На улице бушевала гроза. Ветки деревьев и струи осеннего ливня стучались в окно, постоянные вспышки молнии освещали пространство, и, вместе с тем, маленькую комнату в многоэтажке, единственную, где не горел огонь. По комнате ходил мужчина, укачивая на руках младенца. Младенец не желал успокаиваться, кричал, истошно вопил. Мужчина грустно смотрел на лицо ребёнка и напряжённо думал.
«Что мне делать? — думал он. — Моя жена умерла, оставив мне на руках совсем крохотную дочь. Я неизлечимо болен. Мне осталось совсем немного. Может быть, день, может быть, неделю, может быть, даже месяц, но я всё равно умру. И кто же тогда будет присматривать за моей девочкой? У меня нет родственников, некому взять её. Я хочу умереть, я хочу воссоединиться с женой, но я не могу оставить свою дочь одну. Я не должен умирать!»
Он почувствовал, как у него предательски заслезились глаза. Болезнь, которую открыли совсем недавно, не поддавалась лечению. Она убивала людей как сильный яд — быстро и практически незаметно, хотя могла, подобно СПИДу, жить в человеке многие годы. И он был болен в самой последней стадии, когда даже лучшие врачи разводят руками. Он был не прочь умереть… Но это крохотное живое существо на его руках, его ребёнок, его дочь! Она не должна остаться одной. «Что же мне делать, что же мне делать?»
Кажется, ребёнок успокоился: во всяком случае, крики поутихли. Он сел в кресло, продолжая укачивать дочь, и неожиданно почувствовал странную слабость, зародившуюся где-то в низу живота, и мгновенно распространившуюся по всему его телу. Захотелось спать. Он понял, что это значит, и попытался бороться со сном, но не смог. Глаза закрылись сами собой. Засыпая, он всё же крепко прижал к себе дочь, уже переставшую плакать.
22.04.08
— И сколько мне осталось жить? — спросил он у врача.
— Три дня, — ответил тот.
Странно, но он ничего не почувствовал. Никакой боли — лишь полнейшее безразличие ко всему. А чего здесь бояться? Его смерть будет абсолютно безболезненной — он просто уснёт, как засыпают все люди каждый день. Но…
— Моя дочь, — тихо сказал он.
— Её отдадут в детский дом, — сказал врач.
Детский дом! Само это слово вызывало у него панический страх. Он и сам был воспитанником детского дома и знал, в каких ужасных условиях растут сироты. Нет, его дочь ни при каких условиях не должна попасть туда!
— Она не должна быть там, — твёрдо сказал он.
— У вас есть иные варианты? У девочки нет потенциальных опекунов. Или вы можете предложить своего опекуна? — с иронией спросил врач.
— Нет, знакомых, которые согласились бы взять её на опекунство, у меня нет, — ответил он. — Есть другое предложение.
— Вы имеете в виду себя? Но ваша болезнь неизлечима, вы и так это знаете!
— Вы ближе к истине, — сказал он. — Дело и в самом деле касается меня. Мне известно, что у вас поставлены новые опыты по выращиванию организмов-клонов в искусственной среде за день. Вы понимаете, о чём я?
— Но это запрещено! — воскликнул врач. — Вы понимаете, что за это меня могут посадить?
— Если вы всё сделаете чисто, никто ничего не поймёт, — сказал он. — В случае согласия вы получите половину моего банковского счёта. Это десять тысяч долларов, подумайте. Кроме того, вы спасёте судьбу ребёнка.
Увидев, как колеблется врач, он продолжил.
— Я прошу вас. Я знаю, что вы боитесь. Но я прошу вас сделать невозможное.
Неизвестно было, что больше соблазнило молодого врача — десять тысяч долларов или перспектива помочь ребёнку, но он заметно колебался между трудным выбором.
— Хорошо, — сказал он. — Я сделаю то, что в моих силах.
24.04.08
— Он готов, — сказал врач.
— Вы покажете его мне? — спросил он.
— Вы так хотите его увидеть?
— Очень интересно, насколько он похож на меня, — сказал мужчина.
— Полностью идентичен, — ответил врач. — Как брат-близнец. Мне удалось провести всё так, что об этом знаем только мы двое.
— Так вы покажете? — спросил он.
— Да, конечно, — врач повернулся. — Зайдите сюда, пожалуйста.
Из-за ширмы вышел человек. Ему показалось, что он смотрит в зеркало. Этот человек полностью, черта в черту, повторял его самого. Даже братья-близнецы более различимы, чем они. Та же родинка на шее, тот же след от прокола на губе, который он носил в молодости.
— Поразительное сходство, — сказал он.
— Кто он мне? — спросил мужчина у врача. — Отец, брат? Я знаю, что я — его клон. Всего лишь копия с него. Я знаю, зачем меня создали. Я знаю все его тайные мысли, потаённые чувства и желания — но зачем? Кто я вообще? Неужели цель всей моей жизни — это уход за ребёнком?
— Вы правы, — ответил врач. — Нашему пациенту осталось совсем немного. Его тело мы тайно похороним, а вместо этого на его место поставим вас. Но не забудьте хорошо играть свою роль. Впрочем, — добавил он, — вам будет нетрудно играть его. Вам даже не придётся его играть, потому что он — это вы, и вы — это он.
— Заражён ли я? — спросил клон.
— Нет. Мне удалось убрать этот генетический материал, поэтому вы абсолютно здоровы.
— Оставьте меня, — прохрипел мужчина с койки.
— Что-что? — спросил, не расслышав его, врач.
— Оставьте меня, — повторил он. — Это конец. Я чувствую смерть. Она приближается ко мне, заносит надо мной свою косу. Это конец.
Сказав это, он закрыл глаза, и больше не открывал их.
— Вы меня понял, — сказал врач.
Клон кивнул.
24. 04. 24. (шестнадцать лет спустя)
— Что-то случилось? — спросил он у дочери за обедом, заметив её нахмуренное лицо.
— Да, папа, — ответила она. — Я узнала совсем недавно, что больна неизлечимой болезнью. Она могла передаться мне только по наследству. Мама не была больна. Ты тоже. Что же тогда выходит?
— Пожалуй, пришла пора рассказать тебе правду, — вымолвил он.
— Какую правду? — спросила девушка.
— Я — не твой отец.
Наступило долгое молчание.
— Но кто же ты тогда? — недоверчиво спросила девушка. — По всем документам, ты — мой отец.
— Я — клон твоего отца.
— Но разве…
— Тогда их только научились делать. Твой отец был болен, ему оставалось жить совсем недолго, и он попросил врача сделать клона — то есть меня, чтобы он присматривал за тобой. Так как в то время подобные эксперименты были запрещены, всё произошло под строгим покровом тайны. Официально твой отец просто чудом излечился. На самом деле он давно мёртв, а землю топчет его копия.
— Так вот в чём дело… — задумчиво сказал девушка, водя вилкой по тарелке. — И когда это было?
— Сегодня будет ровно шестнадцать лет с того дня, — ответил он. — Тебе тогда было два месяца.
Девушка неожиданно встала и быстрым шагом направилась к выходу.
— Ты куда? — спросил он.
— Я ненадолго, п… — она замялась. — В общем, скоро вернусь.
Она вышла, негромко хлопнув дверью.
— Подросток, — вслух подумал он.
Шесть часов спустя.
Сначала ему показалось, что у него просто двоится в глазах. Однако так как никакие другие предметы в комнате не имели своих двойников, он понял, что вторая девушка, стоящая рядом с его лже-дочерью — абсолютная реальность.
— Что это значит? — спросил он.
— Разве не ясно? — спросила одна из девушек, та, что стояла справа. — Я — твоя дочь.
— А я — настоящая, — добавила левая девушка.
— Не понимаю, — неуверенно сказал он.
— Я клонировала себя, — сказала левая девушка. — Теперь она (указывая на свою соседку) — твоя дочь.
Он встал. Посмотрел в глаза клонированной девочке. Она взяла его за руку.
— Покажи мне этот мир, папа, — сказала она.
Он улыбнулся.