Дневник: Мох

ЦЕНА МЕСТИ Западная Ирландия. 776-й год н.э. Боуэн стоял на скале и вдыхал соленый воздух Великого моря. Жестокие волны разбивались о каменистый берег, но даже их шум не мог заглушить пронзительные крики чаек. Черно-белые птицы — проводники между мирами — были безразличны к судьбам людей. Их совершенно не волновали столбы дыма, что таяли над горизонтом. Там, среди влажных зеленых равнин, догорали селения клана Тромхейдов. Родного клана Боуэна. Где царили мир и радость, где смеялись дети, теперь чернели пепелища... Из затуманенной памяти снова всплыл тяжелый, давящий своей яркостью образ — белозубый бородач в островерхом шлеме, мощный как волкодав. Он улыбается, в руках — боевой топор, у ног умирает старик. А вокруг: крики и плачь, шум огня и запах горелой соломы и десятки бородачей грабят, насилуют, убивают ни в чем не повинных людей. Викинги. Враги. Легкая и хрупкая на вид чайка пролетела над самой головой кельта, едва не задев его длинные рыжие волосы. Бывалый воин даже не пригнулся. В своих мыслях, суровых как серое небо, он был далеко отсюда... 'О боги... За что?' *** — Душу? — Лицо друида было очень старым, словно вырезанным из коры векового дуба. — Да. Воин поежился от осеннего холода. Сизый туман обнимал обоих храбрецов, что осмелились нарушить покой Проклятой рощи. Невдалеке завывала сова. Совы — это пропащие души. Кем ты была, сумрачная птица? Несчастной девушкой, что бросилась с обрыва, дабы не достаться викингам? Или одним из этих самых викингов, жестоким воином, на чью голову обрушился карающий меч ирландца?.. Боуэн отвлекся от пустых дум. — Да, Сараус. Я хочу продать душу. Друид неуверенно почесал седой висок. — Ты должен знать, сын О*Коннора, Вейра — коварный дух! — Плевать! — выкрикнул воин. — Я должен отомстить! За своих братьев, за семью, за свой клан. Они убили всех! Морщины на лбу Сарауса стали глубже, на лицо наползла тень. — Не кричи. Не гневи Хранителей рощи, глупец. Это тебе не римская таверна, где все решают сила глотки и сила кулака. Мы стоим на могилах Ферраев! Воин смутился. — Да. Прости меня, Учитель. Вокруг возвышались старые, изъеденные мошкарой ивы. Вне всякого сомнения, дивными лунными ночами на их ветвях раскачиваются эльфы, а среди корней проказничают русалки. Ива — великое древо. Молодое и зеленое оно олицетворяет жизнь. Старое и трухлое — смерть. В этом изменчивом мире все слишком запутано... Повисло холодное молчание. Смотря на опустившиеся плечи Боуэна, на его осунувшееся лицо и безнадежный взгляд, друид понимал: отговаривать воина бесполезно. Только месть все еще оживляла глаза Последнего из Тромхейдов. — Ты окончательно решил, сын О*Коннора? — Да. — Подумай хорошо. Если твою душу заберет Вейра, ты никогда не ступишь на берега блаженного Авалона! — Мне не нужен Авалон. Это все сказки для слабаков. Тихая земля для усопших воинов. Цветущий край за морем... Прекрасные девушки и сладкие плоды. И реки, где вместо воды — вино... Не верю я в сказки! Друид пожал плечами: — Ну и напрасно. Я видел его берега. Но ты свой выбор сделал! Воин едва сдержал злую усмешку. Старик начал его раздражать. Говорит высоким слогом, верит в сказки... Но ведь на то он и друид! Сам Боуэн все же верил в сказки. Но лишь в темные. И лишь в злые силы! — Сараус, давай начнем Обряд. Старик посмотрел воину прямо в глаза. — Начнем! *** Могучие волны разбивались о скалы Норвегии. Двадцать драккаров рассекали воды Северного моря. Эрик Белозубый возвращался домой. С богатой добычей! *** В тумане над болотом помигивали фиолетовые огоньки. О*Неи — души мертворожденных детей. Они звали за собой: 'Иди к нам, храбрый воин! Иди к нам, храбрый воин! Оставь жестокий мир живых! Жизнь — это борьба и страдания. Смерть — это мир и покой! Иди к нам, воин. Оставь все свои заботы! Познай тишину Забвения... 'Храните меня, светлые боги' — пробормотал Боуэн. И ступил в гнилую воду. *** В обширном жилище пахло жареным мясом, царил полумрак. Хмельные напитки лились рекой, играла простая веселая музыка. Викинги клана Меровингов праздновали победу. — О, да! Как я его разрубил! Трусливый кельт пытался закрыться щитом. Так я его вместе со щитом! Ударом топора пополам! Ноги сделали еще пару шагов, а глаза уже остекленели! Это надо было видеть. — А какие там девушки, эх!.. У нас, в Норвегии, таких нет... — Что!? Что ты хрюкнул, грязный хряк? — А тебе не понравилось, шелудивый пес? — Да сейчас я тебя!!! На пол полетели кувшины вместе с яствами, жалобно хрустнула деревянная скамья... Кто-то азартно захохотал, кто-то сокрушенно покачал головой. На грязный стол брызнула кровь. Вместе с зубами... Эрик зло сплюнул. — Видел бы это Один! Бывалые воины напились и дерутся как юнцы. Старый Герман вытер рот тыльной стороной ладони. — Но ведь в Ирландии они храбро сражались. Как от них бежали кельты! Наверное, сам Игга — конь богов — при всех своих восьми ногах не смог бы бежать быстрее! Эрик отхлебнул душистого эля. — Ирландия — это прошлое. Мы можем и дальше ее грабить. Но это не принесет нам славы. Добычу — да. Но не славу. — Неужели ты собираешься... — Собираюсь, брат. — Эрик вытер засаленные руки о бороду — Я поведу своих людей на Юг. К берегам Галлии. Римские псы давным-давно покинули ту землю. Защищать ее некому. Мы пройдем по ее берегам железом и огнем! Мы награбим столько добычи, что сами боги будут нам завидовать! Герман почесал обросший щетиной подбородок. — Не нужно говорить о богах дурно, Эрик. — Хочу и говорю! Сам Один покраснеет, узнав о нашей славе! Мы поставим Галлию на колени! Викинг зачерпнул еще эля. Музыка стала слабее. Она продолжала играть, но теперь ее звуки доносились словно из-под земли. И как отражение, из чаши с элем на Эрика смотрело полное ненависти лицо. И глухой, низкий голос спросил: 'Ты помнишь мое селение?' — О боги! Кто ты!? Мощный хлопок по плечу вернул викинга в мир живых. — Что с тобой? — Ничего. Наверно я слишком много выпил. — Но ведь у тебя еще даже щеки не порозовели! Веселись, брат! — Да! Прочь дурные мысли. И воин поднял чашу. — За нашу победу! Слава богам! — Слава! — За победу! — Пусть враги бегут, как крысы! Эрик довольно улыбнулся, отхлебнул из чаши... И с криком сплюнул на стол. В чаше была кровь. *** Пространство наполнял дивный, прекрасный свет. Он струился отовсюду и переливался мягкими красками. Свет походил на душистый мед из полевых трав, мед, что заставляет на миг забыть обо всех горестях жизни... Боуэн медленно шагал по дну и ощущал ни с чем несравнимый покой. Тело омывали прохладные волны светящейся воды, среди золотых лучей звучала блаженная музыка. Всюду сновали серебристые рыбки и прозрачные медузы. Среди зеленых водорослей сладкими голосами пели русалки. Но горы человеческих черепов, что громоздились на дне, напоминали — это враждебный мир. Воин не ощущал ни тревоги, ни страха. Все что терзало душу там — наверху — здесь казалось пустым и бессмысленным. Хотелось забыть обо всем и раствориться в светящихся волнах, раствориться и исчезнуть навсегда! — Забудь обо всем, что тебя беспокоит, Воин! Забудь обо всем! Оставь все свои заботы. Познай тишину Небытия! — Снова эти О*Неи. Какие же они надоедливые! Боуэн ощущал дивную сонливость, блаженное желание отпустить душу. Исчезнуть... — Нет! Свет Болота померк. — Нет! Я Человек, а не темный дух! Мне не нужно ваше Забвение. Мне не страшны мучения. Я рожден для борьбы. И буду бороться! Из глубины послышался стук копыт. Он отдавался гулким эхом, напоминал биение умирающего сердца. До ушей Боуэна донеслось ржание лошадей. Жуткое и завораживающее... — Ты хотел меня видеть, сын О*Коннора? Владычица Вод восседала на янтарной колеснице. Ее огненно-рыжие волосы развевались на волнах, огромные изумрудные глаза смотрели с темной, нечеловеческой мудростью. И... жалостью. Молочно-белое тело было завернуто в зыбкое одеяние из холодных трав. Во рту виднелись мелкие, но острые зубки. Темная богиня была прекрасна! — Вейра, давай не будем тратить время на пустые разговоры. Я пришел, чтобы продать душу. — А отчего и не побеседовать? Для мертвых времени не существует. Имеет значение лишь Вечность. — А я еще жив, не забывай этого, Владычица вод. — Это ненадолго — Вейра оскалилась в зубастой ухмылке. — Дай мне Силу. Я хочу отомстить врагам. Они... — Да, я все знаю! Золотогривые кони скребли копытами дно. Они светились и переливались медовыми волнами, издавали тихую музыку. Боуэн знал — тут все недоброе. Все мертво. И нельзя верить ничему. — Мне мало твоей души, воин, — проговорила богиня. Её голос лился как вода — мелодичный и завораживающий. — Кроме души у меня ничего нет. — Есть. Самое дорогое. Самое чистое. То, что осталось у тебя из Прошлой жизни. Жизни, которую забрали враги. Боуэн опустил взгляд. Что у него осталось? Память? В сознании проплывали радостные картины детства, отрочества, юности. Изумрудно-зеленые луга, стада кротких овец. Улыбка брата, тихий смех матери, игры со сверстниками. Обряд посвящения в Воины... Все это было таким близким! Но уже недостижимым, чужим. Стена, тонкая и прозрачная, как осенний лед, но прочная, как восточная сталь, разделила жизнь на До и После... — Забирай мою Память. — Не Память. У тебя есть нечто дороже! Ах, это! Боуэн достал из кармана золотую монету. Римский динарий — подарок от Отца. Подарок ко дню Совершеннолетия. Сколько тогда было радости! А сейчас... А сейчас имеет значение только месть. — Согласен ли ты, сын О*Коннора, отдать нам самое дорогое, что у тебя есть? — Согласен. Держи. Болотная богиня протянула вперед свои сильные руки. Боуэн бросил ей монету. И последняя крупица беззаботного детства опустилась в ладони темной владычице. *** Западное побережье Галлии. Несколько месяцев спустя. — Слушай, старый дурак, если к рассвету ты не выведешь нас из леса — ты труп. Понял? — викинг провел ребром ладони по горлу. — Пожалуйста, не убивайте меня! Я и правда, не знаю дорогу. Произошло что-то странное, еще утром здесь были поля! — Мы тебя предупредили. На юге догорали остатки монастыря. Викинги нагрянули нежданно — среди глухой ночи — и быстро свершили свой кровавый суд. Слабые не имеют права на жизнь! Два десятка наемников были изрублены как капуста, крестьяне побросали вилы и разбежались. Монахи спрятались за стенами и молились. Но молитвы не помогли. Скандинавам досталась богатая добыча! Зарево пожаров отражалось от дождевых облаков. Гремел гром. — Так ты не знаешь дорогу? Если знаешь, почему мы до сих пор в лесу? — Я же говорю вам, еще вчера тут были поля! Не знаю, что произошло! Эрик сплюнул. — Старик нас дурит. Рюрик, убей его. — Погоди, вождь, если он нас не выведет, сами мы уж точно никак не выйдем! — Выйдем. Тут что-то нечисто. Но я силен. Моя бабка была шаманкой из северных краев. Я чую запах Смерти. Викинги молча переглянулись. Лица были бледны. Великие воины испугались! Над головами темнела звездная бездна. На западе клубились грозовые тучи. На востоке начинался рассвет. Эрик достал ожерелье из моржовых зубов, прикрыл глаза и начал напевать странную песенку. При виде этого несколько молодых воинов растерянно ухмыльнулись... Подул ветер. — Слишком поздно! И Эрик выругался. Со всех сторон к лесной тропе подбиралась вода. Гнилая, бурлящая, светящаяся вода, воняющая Смертью. Кони дико заржали и начали вырываться. Телега с награбленным золотом накренилась и тяжело завалилась набок. — Бежим отсюда! — Куда? — К кораблям, куда же еще! — А где море!? Куда бежать? Викинги ругались по-черному, упоминали своих богов, бормотали заклинания, просто кричали. На небольшой отряд надвигалась сама Смерть! И тут Эрик увидел Боуэна. Кельт стоял на вершине лысой горы и глаза его светились красным огнем. — За тобой должок, бородач. Пора отдавать! — Тромхейд обнажил острый клинок. — Что еще за должок? Я с тобой в кости не играл. Я все долги запоминаю!!! — Отдай свою Жизнь! Гнилая болотная вода подбиралась уже к животам викингов. Она вздымалась высокими волнами и пожирала людей вместе с конями. Кто-то молился, кто-то смеялся, но большинство воинов Севера дико вопили и метались из стороны в сторону, ища за что ухватиться. А вокруг, как ни в чем не бывало, трещали цикады, и шумел легкий ветерок. Теплая южная ночь была безразлична к судьбам людей. Боуэн достал второй меч и с громким криком бросился на врагов. Многие из тех, кто не успел утонуть, пытались отбиваться. Другие пытались бежать. Но судьба скандинавов уже была решена. Кельт метался по полю боя как бешеный пес. Он кувыркался в воздухе, прыгал по волнам и рубил врагов пополам. Глаза светились как красные звезды, длинные мечи рассекали доспехи и плоть... Через хаос сражения воин рвался к Эрику. Долги нужно возвращать. — Я тебя не боюсь, мертвый кельт! — прорычал Эрик. Взмахнул боевым топором и снес Боуэну голову... Но все уже было решено. Спустя всего пару мгновений предводитель викингов упал, сраженный ирландским мечем. *** Существует лишь одно Великое Болото — оно едино для всего мира. Отдельные болота — лишь его отражения. Потому, если уметь, можно из одного попасть в любое другое. Боуэн медленно вылез из воды. Холодные кости были опутаны водорослями, в остатках рваной одежды копошились жуки. Как все-таки неудобно без головы! Бывший воин поправил репу на плечах. Но ничего. Осталось немного. Лишь увидеть родные края — и во тьму. В мир мертвых. Где ему, Боуэну, собственно, и место. Жизнь и Смерть, победы и разгром, метания и вечные мучения людей... Имеет ли все это хоть какое-то значение? Тщедушный мертвяк брел по зеленой равнине и не ощущал ровным счетом ничего. Собаки, учуяв запах Зла, начинали выть. В темной вышине сияли яркие звезды. Полная луна дарила земле свой безжизненный свет. Боуэн возвращался домой. Вот руины родного селения... Обгоревшие остатки домов... Тишина. Постойте, а это что!? В маленькой деревянной хижине горел одинокий костер. И слышался детский плач! Эррисиль — жена Боуэна — кормила его маленького сына... Мертвый воин возрадовался! В этом жестоком мире у него все-таки осталось самое дорогое! Самое радостное! Не все Тромхейды погибли от скандинавских топоров. Несколько женщин и девушек таки спрятались в хлеву и спаслись. И среди них Эррисиль — жена Боуэна! И их Сын... Самое ценное в жизни! И тут холодный мертвяк содрогнулся от ужаса. Самое ценное!? — Н-е-е-е-т! Темная волна поднималась из глубин Земли. Зловонная и страшная, словно тварь из тяжелого сна. Вот ее щупальца протянулись к лицу младенца... Боуэн вспомнил наставления старухи-знахарки. 'Нужны сладости. Когда рождается младенец, нужно намазать его губы сладким медом. Тогда силы тьмы не смогут осквернить чистую душу' — Дайте сладости! Дайте меду! Иррисиль не видела и не слышала своего мертвого мужа. Светлые силы хранили ее. Но маленький Ринай был совершенно беззащитным. 'Мне мало твоей души, воин. Готов ли ты отдать самое ценное, что у тебя есть?' Владычица вод имела в виду вовсе не монету... — Ненавижу тебя, Вейра! Мертвяк мчался по равнине, от селения к селению, от усадьбы к усадьбе. Заглядывал в окна и молил, кричал, заклинал: 'Дайте мне меду! Я хочу спасти своего сына! Дайте сладостей! Это вопрос жизни и смерти! Мед или Жизнь! Сладости или Жизнь!' Люди в ужасе захлопывали окна и бормотали заклинания. Темный дух с репой вместо отрубленной викингом головы, и с адским огнем в пустых глазах метался по зеленой равнине и умолял поделиться медом. 'Это вопрос Жизни и Смерти! Что важнее, Мед или Жизнь? Жизнь невинного младенца! Дайте меду! Сладости или Жизнь!' Люди закрывали окна... Женщины кричали от страха. Дети плакали. Кто-то глупо ухмылялся. Ржали кони и гавкали собаки. Старики молились. Никто так и не поделился медом. Кельт не сумел обмануть судьбу. *** — Я спасу тебя, Ринай, сын Боуэна. С помощью Всевышнего, — Старый седой монах бережно прижимал к груди плачущего младенца. Со скрипом отворились врата монастыря. Над спящею землей разнесся звон колокола. — Он осквернен? — спросил Настоятель, склонившись над ребенком. — Его душу требует Нечистый. Видимо, тут имел место Договор. Настоятель вздохнул и поправил капюшон. — Хм... — Мы воспитаем из него монаха. Свет сильнее Тьмы, — и монах поднял младенца над головой. — Братья! Защитим чистую душу. Отныне Ринай — один из нас! Подул мягкий утренний ветерок. Пропели петухи. Небо наливалось светлыми красками. Ночь отступала. Утренний туман пронзили первые лучи Дня. *** Но душу самого Боуэна уже не спасет никто. Жажда мести, священная, но губительная ярость ослепили его и затащили в Бездну. Он сам избрал свою судьбу. Человек, отрекшийся от самого дорого в жизни, не достоин солнечного света. Его удел — вечная тьма. Лишь в самом конце — по завершению Последней Битвы — душа Боуэна обретет покой. И исчезнет навсегда... *** С тех пор прошло много лет. Много воды утекло в Шанноне. На зеленых берегах Ирландии выросли города... Набеги викингов, кровавые распри между кланами, восстания скелетов — все это отошло в Прошлое. Неведомо, откуда пришли новые беды, но и они уйдут, как уходит все в этом зыбком мире. Лишь изредка эхо Темных веков дает о себе знать. Поздней осенью, дождливыми ночами, по лугам Ирландии все еще носится душа Боуэна, сына Коннора. Она стучит в закрытые окна и требует меду... Многие уже не верят в эту историю. Как это часто случается, Страх был побежден Смехом. На Самайн — день Мертвых, дети шутят над древними сказками. По ночам они носят по улочкам пустую тыкву с огоньком внутри. Пламя освещает глаза чучела. Оно и вправду похоже на несчастную душу Боуэна... И вспоминая судьбу Тромхейда, дети требуют у сонных горожан 'Сладости или Жизнь!' Многие забыли, с чего все начиналось. Родились новые легенды, новые предания, которые по-своему объясняют странный обычай. Тени прошлого отходят в Небытие, а с ними забывается и древнее Зло. Чистые воды Шаннона смывают в Океан зловещую грязь. Викинги и кельты уже не воюют друг с другом. Они живут в мире и согласии, улыбаются соседям через холодный океан. И едва ли кто поверит, что некогда, в Темные времена, несчастный воин пожертвовал ради мести всем. И, ослепленный яростью, отдал самое дорогое... 'Сладости или Жизнь' весело кричат дети, заглядывая в окна спящих домов. В этой забаве всё ещё слышится эхо древнего зла... Но воды Шаннона уносят грязь в Океан.

Комментарии: (комментариев: 0)

ГЛАВНЫЙ ВРАГ ШАХА О, прекрасны осенние дни месяца Шахривар*, когда летняя жара ослабевает, прохладные дожди усмиряют пыльные бури, а небо становиться чистым и ясным как сама Аша — Истина! После долгих дней сухости и духоты снова пробивается из-под земли зеленая трава, а дышится легко и вольно, как будто и нет в мире никаких бед. Пастухи подсчитывают приплод скота, а земледельцы уже предвкушают завершение своих тяжких трудов. Природа подобна человеку. И в начале осени она напоминает зрелого человека, которому минул четвертый десяток лет: он знает, что уже многого добился в жизни и можно вздохнуть, улыбнуться себе и начать собирать плоды. Наслаждаться ими самому и дарить близким. Так и Природа в месяц Шахривар щедро дарит людям и всем светлым творениям свои плоды. Караван верблюдов медленно двигался по древней дороге на Бухару. Величавые животные ступали чинно и спокойно, их большие глаза глядели на мир с выражением вечной скуки и безразличия. С губ время от времени падали комья пены, подергивания ушей и хвостов отгоняли назойливых слепней. Крепкие чернобородые погонщики покрикивали, подгоняя верблюдов, но те и не думали ускорять шаг. Вокруг простиралась поросшая кустами пустошь, вдали возвышались изъеденные временем скалы. Солнце клонилось к закату и скалы бросали длинные тени, в зарослях кустов пели кузнечики. Легкий ветер дышал прохладой, земля и камни еще хранили в себе полуденную жару. В прекрасном вечернем небе плыли легкие облачка, похожие на овец. И словно пастух, за ними присматривал молодой месяц. О, благостная пора! Люди вдыхали пахнущий травами воздух и благодарили Всевышнего. — Скажи Дарий, а правда ли что ты некогда был магом? — спросил у меня Шапур, главный купец каравана, крепкий коренастый мужчина в зеленом халате с малиновым поясом. — Почти... — Тогда расскажи мне, правда ли то, что рассказывают о вас простолюдины? Что вы можете летать к звездам и беседовать с давно умершими? И видеть в зеркалах иные миры? И прочее... Это все чепуха, или не только? — Из густой черной бороды Шапура мелькнули крупные белые зубы. Думаю, он улыбнулся мне, хотя это больше походило на хищный оскал. — Долго рассказывать. Хотя... Мы ведь никуда не спешим — я улыбнулся в ответ. Пред лицом Шапура, этого матёрого караванщика, за плечами которого многие дни и годы пути, я — ученый муж выросший в городе, казался теленком. — Куда ж спешить? Верблюды не скаковые лошади. Ты расскажи мне чего-нибудь интересного. Нет, не про женщин и не про вино. И не про игры в нарды. Расскажи мне чего-нибудь страшного. Про злых духов, про козни Анхра-Маинью**, или про... ну ты понял меня, друг. Я начал перелистывать страницы своей памяти. — Знаешь... Да! Я был всего лишь младшим помощником одного мага из города Кум. Он не посвящал меня в тайны своего учения. Но однажды поведал одну интересную историю. Про жестокого Шаха который боялся всех и вся. — Хм... Да, я слыхал, что правители часто бояться даже близких людей. Но это не признак трусости. Ничего не боятся только камни. А давно жил тот Шах? — Маг говорил, что еще до нашествия Искандера Двурогого*** — Давно! — Угу... — Ну, чего же ты медлишь? Рассказывай, давай! Шах был не таким уж плохим человеком... *** Нелегко быть первым сыном в семье, а уж тем более первым сыном правителя. На тебя смотрят скорее не как на человека, но как на продолжение отца, его воплощение. В тебе пытаются разглядеть то лучшее, что было в отце, но гораздо чаще видят худшие стороны его души. "Он такой же обжора, как и отец" — скажут подданные, но мало кто скажет: "он так же умен, как и его родитель". И никто не скажет: "да он такой же человек, как и все". Камбиз сын Ксеркса, был первым сыном в семье. И с юных лет не чувствовал легкости в своей жизни. "Тебе предстоит наследовать престол, когда я уйду к предкам. Я не вечен на этой земле и ты тоже. Но я выполнил свой долг перед страной и богами. И ты не посрами наш род" Подобные нравоучения Камбиз выслушивал едва ли не каждый день. Он рос в постоянном страхе, не только за свою жизнь — хот я и за нее тоже — но сначала за честь семьи. "Мой отец — великий правитель, смогу ли я достойно продолжить его дело?" А годы шли, и Империя процветала под мудрым правлением Ксеркса. Караваны торговцев могли не бояться разбойников, и везли через наши земли многочисленные товары из Африки в страну Чины, из Хорезма в Африку, из страны Чины — в далекие западные земли. Земледельцы были довольны уровнем налогов. Законы изданные Шахом были мудры и справедливы. Благодаря жестоким казням нескольких взяточников, в государстве установился порядок. Враги боялись даже нос сунуть на земли Ирана. Народ боготворил своего мудрого правителя. Но нашлись мелкие люди с грязными душами, которые ненавидели Ксеркса и замыслили его убить. И осуществили злодейство в день рождения Камбиза. Ему тогда исполнилось шестнадцать лет. Камбиз хорошо запомнил тот день. Весь дворец утопал в запахе благовоний, вино лилось рекой. Играла прекрасная, похожая на журчание воды, музыка. Были приглашены все великие сатрапы, богатейшие купцы и послы. Всюду дорогие наряды, блеск драгоценностей и подобострастные речи... "Вот мой сын! Будущее нашей державы. Я воспитал его как будущего правителя, сурового, но мудрого. Пусть никто не смеет встать у него на пути, а кто посмеет — да покарает того Ахура-Мазда! Приветствуйте Камбиза!" Раздался одобряющий гул и гости подняли кубки с вином. Ксеркс также поднял кубок. Выпил — и страшно закричав, схватился за живот. В последующие годы Камбиз много раз видел во снах округлившиеся, готовые вылезти из орбит глаза отца, его посеревшее лицо, и почерневшие губы. *** — Странно... Но ведь виночерпий должен был проверить вино. — А виночерпий сам был одним из заговорщиков. — Да, так нередко случается в жизни... — Шапур подбросил в костер еще немного веток. — Случается чаще, чем обычно думают! — ответил я, глядя на догорающий закат. — Ну что ж рассказывай дальше. *** Со дня смерти отца, Камбиза постоянно преследовал страх. Он боялся не только за себя, но и за империю, а главное — за отцовскую славу. "Я должен покарать этих подлых шакалов! Я должен показать кто здесь Шах!" Убийц Ксеркса нашли довольно быстро. Их казнили, бросив в яму со змеями. Но на этом юный Шах не успокоился. Смерть отца тенью нависала над ним. На Камбиза смотрели как на молодого и неопытного правителя, которого можно легко обхитрить, напугать, заставить подчиняться. "Куда ему до славы отца!" И Камбиз изо всех сил пытался доказать, что он достойный сын. А для этого нужно было хотя бы выжить. Шах понимал, что опозорит свой род, если умрет вслед за отцом, не отомстит за его смерть и не продолжит его дело. Казалось, опасность подстерегает отовсюду. И — нужно признать — нередко так и было на самом деле. Начались казни придворных, казни богатых купцов и военачальников, затем дело дошло и до простолюдинов... Люди заговорили про Камбиза как про неразумного тирана. "Отец был мудрее"... И количество казней лишь возросло. С базарных площадей не успевали смывать кровь. Никто не чувствовал себя в безопасности. И правитель также не чувствовал. Устав от страха, он в отчаянии обратился к служителям древних култов. "Кто мой главный враг? От кого я приму смерть?" Спросил Шах у лучших колдунов страны. Ветхие старцы молча переглянулись. "Завтра мы дадим тебе ответ". В ту ночь Шах не заснул. Он упивался жуткими картинами казни Главного врага, картинами, что жили лишь в его воображении. Вот с Врага сдирают кожу. Или отрубают руки, и ноги. Вот его раздавливает слон... Народ ликует! Камбиз может вздохнуть спокойно. О, если бы все было так просто... Лишь под рассвет Шаху удалось уснуть. Во сне ему самому сдирали кожу, отрубали конечности и клали под лапы слону. Проснувшись в холодном поту, правитель сам побежал в комнату, где заседали колдуны. Там царили полумрак и пряный запах меда, курился дым от благовоний и трещали масляные лампы. Их тусклый свет отражался от медных и бронзовых сосудов, а иссохшие лица старых колдунов казались ликами египетских мумий. — Ты примешь смерть от врага, которого можешь увидеть в зеркале. — Он там живет? — Оттуда он смотрит на тебя. — Не нужно загадок! Не дурите мне голову, несчастные! Говорите проще. Верховный маг взглянул шаху в глаза. — О нет, повелитель. Несчастный как раз ты. На следующий день колдунов отправили на виселицу. Но на душе у Камбиза не стало спокойнее. *** — Хм... И что же он предпринял? — Шапур захрустел лапой цыпленка, он пожирал ее вместе с костями. — Решил убить врага. — Но ведь тот жил в зеркале. — Камбиз пригласил индийских жрецов тёмной богини Кали. Щедро им заплатил и обещал не казнить. Те, конечно боялись, но Шах предложил столько золота, что жадность победила страх. — И что они сделали? — Отправились в Зазеркалье, чтоб найти Врага. И убить его. *** И вот первый жрец-тамил совершил обряд. Напротив большого зеркала он поставил малое, так что они отражались друг в друге, образуя коридор уходящий в Вечность. Затем стал меж этими зеркалами, держа в каждой руке по свече. И совершил Танец отражений. Мириады его двойников повторяли движения, а мириады огней завораживали... Наконец смуглый, покрытый татуировками жрец свалился на пол, и не подавал признаков жизни. Но товарищи не пытались его оживить, они были уверены — он находиться Там. В ином мире. Насекомые. Тысячи, миллионы насекомых. Весь мир кишел этими тварями. Черные пауки лазали по полу, по дорогим прекрасным коврам, по разноцветным мраморным плитам. Они сбивались в большие шевелящиеся кучи, шуршали волосатыми лапками, выглядывали изо всех щелей, щекотали босые ноги. Воздух был наполнен мириадами мух. Большие жирные слепни, малые проворные мошки. Они залетали в нос, кружили перед лицом, копошились в бороде. Вокруг было темно из-за целых туч мошкары. Их жужжание напоминало погребальную музыку и плачь по умершим. Жрец чувствовал, как внутри него разливается холод, как ступни ног немеют, и становиться трудно дышать. Он с детства боялся насекомых. А в мире Зазеркалья весь дворец кишел ими. Преодолевая страх, тамил искал выход из дворца. Это было непросто, ведь то, что в мире людей находилось справа, здесь находилось слева. Наконец вышел во двор и ужаснулся — небо было черным от летающих тварей — мух, саранчи, ос. В бассейнах копошились водяные черви, а трава шевелилась от жуков-пожирателей. И весь мир был черным: темная трава, темные стены, темная вода. Как здесь можно найти врага Шаха!? Сквозь тучи мошкары пробивался блеклый солнечный свет. Жрец обратил к нему взор, надеясь на заступничество высших сил. Но увидел, как черный навозный жук пожирает Солнце... И, жрец, вопя как безумец, жрец бросился бежать. *** — Хм... Да уж, мрачная история — Шапур развалился на походном коврике и наслаждался теплом от костра. Вокруг пели сверчки, а где-то вдали выли шакалы. — Но я одного не понял: так этот кудесник все видел на самом деле или просто впал в беспамятство? И мир населенный жуками ему просто приснился? — А кто его знает! Как бы то ни было, с темными силами лучше не шутить. А ещё лучше вообще не иметь с ними никаких дел. — Да, правду говоришь, друг. Развелось в мире нехороших людишек. Маги, еретики, манихеи... Сколько же неверных процветает на земле Ирана! (Тут я улыбнулся. Ведь сам был учеником мага) — Но давай, расскажи, что случилось с прочими жрецами — продолжил Шапур. *** Змеи. Тысячи, миллионы змей. Маленькие как черви и жирные, длинной в десятки локтей. Мир кишел ими. Они сыпались с небес дождем, вылезали из-под земли как грибы, плавали в воде и извивались среди листвы деревьев. Шипели, сплетались в клубки, которые никому и никогда не распутать. Еще были крысы. Большие и жирные как свиньи, они лазили всюду, скалили гнилые зубы, пожирали все на своем пути. А второй жрец больше всего на свете боялся змей и крыс. Он бросился бежать! И вот в мир Зазеркалья отправился третий жрец. И не нашел там ничего. Ни дворца, ни деревьев, ни змей, ни пауков. Бесплодная равнина до самого горизонта. Блеклый свет Луны, серое небо. И тоскливый вой ветра. Конечно же, больше всего на свете третий жрец боялся Одиночества. Опустошенный, с понурившимся от тоски лицом он вернулся в наш мир. Ни один из трех не смог найти главного врага Шаха. Искать было нечего. И печаль охватила душу правителя, проникла в его легкие и сердце, свила гнездо в животе. Тяжко вздохнув, Камбиз отблагодарил индийцев и щедро вознаградил их — все же те старались. И вот, когда Шах уже отправился в свой гарем — утолять тоску, к нему подошел молодой рыжий парень с покрытым веснушками лицом и флейтой в руке. Его все считали дураком. "Я умею путешествовать в иные миры. Возможно, найду твоего врага и уговорю его не убивать тебя?" *** — Да, те, кого все считают дураками нередко оказываются мудрее многих мыслителей, — Шапур любовался танцем искр над костром. — Да, но — увы — и он не смог помочь Шаху. — Хм... Рассказывай дальше! *** Цветы. Тысячи и тысячи прекрасных цветов. Больших — в человеческий рост и малых, что яркими созвездиями рассыпаны среди лугов. Мир утопал в них. С неба лился теплый радужный свет, пели яркие, сияющие как Закат птицы. Мягкая трава обнимала босые ноги, дул свежий ветерок. С неба лились дожди из молока и вина, гремел гром. Цветы раскачивались и пели песни. Белые как горные снега бабочки кружили в чистом небе, водили хороводы. По берегам журчащих ручейков желтел золотой песок. Вдали возвышались кристальные скалы. Хотелось смеяться от радости... Долго бродил парень с флейтой в поисках Врага Шаха. Спрашивал о нем у деревьев, у цветов и камней. И в конце-концов встретил рыжего человека. Такого же, как и сам. — Ты не видел Врага шаха Камбиза, друг? — Его здесь нет. — собеседник широко улыбнулся. — Но колдуны сказали, что он живет в Зазеркальном мире. — А этот мир у каждого свой. Каждый видит свою душу. Что там, у вас — снаружи, то здесь — внутри. Что там — внутри, у нас — снаружи. В мире зазеркалья каждый видит самого себя. И я — это ты. Передай Шаху, что пускай он отречется от престола в пользу своего брата и живет спокойной жизнью богача. Править Империей — слишком сложно для него. Пускай лучше займется торговлей. Рыжий паренёк смутился и почесал затылок: — Э-э... Камбиз не может передать власть брату... Дело в том, что он казнил всех своих братьев. *** — Жестокий человек! — Жестокий. Но его можно и пожалеть. — Рассказывай дальше! *** Камбиз преодолел тоску и решил бороться до конца. "Враг смотрит на меня из зеркала? Он там живет? Ну так уничтожу все зеркала в моих землях!" По дорогам державы поскакали всадники в полосатых плащах — глашатаи правителя. Всюду зачитывали указ — сдавать зеркала. Некоторые маги не хотели отдавать свои "окна в иной мир" Снова пролилась кровь. В Столице Империи, в храме Митры, жрецы плавили зеркала, а медь закапывали в землю. Про Шаха заговорили как про человека одержимого злыми духами... — От кого я приму смерть? Почему ты не хочешь покарать его, о, великий Ахура-Мазда, творец всего сущего? — вопрошал правитель — Неужто я не заслужил твоего снисхождения? Неужто ты забыл обо всех храмах, что я построил в твою честь? А народ не прекращал роптать. Из отдаленных провинций начали приходить тревожные сообщения об убитых сборщиках налогов, о сожженных чучелах Шаха, о тайных союзах, и разграбленных домах сатрапов... Империя трещала как старое судно под напором жестоких волн и лютого ветра. А в небе видели комету и звездные дожди. Маги предрекали ужасные потрясения. Впрочем всё было ясно и без них... И, наконец, Шах не стерпел мучений и надломился духом. Демоны Преисподней, слуги Анхра-Маинью поселились в его душе. Камбиз велел сжечь свой дворец и отправился в горы. Великий пожар можно было видеть даже из соседних городов. А зарево над Столицей словно знаменовало закат величия Ирана. Восстания охватили всю Империю. Начался Хаос. Шах замуровал себя в удаленной пещере и проводил время, заливая бушевавший в душе пожар вином. "Здесь меня никто не найдет! Никто не сможет меня убить!" Через много лет кочевники разбили в той пещере лагерь, и нашли истлевший скелет Камбиза. Бывший владыка Ирана погиб от голода. Окончательно потеряв рассудок, Шах предпочел голодную смерть, лишь бы не покидать укрытия. Он не смог победить своего главного врага — самого себя. С тех пор прошли века. Древние знания забылись. Сейчас уже нигде не найти человека который мог бы путешествовать в зазеркальный мир. Но до сих пор из уст в уста передаются истории подобные этой. Одних они развлекают, других учат. А кому-то будоражат воображение, и люди снова мечтают отправиться в иные миры... *** — Да, ну и историю ты рассказал! А, знаешь, я никогда не доверял этим зеркалам... Не знал что наши отражения имеют свой разум и свою волю! Пожалуй, продам свои зеркала арабам. Так будет спокойнее! Я молча улыбнулся и ничего не ответил. Шапуру не нужно понимать такие истории — он настоящий волк пустыни, ему не грозит смерть от самого себя. А мне? Не знаю смогу ли я победить то зло, что живет во мне. Наверное, оно живет в каждом человеке. Или почти в каждом... Но спящая пустыня так прекрасна, что не хочется много думать. Поют сверчки, темное звездное небо дышит прохладой. Трещит костер. На юге мелькнула падающая звезда и исчезла за скалами. Завтра новый день, но пока можно отдохнуть. Пожелав Шапуру спокойной ночи, я лег спать. * Шахривар — иметься ввиду шестой месяц древнеиранского солнечного календаря. Он примерно соответствует нашему сентябрю — 22.08 — 21.09. Скорее всего, я не правильно передал название, ну да ладно... ** Анхра-Маинью — в Зороастризме, религии древнего Ирана, имя главного злого духа, по сути —дьявола. *** Искандер Двурогий — так на Востоке называли Александра Македонского. Не без уважения — Македонец стал излюбленным героем восточных легенд и сказок. * Шахривар — иметься ввиду шестой месяц древнеиранского солнечного календаря. Он примерно соответствует нашему сентябрю — 22.08 — 21.09. Скорее всего, я не правильно передал название, ну да ладно... ** Анхра-Маинью — в Зороастризме, религии древнего Ирана, имя главного злого духа, по сути —дьявола. *** Искандер Двурогий — так на Востоке называли Александра Македонского. Не без уважения — Македонец стал излюбленным героем восточных легенд и сказок.

Комментарии: (комментариев: 0)

КАРА Старый шаман Канагива совершал бешеную пляску вокруг костра: "О, Солнце! Великое огненное око, дающее жизнь всему сущему на Земле! Сжалься над нашей холодной равниной! Протяни свои золотые лучи и согрей ее". Даже костер не мог полностью высушить пространство пещеры. По заплесневелым стенам лазали пауки. А снаружи шел дождь. Он шел уже больше ста лет. Мириады холодных капель сыпались на серо-зеленое болото, и даже древние пирамиды начали оседать в грязи. В этом сыром неулыбчивом мире процветали жабы и змеи, длинные черви и бледные раки. Они ползали в высокой — в человеческий рост — траве и плодились как саранча. Цепкие лианы оплели каменные жилища, всюду проникли плесень и ядовитый мох. Даже костры давали больше дыма, чем тепла. Казалось — вся Вселенная пропитана влагой и нет, и не будет в ней Солнца — сухого и горячего... Шаман старался. С бешеным взглядом, увешанный костяными амулетами, он плясал уже вторые сутки подряд, но все тщетно. До него уже многие пытались прогнать тучи и вызвать Солнце. И, тем не менее, шаман надеялся на успех. Все в племени знали — Канагива силен! Если даже он — Черная Саламандра — потерпит неудачу, кто тогда сможет вернуть Надежду..? Солнце было глухо к мольбам. Дождь шумел, и слышались в нем голоса Предков. Время шло, костер начал затухать... Но вот, над болотами прозвучал замогильный вой зеленых волков. На Канагиву снизошла темная мудрость и в его лысеющем черепе родилась мысль... — Атаук! Иди сюда, костлявый пес! Молодой ученик устало подошел к костру. — Слушаю, Мудрейший! — Созывай совет племени! Пусть придут старейшины всех родов, все лучшие воины и охотники, лучшие колдуны и шаманы. Я знаю, как покончить с бесконечным дождем. Мы принесем Жертву! Заговорили кожаные барабаны. Люди-сверчки подняли к небу трещотки. Среди унылых холмов раздался звук флейты. Жители селения оставляли свои повседневные дела и брели священному месту — жертвенному костру. — Слушайте, мудрые люди! Сто лет наши предки приносили жертвы Солнцу. Много крови пролилось на Черный камень. Но то была кровь собак и оленей, крыс и петухов. Мы открыто пренебрегали богами, раз не осмеливались на большее! Пришло время покончить с этим. Солнцу нужен Человек! Вспышка молнии осветила древние пирамиды, прозвучал гром. Над толпой пронесся тревожный гул. — Человека!? Нет, нельзя! Жизнь человека священна! Так учили нас Предки! — Но ведь иначе дождь будет литься вечно... — Мы жили на болоте сто лет, неужели не сможем прожить еще столько же? — Это не жизнь! — Хватит дразнить богов жалкими подачками. Пора показать им нашу преданность! Канагива поднял костлявую руку. И все тут же замолчали. Казалось, даже шум дождя стал тише. — Так каково будет решение Совета? В центр пещеры вышла старая знахарка. — Мы принесем в жертву Человека! Им будет мой муж. Он согласен. Ему уже минуло восемь десятков лет — свое пожил. Пусть завершит путь достойной смертью во благо народа! Лицо Канагивы стало похожим на каменное изваяние. — Старика? — произнес шаман. Произнес тихо, но не было вокруг живой твари, которая бы его не услышала — Нет. Хватит дразнить богов. Мы отправим им лучшее, что у нас есть. Девушку в расцвете сил. Да — Рыжую лису. Солнце будет довольно такой жертвой! Было еще много шума, много споров и возражений. Но решение уже родилось и вскоре даже самые нерешительные из собравшихся согласились — богам нужна достойная жертва... На следующий день Люди Варана разожгли десятки костров. Их живой огонь разогнал туман и отразился в низких тучах. Шаманы били в тамтамы, раздавались звуки флейт. Пожилые люди смотрели себе под ноги, женщины плакали, лица молодых парней были угрюмы. Никто не осмелился выступить против убийства. Рыжая Лиса — самая красивая девушка племени готовилась встретить Судьбу. И вот она подошла к Черному Камню. На тонком смуглом лице застыла печаль. Но большие зеленые глаза смотрели смело и решительно. Огненные волосы были распущены, по ним стекали струи дождя. — Не надо! Не надо! — На площадь выбежала пожилая женщина — Не убивайте мою дочь! — Ее смерть нужна для возрождения племени — голос Канагивы был похож на карканье ворона. — Но ведь Предки запрещали убивать невинных детей... — Солнцу нужна кровь! — и шаман едва заметно усмехнулся. — Да подавитесь вы своим Солнцем! Жалкие крысы! Шаман поднял топор. В темных глазах отражались вспышки молний. Ноздри беспокойно раздувались, челюсти сжаты. "Может не надо?" Но тонкая шея Рыжей Лисы уже легла на камень. — О, Боги! Примите нашу жертву! И старый Канагива отрубил девушке голову... И свершилось чудо! Золотые лучи пронзили занавес туч и протянулись к земле. Люди замерли от восторга... И тут же завопили от боли! Бледные, почти серые лица покрывались волдырями. Выцветшие глаза заливались слезами. Лысые головы краснели и шелушились... За сотни лет болотной жизни люди отвыкли от солнечного света! Они стали Детьми тумана, и Золотые лучи убивали их. Трава чернела и дымилась от жара, несчастные жабы и змеи варились в собственном соку. Зеленая вода в лужах шипела, закипая как суп. Старый Канагива прыгнул в болото и попытался зарыться в еще прохладную грязь. Но Солнце достало и его... Из всего племени выжила лишь Рыжая Кошка — старшая сестра Рыжей Лисы. Эти две девушки были единственными в селении кому от рождения достались смуглая кожа и огненные волосы. Кошка похоронила сородичей и ушла в пустыню. Там встретила молодого красивого парня и родила от него детей. Так началась история клана Мангустов...

Комментарии: (комментариев: 0)