой сотрудника правоохранительных органов Моше Бен-Ханаана, и она, Оксана (Инбар) Бен-Ханаан, и также ее сын Дрор могут пользоваться всеми вытекающими из этого льготами и привилегиями. Это сблизило её с супругой Дана Зильберта, Рахиль Моисеевной. Инбар Бен-Ханаан стала строже одеваться, сдержанней выражаться и скупее рассказывать о спецзадании, которое она выполняла в публичном доме «Экстаза». Потеря двух ведущих актеров было сильным ударом для киностудии «Антисар», но трудовой коллектив студии с честью преодолел возникшие трудности.

И тут неожиданно взбунтовался Ярополк. Он заявил, что не желает знать никакую Инбар Бен-Ханаан, что состоит в счастливом браке с Оксаной Белобородько и требует немедленно предоставить ему возможность выполнять супружеский долг. Его пригласили на профилактическую беседу, где мудрый Дан Зильберт разъяснил юному Ярополку, что расставание тяжело, но неизбежно, и что развод с гражданкой Белобородько он должен воспринимать не только как почетную обязанность, но и как выполнение своего гражданского долга. В заключение беседы Дан Зильберт выразил уверенность, что Ярополк Капустин и Инбар Бен-Ханаан останутся друзьями.

После расставания с Ахмедом Алузаелем Валентина Рожкова начала бегать по утрам с изменившимся лицом к пруду, объясняя это необходимостью поддержания хорошей спортивной формы. Варвара Исааковна Бух-Поволжская записалась на прием к Дану Зильберту и в беседе с ним утверждала, что их Мустафа является очень впечатлительным юношей с тонкой душевной организацией и просила не отправлять его на фронт. При этом она не сдержалась и расплакалась.

Старый вояка Зильберт утешил её как мог.

Светлана Аркадьевна Капустина также попала на прием к Дану Зильберту и просила помощи. Ее сын, Владимир Капустин, промышлял традиционной еврейской забавой — схваткой с крокодилом. Схватки происходили на специальном стадионе кибуца Хамат Гедер при большом стечении публики. В кибуце была большая крокодиловая ферма. Крокодилов выращивали ради их кожи, которая шла на производство кошельков, а схватка с сытым и потому вялым крокодилом была дополнительным промыслом. Светлана Аркадьевна считала, что такая работа Владимира ожесточит и может поколебать заложенные в нем с детства гуманистические идеалы. Зильберт рекомендовал Светлане Аркадьевне обратиться в психиатрическую больницу.

Капустина бросилась ко мне, и я обещал взять это под свой личный контроль. В результате моих усилий было начато производство портфелей из крокодиловой кожи с портретами русских писателей, тепло отзывавшихся о мире ислама. Портфели закупал Русский Исламский Фронт, и Глеб Петрович лично вручал их наиболее видным деятелям российской культуры. Наибольшей популярностью пользовались портфели с портретами авторов «Хаджи-Мурата» и «Кавказского пленника».

Заслуженный художник Кабардино-Балкарии Гельфенбейн создал памятный знак «Офицер шариатской безопасности» и наградил им майора Пятоева и братьев Папопа Бубонова и Бубопа Папонова. В отсутствие братьев Пятоеву я вручил знак лично. В своей речи на торжественном митинге, посвященном передаче на хранение в штаб-квартиру РНЕФ памятных знаков Бубонова и Папопова, Дан Зильберт выразил уверенность, что награды найдут своих героев.

Пятоев своим памятным знаком очень гордился и снимал его, только когда ему было нужно выйти с территории психиатрической больницы. Выпускать его за территорию больницы с памятным знаком на груди больничная охрана отказывалась категорически.

Борщевский заказал Аюбу написать сценарий о мусульманских парашютистах. Написанный вскоре сценарий изобиловал сценами с участием хора девочек-бедуиночек. Не оставалась в стороне от этого важнейшего события в жизни общества и газета «Голая правда». Простой офакимский парень Вова Сынок поделился своими воспоминаниями о простом бедуинском парне Ахмеде Алузаеле и простом нелегальном эмигранте Саше Парашютисте. Он писал, что Ахмед Алузаел и Саша Парашютист стояли у истоков русской мафии. Их беззаветная преданность общему делу, их стабильно высокие моральные принципы, по глубокому убеждению Сынка, будут всегда служить живым примером для подрастающего поколения. По мнению Вовы, трагическая потеря братьев Папопа Бубонова и Бубона Папопова является тяжелым ударом, и, в ответ на это, все мы должны сомкнуть ряды и дать должный отпор проискам Славы Оффенбаха. Вова-Сынок последнее время с головой окунулся в большую политику, выполняя ответственную роль простого парня из народа, и публикация в «Голой правде» было его первым публичным выступлением.

Но жизнь не стояла на месте. К нам ехала сбежавшая от ревизора подруга. Интимную подругу Глеба Петровича и свою законную супругу Владимир Капустин встречал в аэропорту имени Бен-Гуриона на грузовике, специально приспособленном для перевозки крокодилов. Другой машины в его распоряжении не было. Дина Тарасова обычно ездила на других машинах, но сейчас была рада и крокодиловозке

Глеб Петрович был уверен, что деваться ей некуда. О наличии у неё израильского паспорта и законного супруга он не то чтобы забыл, но не вспомнил. Текучка заела. Воспользовавшись потерей бдительности, Дина Тарасова вместе с дочкой улизнула в Израиль. На Земле Обетованной у неё знакомых, кроме законного супруга, не было, и она позвонила Владимиру Капустину из аэропорта. Борец с крокодилами прервал репетицию и примчался в аэропорт. Смертельно уставшая Дина с капризничающей дочерью через четыре часа после приземления забралась в крокодиловозку. Из багажа у нее была спортивная сумка с купальниками. Тарасова совершила побег под видом посещения бассейна.

— Я тебе не помешаю. Приду в себя и отвалю, — пообещала Дина законному супругу.

Внимательно выслушав супругу, любящий муж выплюнул сигарету, смачно сплюнул, остановил машину, силой забрал у Тарасовой российский паспорт и аккуратно сжег его, страницу за страницей. После чего сообщил своей супруге, что в ближайшие десять-пятнадцать лет выезжать из Израиля он ей не разрешает. А если она попытается его ослушаться, то ей придется быть съеденной его любимым крокодилом. Так как Дина нелегалка, то искать ее никто не будет, да и крокодилу будет что вспомнить. Животное заслужило. Жить пока они будут пока в кибуце, где он работает, тем более что кибуцные детские сады считаются хорошими. Работать Дину он берет в свой аттракцион, который так и будет называться: «Пасть у ног женщины». Ему нужна партнерша, ну а когда беременность будет заметна, то она посидит дома. Дина Капустина хотела что-то возразить, но, посмотрев в глаза человека, выходящего один на один против крокодила, поняла, что попала в надежные руки. Кибуц так кибуц. Крокодилы немного смущают, но супруг парень приятный. Как она раньше этого не замечала.

Воссоединение с супругой дало новый толчок творчеству Владимира Капустина. Крокодила приручить нельзя. Температура тела крокодила до определенной степени зависит от температуры окружающей среды. На холоде они становятся вялыми и малоподвижными. Поэтому нет их в Неве, Волге и Москве-реке. Голодный, но обогретый крокодил — это животное стремительное, мощное и далеко не глупое. Но накормленный и охлажденный крокодил теряет почти полностью свои морально-волевые качества. На этом и построен аттракцион в крокодилоразводящем кибуце. Разогретый крокодил плотно кушает, после чего охлаждается в холодной воде. После этого он превращается в бумажного тигра и побеждается мужественным Владимиром Капустиным. Его, Капустина, а не крокодила, супруга Дина, одетая строго, но смело, металась вблизи места схватки и вполне искренне болела за Капустина. Было бы уместно отметить, что и в богатом оружейниками городе-герое Туле Дина издалека привлекала внимание прохожих своей внешностью. В романтической же обстановке схватки с крокодилом, окруженная брызгами, одетая в багровое и в свете прожекторов, она была неотразима. Старинная еврейская забава — схватка с крокодилом — переживала свое первое рождение. Захватывающая схватка транслировалась по каналу Евроспорт в разделе «народные виды спорта». Аттракцион начали посещать израильские политические деятели, стремящиеся показать свою глубокую связь с народом. Мужественную чету Капустиных приглашали на популярные телепередачи, брали автографы, обвиняли в связях с русской мафией, снимали в рекламных роликах. Газета «Голая правда» опубликовала серию репортажей с отважными крокодилоборцами, чем значительно подняла свой тираж. Аксессуары из крокодиловой кожи с торговой маркой «Dina Kapustin» украшали собой дорогие магазины по всему миру. Появившийся было на горизонте второстепенный российский политик Глеб Петрович, через прислугу был послан далеко-далеко. Желтая пресса опубликовала скандальные высказывания светской львицы, что долго пережевывалось в аристократических салонах. Это была одна из самых блистательных карьер среди репатриантов, приехавших в Израиль в девяностые годы. Чета Капустиных жила на берегу Тивериадского озера на вилле, построенной в стиле средиземноморской готики. Владимир был страстным собирателем тульских самоваров, а Дина — известной меценаткой, много жертвовавшей на помощь репатриантам и сионистское воспитание молодежи. В Туле на свои средства она содержала еврейскую школу, а в Израиле была избрана почетным председателем общества евреев, выходцев из Тулы и Тульской области имени Левши. Их дом в Лиане превратился в место паломничества тульского еврейства. Здание было перестроено в форме самовара, и в актовом зале красовалось мозаичное панно работы Гельфенбейна под названием «The Tula Jews write the letter to the secretary general with the request to release them to Israel» (Тульские евреи пишут письмо генеральному секретарю с просьбой отпустить их в Израиль). Общество тульских евреев им. Левши под патронажем Дины Капустиной вошло в качестве коллективного члена в РНЕФ, что придало фронту определенный шарм, и его руководство стали пускать в приличные дома, в тех случаях, когда руководство было подобающе одето.

Сценарий фильма «Судьба Барабанщика», над котором работала киностудия «Антисар», претерпел значительные изменения и в него были включены в качестве центральной сцены схватки братьев Папона Бубонова и Бубона Папонова с заградительным отрядом доктора Лапши. Бой происходил на территории Грозненского зоопарка в отделе аллигаторов и крокодилов. Братьев дублировал сам Владимир Капустин, а в роли спасаемой им чеченской красавицы Лейлы блистала Дина Капустина. Бой велся на фоне замечательных песен из американского фильма «Тарзан» в исполнении хора девочек-бедуиночек. Роль мужественного мусульманского воина Ахмеда Алузаела, честно выполнившего свой интернациональный долг в Ичкерии, в пронзительной манере сыграл известный мастер, лауреат Гаванского кинофестиваля Ян Кац. Актерский дебют Вовы-Сынка в роли Саши-Парашютиста можно назвать блистательным. Вова-Сынок создал эпический образ былинного чеченского богатыря, оберегавшего родные очаги от орд алчных завоевателей. Но подлинным кинематографическим открытием, событием, сделавшим фильм «Судьба Барабанщика» знаковым, подлинно эпохальным, была блистательно сыгранная мной фигура чеченского командира Барабанщика, опытной рукой ведущего возглавляемый им отдельный отряд невинных мусульманских девушек-снайперов имени шейха Мустафы от победы к победе. Пасторальные сцены отдыха невинных девушек-снайперов, а их сыграли такие известные актрисы, как Валентина Рожкова и Варвара Бух-Поволжская, Мирьям Абуркаек и Ольга Борщевская, непрерывно сопровождались пением хора девочек-бедуиночек. Умное, мужественное лицо командира (я снимался без грима), всегда заинтересованно смотревшее на своих бойцов, говорило зрителю — этих девчат нельзя сломить. Их можно только уговорить. В любой точке мира, от Косова до Филиппин, от Чечни до Танзании, всюду, где рука мусульманского бойца сжимала автомат Калашникова, фильм «Destiny of the Drummer» (Судьба Барабанщика) жёг сердца людей и сжимал в ярости кулаки уставших колоть рук. После выхода «Судьбы Барабанщика» на экраны, даже в маленьких, но независимых прибалтийских государствах фильмы киностудии с замечательным названием «Анти Сара» стали транслироваться по телевидению.

Во время закрытого просмотра киноэпопеи нефтевладеющий принц вновь припомнил Глебу Петровичу этот отвратительный эпизод с Диной Тарасовой. Принц был сторонником ведения переговоров в располагающей доброжелательной атмосфере «meetings without ties», (встречи без галстуков) а еще лучше «without trousers» (без брюк). На одну из таких встреч в этом формате, по просьбе принца, и была приглашена Дина Тарасова. Во время подготовки к встрече Глеб Петрович обрисовал, в общих чертах, как цели встречи, так и способы, которые, по его мнению, должны были привести к желаемому результату.

— Вы должны понять, — говорил Глеб Петрович, обращаясь не только к Дине Тарасовой, но и ко всем участницам встречи, — что политическое движение, не имеющее поддержки извне, способно совершить только дворцовый переворот. По настоящему революционное политическое движение, ставящее своей целью радикальное преобразование общества, до того момента, как оно приходит к власти, всегда является агентом политического влияния другого государства. Это общее правило для всех стран. Ленин смог прийти к власти только благодаря поддержке Германии. Хомейни в течение 15 лет до прихода к власти в Иране жил в Ираке и только за год до исламской революции поселился в Париже. Для того чтобы Россия приняла мусульманство, мы обязаны принимать иностранную помощь, какими бы болезненными иногда не были её условия.

При слове «болезненными» соратницы по борьбе напряглись, но не осмелились перебить оратора.

— После прихода к власти время все расставит по своим местам и покажет, что именно агенты иностранного влияния оказывались истинными патриотами своей Родины. Так было в России с коммунистами, так же было в Иране с исламскими революционерами и так же будет с общероссийским исламским движением.

Глеб Петрович кончил, и соратницы облегченно вздохнули. Дина Тарасова по натуре была далека от политики, важности принятия Русью ислама не понимала, да и принц был ей противен. Вылет в Израиль был для неё импровизацией, вызванной чисто физиологическим отвращением к их высочеству. Отсутствие Дины на встрече будущий монарх воспринял очень болезненно. Он выразил сомнение в способности Глеба Петровича возглавить политическое движение и предложил ему уйти на покой и поселиться вместе со своей законной супругой в деревне в Израиле, где его благоверная редактирует какую-то порнографическую газету, кажется, что-то голое. Глеб Петрович воспринял предложение о совместном проживании с законной супругой не только как унизительное, но и как неприличное. Большой политик и пламенный мусульманский революционер затаил обиду на представителя реакционной монархии.

А в это время сгущались тучи в офакимской психбольнице. Как-то в конце ночной смены, когда я с Пятоевым вели неравную борьбу со сном, к нам обратился доктор Лапша. Глава отделения судебно-психиатрической экспертизы, который в ночи крадется на свое рабочее место, вызвал умиление. Последний раз подобный случай трудового энтузиазма был описан в тридцатые годы в Советском Союзе, когда шахтер Стаханов за одну рабочую смену добыл угля больше, чем его было в шахте. Мне и Пятоеву захотелось встать и рапортовать, но доктор Лапша обратился к нам с неожиданной просьбой рассказать ему о том, что привело нас в медицину. Я честно рассказал, что с детства мечтал стать ветеринаром и даже поступил в ветеринарную академию. Учился я прилежно, но когда началась практика, меня обвинили в жестоком обращении с животными и с треском выгнали из академии. После чего мне пришлось пойти в медицинский институт, где моя строгость не была так заметна.

Пятоев по-военному кратко доложил, что в психиатрию он пришел из рядов вооруженных сил, так как по прибытии в Израиль не нашел ничего более приличного. Хотя долго искал. Доктор Лапша выразил свое глубокое удовлетворение тем обстоятельством, что ему довелось работать с людьми столь преданными своей профессии, после чего уныло заявил, что в настоящее время в Израиле сложилось тревожное положение в сфере изнасилований и развратных действий.

Это была общеизвестная банальность. Рассказы о том, что Иордан впадает в Мертвое море, нас мало интересовали, но каким образом это касалось доктора Лапши, было для нас любопытным. Руководитель судебно-психиатрической экспертизы поведал нам следующее. В настоящее время он тяжело конфликтует с главным врачом больницы и поэтому ждет обвинений в свой адрес в изнасиловании или развратных действиях, возможно, в отношении несовершеннолетних, или в гомосексуальных связях с находящимися в отделении больными. Это обвинение доктор Лапша готовился встретить во всеоружии. Он в течение полугода принимал лечение одновременно в двух известных клиниках по поводу застарелой импотенции, которой якобы страдал, аккуратно собирая документы, подтверждающие его заболевание. Но полной уверенности в конечной победе у него не было. В связи с чем он утверждал, что является родным дядей братьев Папона Бубонова и Бубона Папонова, что его настоящее имя Бидон Надоев и что в случае, если ему придется перейти на нелегальное положение, чеченская диаспора офакимской психбольницы в лице полевого командира Барабанщика и майора шариатской безопасности Пятоева должна ему помочь. Будущий лжеимпотент Бидон Надоев надеялся затеряться среди бойцов отдельного отряда невинных мусульманских девушек-снайперов имени шейха Мустафы. Представители чеченской диаспоры психбольницы обещали подумать.

— У меня однажды парашют не раскрылся, — прокомментировал произошедшее Пятоев, — но чтобы так удариться головой...

В действительности опасения доктора Лапши были не беспочвенными. В течение многих лет в израильском Кнессете свирепствовала одна страшненькая на внешность депутатка, которой удавалось периодически проводить законы, направленные на борьбу с мужчинами. В её представлении таким образом она защищала женщин. Конечной её целью было создание законодательной базы, дающей возможность посадить в тюрьму всех мужчин, уличенных в мыслях или действиях эротического содержания. Поголовному помилованию до суда подлежали только представители сексуальных меньшинств. Но, будучи реальным политиком, к своей цели она шла кривыми дорожками и маленькими шажками. В настоящее время в третьем чтении был принят закон, вводящий уголовное наказание за хлопок по ягодице в общественном месте, и был внесен на рассмотрение закон, приравнивающий рассматривание открытых частей тела на теле женщин, например лица или ног, в течение более 45 секунд, к развратным действиям. Создание подобной сексуально-юридической реальности привело к тому, что в случае любого конфликта на любой почве создавалось реальная угроза уголовного дела по обвинению в сексуальных домогательствах. А так как чему быть, того не миновать, то по стране покатилась волна реальных изнасилований и гнусных сексуальных домогательств.

Офицер безопасности психбольницы Израиль Фельдман был парень видный, женщины его, как правило, любили, если он их об этом просил. Поэтому пламенного антисексуального бойца из него не получилось. Ему часто удавалось разваливать уголовные дела, построенные на нелепых обвинениях сексуального характера. Тем не менее карьера лжеимпотента Бидона Надоева имела реальные шансы состояться. После обсуждения с товарищами по борьбе было принято следующее воззвание.

— Чеченская диаспора офакимской психбольницы с нескрываемой радостью сообщает, что в её ряды влился видный деятель международного шариатского движения, известный дядя легендарных братьев Бубона Папонова и Папона Бубонова, руководитель шариатской безопасности города Очкуй-Мартын, выпускник Гнесинского училища по классу фортепиано, всеми любимый Бидон Надоев.

Доктору Лапше было рекомендовано, не прекращая лечение от импотенции, начать заниматься вокалом. В случае неблагоприятного развития событий это позволит ему перейти на нелегальное положение и затеряться в хоре девочек-бедуиночек, где он сможет успешно пройти курс молодого бойца, и, будучи отличником боевой и политической подготовки, сможет занять достойное место в отдельном отряде невинных мусульманских девушек-снайперов имени шейха Мустафы. В знак вступления в нерушимый союз участников чеченских войн, а также в русскую мафию доктор Лапша подписался на газету «Голая правда», а во избежание обвинений в расизме и предвзятости — на газету «Чёрный передел».

В последнее время между этими печатными органами разгорелась острая литературоведческая дискуссия, как обычно, не лишенная политического подтекста. В газете «Голая правда» были опубликованы воспоминания Валентины Рожковой о посещении экипажем линкора «Нью-Джерси», корабля входящего в шестой американский флот, базирующийся в Средиземном море, публичного дома «Экстаза». Публикация имела длинное, но поэтическое название «Белеет penis (пенис) одинокий в тумане моря голубом». Автор задался вопросом: «Что ищет он в стране далекой?».

Воспоминания были тепло встречены критикой и вызвали живой интерес в читательской массе. «Голая правда» получала множество писем почитателей таланта Валентины Рожковой. Окрыленная успехом молодой литератор на основе газетной публикации написала повесть под тем же названием. Иллюстрации к одинокому, белеющему в тумане пенису нарисовал заслуженный художник Кабардино-Балкарии Михаил Маркович Гельфенбейн. Интересно отметить, что позировать ему любезно согласился шейх Мустафа. Автором предисловия был руководитель отдела по работе с молодежью Русского национального еврейского фронта Ярополк Капустин.

«Чёрный передел» откликнулся на выход повести серией острых публицистических статей, подписанных Славиком Оффенбахом. Отмечался общий низкий литературный уровень и обилие банальностей.

— Что может быть банальнее «голубого моря», а чего стоит замечательная режиссерская находка с бросанием торта в лицо.

Здесь Оффенбах был неточен. В повести не торт бросали в лицо, а лицо клали на торт. Но главное обвинение заключалось в плохом скрытом расизме.

— Почему он белел, — возмущался Оффенбах, — почему не чернел или хотя бы коричневел?

Движение за освобождение эфиопского еврейства призвало своих сторонников бойкотировать книжные магазины, в которых продавалась повесть Валентины Рожковой. Сторонники ДОЭЕ и до пламенного призыва Оффенбаха бойкотировали вообще все книжные магазины, независимо от того, какие книги там продавались, поэтому и эта никчемная кампания травли свободного слова с позором провалилась. Доктор Лапша воспринял вступление в русскую мафию очень серьезно и по выходным дням прорабатывал пятничный номер «Голой правды» от корки до корки.

— Нуте-с, нуте-с, — говаривал он, разворачивая газету по утрам, — чем сегодня возмущена прогрессивная мировая общественность?

В пятничном литературном приложении художник Гельфенбейн опубликовал любопытную статью «Белая горячка как источник вдохновения большого мастера».

Светлана Капустина вела литературную викторину. На вопрос «Кто первый автор Гаврилиады?» давалось четыре варианта ответа:

а) Ильф и Петров;

б) Ляпис-Трубецкой;

в) Лебедев-Кумач;

г) Пушкин.

Шейх Мустафа поведал миру новую серию бессмертных высказываний.

Ян Кац опубликовал поэму «Поц».

Центральное место в номере заняла архиважная статья нефтеносного принца «As to us to reorganize a harem» (Как нам реорганизовать гарем).

Остропублицистическая публикация Костика (Константина Будницкого) «О национальной гордости великоевреев» напоминала нам о приближающихся выборах.

В любопытной заметке Дана Зильберта рассказывалось о новой картине Гельфенбейна «Иван Грозный реабилитирует своего сына», к работе над которой маститый художник приступил по заказу ветерана правоохранительных органов.

Известный израильский социолог Итамар Каплан опубликовал научную работу под названием «Marriage behaviour, the women-emigrant arrived to Israel from Russian Nechernozemia» (Брачное поведение репатрианток, прибывших в Израиль из российского Нечерноземья). Автор на основе большого статического материала убедительно показывал, насколько велики лично его шансы стать предметом брачных притязаний репатрианток из российской глубинки. По крайней мере, ему очень хотелось в это верить.

В заметках садовода, которую вел Вениамин Леваев, «Голая Правда» писала о bald peach (лысых персиках), который автору статьи удалось вырастить на каменистых почвах Хевронского нагорья.

Заслуживали внимания и военно-полевые рассказы Игоря Пятоева под общим названием «Пуля дура — das Bajonett der Prachtkerl (а штык молодец)» в которых автор чрезвычайно тепло отзывался об уставе караульной службы узбекской армии.

Любителей мемуаров порадуют записки Ольги Борщевской «Савва Морозов как зеркало русской революции». Юного же читателя несомненно привлечёт цикл стихов молодой израильской поэтессы Инбар Бен-Ханаан под названием «Как я была Белобородько».

Братья Папон Бубонов и Бубон Папонов под псевдонимом תקווה פפובה (Тиква Попова) опубликовали любопытные этнографические заметки о нефтедобывающих народах Персидского залива.

В этом же номере «Голой правды» началась публикация глубоко народного романа Вовы Сыночка «Сила есть».

Много интересного содержалось в путевых заметках Варвары Бух-Поволжской «Путешествие по Иордану с шейхом Мустафой».

Несомненно, заслуживает внимание эссе Владимира Капустина «La larme du crocodile» (Слеза крокодила).

В фундаментальной литературоведческой работе доктора Лапши «Творчество Бидона Надоева и его вклад в формирование шариатской идеологии» было приведено множество фактов, не известных ранее широкой публике, был впервые опубликован ряд важнейших документов, отражающих развитие и становление шариатской мысли. «Творчество Бидона Надоева и его вклад в формировании шариатской идеологии» стало этапной вехой в исследовании истории такого мощного пласта культуры, как идеи шариата, привлекло заинтересованное внимание как исследователей, так и широкого круга философски настроенного читателя, взыскательного, но благодарного.

В рубрике об аномальных явлениях психики Светлана Аркадьевна Капустина поведала о странном эпизоде, случившемся с ней более двадцати лет назад. Тогда она, без всякой видной причины, ощутила себя графиней и начала быстро бегать с изменившимся лицом по городской свалке в поисках пруда. Через сорок минут это явление На последней странице «Голой правды» было помещено объявление, сообщающее о том, что общество тульских евреев под патронажем Дины Капустиной в очередной раз соберется у самовара для встречи со мной и моей Машей. Я отчитаюсь перед собравшимися о проделанной работе за истекший период и продемонстрирую присутствующим свою Машу. Встреча состоится в штаб-квартире Русского Народного Еврейского Фронта (бывший домик Дины Тарасовой). Приглашаются все члены русской мафии. Вход по удостоверениям службы шариатской безопасности.

Конец первой части