Перед моими глазами лежал труп обезглавленного человека. Всё было настолько мутным, что я мало понимал происходящее вокруг. Я с трудом мог распознать пол жертвы, хотя учитывая, что грудь у трупа была разорвана, я предположил, что это был мужчина. Постепенно всё стало проясняться, туман стал развеиваться в разные стороны, я огляделся и осознал, что помещение было похоже на мою детскую комнату. Вещи, игрушки, картины, которые находились в этой комнате, были какими-то слишком пёстрыми и яркими на фоне серых и размытых стен. Знаете, как будто это были старые воспоминания с долей детского наивного преувеличения. Невзирая на пеструю комнату, без каких либо эмоций я смотрел на то, как свежевыкрашенный деревянный пол впитывал в себя лужу багровой жидкости, стекающую из шеи неизвестного.
Мою правую руку тянул к полу пожарный топор, именно тот, который обезглавил жертву. Хотя на тот момент меня больше интересовала другая рука. На секунду я подумал, что нет ничего более противного, чем сальные и кучерявые волосы, впивающиеся в пальцы этой руки. Но вместо того, чтобы выбросить эту противную находку, я поднял её перед глазами, чтобы поближе рассмотреть. Да, действительно, это был мужчина, и неудивительно, на его лице росла черная густая борода. Я заметил в этом лице что-то до боли знакомое и родное, но стал тут же отводить свой взгляд от кучерявой головы к окну, улица за которым была окрашена в фиолетовые оттенки.
Я медленно приблизился к окну. В его отражении стали проявляться черты моего лица, но как бы я не старался что-то разглядеть, ничего не выходило, всё сливалось в монотонную серебристую массу, которая постоянно меняла свою форму. Я подошел к окну настолько близко насколько смог, среди этого фиолетового праздника на улице красовалась гигантская чёрная точка, она пульсировала в такт моего сердца. И чем дольше я на неё смотрел, тем больше мне хотелось прикоснуться к ней, вскоре, это желание стало настолько нестерпимым, что я попытался открыть окно.
Точка мгновенно стала крохотной, что перестала быть заметна моему глазу, при этом стягивая вслед за собой весь окружающий безмятежный и фиолетовый мир. Её сила была настолько велика, что комната вместе со мной, вместе с обезглавленным трупом и его никчемной головой решили в одночасье слиться воедино. Тут же, я почувствовал пронзающую головную боль и тошноту, это была мной уже ненавистная белая вспышка, хотя в отличие от всего увиденного, она длилась всего-то одну сотую секунды.
Я резко вдохнул соленого воздуха и тут же почувствовал боль в груди. Я лежал в захламленной комнате, повсюду весели какие-то сети и Сушеная рыба. Уши наполняли крики чаек и шум морских волн. Надо мной склонился маленький мальчик, я заметил, как его темно-карие глаза осматривали мое лицо. Вдруг Ребенок резко вскочил, подбежав к выходу, я с трудом повернул свою голову в его сторону, к тому времени он уже стоял в проходе, зацепившись руками за дверной косяк. Мальчишка высунулся наполовину, при этом стал что-то громко кричать на непонятном мне языке. Через несколько секунд в дом вошел старик, он быстро подошел ко мне, отодвинув мальца в сторону.
Мальчишка с неохотой вышел в дверь, не отводя от меня своего пристального взгляда, словно увидев во мне родного брата или отца.
Старик стал медленно ощупывать мои конечности и шею: — Это рыбацкая деревня возле моря синего кита, а ну-ка покажи язык, скорей.
Тут в комнату вошел тот самый мальчик, в его руках была деревянная глубокая чашка:
— Пей… — неуверенно сказал Окко.
В посуде был отвар зеленоватого цвета, и в отличие от горького запаха, который пробирал насквозь мое еще неокрепшее тело, вкус этого отвара показался достаточно приятным и я выпил всё до последней капли.
Я сказал первое, что мне пришло в голову: — Как я сюда попал?
На следующий день я уже смог встать и осмотреть себя, моя грудь была перевязана, руки, и ноги были еще немного слабы, поэтому я не осмеливался ходить. Практический все утро я просидел, упершись спиной в холодную стену. Всё мое тело было исполосовано мелкими шрамами, словно меня использовали для того, чтобы выбивать стекла, согласитесь, не слишком гуманное использование человека. Мое лицо покрылось бородой, и я желал срезать со своей головы всё до единого волоска, хотя у меня никогда не было такого острого желания за всю свою недолгую жизнь.
В дом вошел Окко: — Доброе утро, пойдемте, дедушка Сэгэр уже ждет, — мальчишка подошел ко мне и протянул руку.
Мной овладело чувство стыда, поэтому руку я не взял, я встал сам и стал упираться одной рукой об стену, другой держался за рыболовные сети.
-Зря... — возразил Окко, — он опустил руку и медленно следил за мной, как я шел вдоль стены. Мне казалось, это был единственно верный путь до дверного проема, даже если бы он занял у меня целую вечность, он бы всё равно был бы единственно верным. Вскоре Окко надоело смотреть, поэтому он спокойно вышел, не дожидаясь меня.
По всему двору рассыпался детский и женский смех. «Смейтесь, смейтесь!» — подумал я. Наконец-таки добравшись до выхода, я с радостным лицом вылез из своей конуры, но белый свет сразу же ввел меня в стопор, как будто я видел его в первый раз. Я попытался закрыть глаза, хотя знал, что никакие бы веки не смогли бы его скрыть. Мне оставалось только терпеть, отдавшись в объятья солнцу.
Это была небольшая деревушка, домиков десять, не больше, повсюду были рыболовные снасти и лодки. Вокруг моего домика собралась толпа зевак, возглавлял эту толпу Сэгэр. Я даже не удивился, во-первых, это был единственный мужчина среди детей и женщин, а во-вторых, его одежда была расписана всякими цветными узорами.
Сэгэр поднял правую руку: — Подойди ка сюда, воин! познакомься с моим народом!
Меня на самом деле не очень интересовали люди, я особенно не любил внимание, поэтому и пошел добровольно в армию, чтобы слиться, воедино с солдатами. И единственное, что мне захотелось после его слов, это присесть: — Знахарь, и к чему же это всё? — выкрикнул я с порога.
В толпе началась неразбериха, со всеми вытекающими отсюда смехом и криками, женская часть слилась в одну большую живую волну, которая подхватила старика и унесла на край поселения. Оставшиеся же с интересом рассматривали меня с ног до головы, я старался не обращать внимания на маленьких обитателей поселка, хотя по привычке пересчитал их в первые, же минуты нашего бессловесного знакомства. Вдруг из-за угла дома вышел Окко, в руках у него была пыльная коряга, он протянул её мне с явным презрением:
Где-то сто лет назад или даже больше, у людей с большой земли родился мальчик, он был полностью белый как снег, рос он непоседой и шалуном, впрочем, как и все другие дети. И вот однажды, осенью, когда ему было лет семь, дорога завела его в заброшенный поселок. Неспешно он ходил по поселку, заглядывая в каждый дом. Но его внимания больше всего привлёк старый колодец. На дне этого колодца стояла талая вода, в которой мутно отражалось его лицо.
Раз, кинул он камушек в колодец, но колодец в ответ не издал, ни звука. Два, кинул он камушек в колодец, но колодец так и продолжал молчать. Три, кинул мальчик камушек в колодец, и тут из колодца раздался рев дикого зверя. Интересно стало мальчику, кто же кричит в колодце? Пытался он увидеть зверя, но видел лишь свое отражение, ходил он вокруг колодца, заглядывал со всех сторон, пока ему не надоело. И как только он повернулся в сторону леса, его взгляд упёрся в черную, как ночь, шерсть волка.
Смотрели они друг другу в глаза, как враги кровные, волк стал медленно подходить к мальчишке, из его оскаленной пасти стекала густая слюна, и чем дольше они смотрели друг на друга, тем короче становилось между ними расстояние. Мальчик знал, что волк не даст ему убежать, он так же знал, что нельзя поворачиваться к нему спиной, поэтому он не отводил взгляда от черного зверя. Хищник же наступал, как будто всепожирающая ночь наступала на белый день, и единственным спасением мальчика было тихое отступление назад . Он попытался упереться спиной в стены колодца, как вдруг старая кирпичная кладка, подмытая проливными дождями, развалилась на сотни осколковю. В следующую же секунду, держащий в своих маленьких ладонях пару кирпичей мальчик стал падать вглубь своего сомнительного спасителя. Перед его глазами отверстие колодца стремительно сужалось в точку, стены же этого глубокого колодца были расшиты корнями мертвых деревьев и изрыты мышиными норами, которые кишели муравьями. В одночасье, крича, махая своими руками, с параллельно летящими кирпичами, которые сносили всё на своем пути, мальчик разрушил безмятежную жизнь обитателей холодного колодца.
С большим всплеском и шумом свалился он в водяную ловушку, хотя воды там было всего по колено, но этого было достаточно, чтобы утонуть. Помимо всплесков и многократного эха, мальчишка услышал хруст своих костей. На дне, колодца лежало множество больших булыжников с острыми, как бритва краями, которые мгновенно изрезали его хрупкое тельце.
Говорят, неделю он пролежал в холодном колодце, перед тем как его нашли охотники, Месяц шаман нашего рода общался с духами, но душа так и не возвращалась в тело белого мальчика, поэтому была принесена большая жертва духам леса. Последнего медведя этого леса завалили для его спасения, и с этого момента мальчик стал жить на медвежьей горе в его берлоге, дабы искупить свою вину перед духом. Хотя сначала всё было хорошо, как и у всех детей, но постепенно мальчик перестал любить солнце, и каждым новый рассвет для него становился невыносимой пыткой, каждое утро он разрывал хриплым криком комнату своего дома, он кричал, что солнце обжигало его глаза, словно сотни костров. Врачи и знахари пожимали плечами, а шаман сказал, что это дух медведя просится домой, потому что не может привыкнуть к новому дому, поэтому он приказал родным перевязывать его глаза каждую ночь. С этого момента в деревне всё стали звать его Кротом. Местные же боялись ребенка, иногда его повязка наливалась кровью, которая стекала ручейками по щекам, бывало, он провожал людей, своим слепым взглядом, скалясь им вслед или навстречу.
Все изменилось после того, как его мать и отец скончались от страшной чумы, впрочем, как и пол деревни. Все подозрения пали на проклятого шестнадцатилетнего мальчика, который даже и ходить без помощи других не мог. Совет безоговорочно решил, и Крота изгнали, не дав ему ни ножа, ни хлеба. Дурная слава прокатилась по ближайшим деревням, поэтому парень нигде не смог найти себе приют, единственный, кто ответил Кроту, был шаман нашего рода. Он рассказал о мудрости и о жизни леса, о мире духов и о мире людей, после чего дал, ему новый дом, дом его спасителя. Последним подарком перед смертью шамана была металлическая маска, которая закрывала глаза Крота, как вторая кожа пришлась Кроту эта маска. Она лучше всех бинтов и жгутов скрывала его глаза от света небесных светил. С тех самых времени и живет Крот на горе медвежьей и гора живет вместе с ним.
Окко вошел во двор с тарелкой полной жареной рыбы.
— Ешь, воин, нас ждет долгий день! — воскликнул старик, прищурившись, поглядев на солнце. — Хватит историй, ешь.
Мое онемевшее лицо окрасилось ухмылкой, я взял у Окко тарелку и стал разделывать еще горячую рыбу: — Когда я смогу пойти к Кроту? — спросил я у старика с набитым ртом.
Старик начал вставать, кряхтя и упираясь на трость, которая немного поскрипывала от его веса: — Пойдешь, когда ноги окрепнут! Путь на гору медвежью не легкий, пол дня идти будешь.
Старик положил свою ладонь на плече мальчика: — Пойдем Окко, нас ждет прекрасный день.
Весь оставшийся день я провел в одиночестве. Упираясь на трость, я стал медленно ходить по поселку, рассматривая быт местных жителей. В деревне действительно осталось только одни Женщины и дети, я не знал, кого в этом винить: проклятую войну или несправедливую судьбу. Еще утром я заметил, что солнце всходило со стороны гавани, а заходило в высоких горах, поэтому день начинался очень рано, но всё равно был коротким, потому что в деревушке не было: ни электричества, ни радио. Хотя местные и не жаловались, они говорили, что люди с большой земли, даже привозили им книги, думая, что у них будет время на чтение, но времени не было, поэтому вся их селянская библиотека использовалась только в бытовых целях.
С закатом солнца я вернулся в свое пристанище, в доме уже кто-то оставил ужин, и у меня было всего десять минут на трапезу, перед тем как воцарилась ночь.
На следующее утро я чувствовал себя намного лучше, меня разбудил Окко, я подскочил и выбежал во двор. В гавани стоял грузовой корабль, моряки выгружали какие-то коробки и опрашивали селян.
Окко взял лежащий на земле узел с припасами: — Ну же, Михаил пойдем, пойдем скорей!
Прихрамывая и опираясь на трость, я следовал за Окко, мы бежали около десяти минут пред тем как сбросить темп.
Мы поднялись с колен и уже не торопливо стали идти по лесу, Уже через пару часов я заметил, что ровная тропинка сменилась непроходимой чащей и на нашем пути всё больше стали встречаться: огромные валуны размером с дом, сухие выкорчеванные корни старых деревьев и неглубокие горные речушки
Мы добрались до берлоги монаха где-то к полудню, с одной стороны был обрыв метров двадцать, внизу морские волны рассекали скалы, всё остальное пространство занимал густой лес и гигантские валуны. Как нестранно, место было не ветреное, как будто кто-то специально разгонял ветер от этой берлоги. Проход же был завален сухой листвой и ветками.
Чтобы пролезть в берлогу, пришлось встать на четвереньки, проход был очень узкий и низкий и вообще визуально был больше похож на выбитое окно в бане, нежели на парадный выход. Внутри же было очень темно, но свет, который проходил сквозь отверстие примерно на половину освещал монаха.
Постепенно берлога наполнилась светом, было чувство, что источником этого света был сам Крот, он сидел на коленях где-то в 2 метрах от меня. Землянка оказалась не такая уж и мрачная, но встать в полный рост там всё равно было не возможно. В комнате не было ни зеркал, ни окон, маленький стол, соломенная лежанка, да сундук. Сам же Крот выглядел бедно: белый плащ с капюшоном и рубаха до колен. Из под его капюшона красовалась седая борода. Волосы словно тысяча серебряных, горных ручейков, спускались небрежно по его плечам и одежде на колени и холодный пол.
Месяц назад, я почувствовал, что демон снова появился в нашем мире, когда же я прибыл на место боя, он уже пожирал третью жертву. Время текло очень медленно, в миллион раз медленней чем наше обычное, но я долго тренировался для того чтобы сражаться в таком состоянии. Я обошёл все препятствия: зависшие в воздухе окровавленные тела, оторванные кресла, порванную обшивку, испепеляющий огонь. Я почти добрался до демона, который уже держал в своих волчьих челюстях твою тонкую шею. Вот-вот и он бы поглотил душу, переломав тебе шейные позвонки, но видимо испугавшись меня, он разорвал твою грудь, тем самым поставив метку. Я не ожидал, что он бросит твое тело в меня, и я не успел увернуться, а от того, что я потерял баланс тела и души, мы автоматический вернулись вместе, я попытался удержать тебя полностью, но у меня не хватило сил и поэтому я смог забрать только твое тело. Вот поэтому ты целый месяц приходил в себя, твоя душа возвращалась к тебе, проходя сквозь параллельные миры и вселенные.
За время нашего разговора в лесу уже стемнело, я на карачках, выбрался из берлоги первый. И сел на землю дожидаясь монаха, и не поверил своим глазам. Вдруг ветки разошлись в разные стороны, освободив путь Кроту, он встал в полный рост и спокойно дошел до меня.
Монах же встал с корточек и отправился в сторону леса: — А я пойду, пройдусь по лесу, пообщаюсь с духами, — через секунду его тело уже растворилось в лесной глуши.
Я дергал за дверную ручку и знал, что это была далеко не первая дверь, которую я открыл в этом бесконечном коридоре, окна которого были забиты наглухо, без каких либо щелей. Освещение поддерживали тусклые лампы, висевшие над каждой дверью, но работали они, каким-то странным, схематичным образом. Когда я шёл от двери к двери, какая-то невидимая сила выключала одну лампу позади меня и тут же включала одну спереди, словно я был частью большого циркулирующего механизма, больше того я ощущал себя секундой стрелкой от часов, которая пересекала отметку «двенадцать» каждые 60 шагов. В моем случае этой отметкой была особая дверь, она явно отличалась от других дверей, хотя бы тем, что там был дверной глазок, да и окрашена она была в приятный бежевый цвет. Ощущение того, что я иду по кругу усиливалась тем, что за каждой дверью, которую я отковал, повторялась одна и та же картина.
Совершенно ровную квадратную комнату пронзало насквозь обычное дерево, причем оно настолько гармонично смотрелось в комнате, как будто сама комната была частью этого дерева. На одной из ветвей сидела большая сова, она поворачивала голову в тот самый момент, когда я открывал дверь. Сначала мы долго смотрели друг на друга, но видимо из-за того, что я не мог найти общий язык с совой, каждая наша следующая встреча становилась всё короче и короче. Вскоре я вообще перестал открывать все эти двери, не то, что мне это надоело, просто я знал, что это глупая безысходность меня никуда не приведет. Как вдруг меня посетила гениально простая мысль пойти в обратную сторону, и я смело развернулся на сто восемьдесят градусов.
Картина тут же приняла интригующий характер. Во-первых, работающий как часы, свет не включался в обратную сторону, я иногда оборачивался и видел, как всё дальше и дальше удалялся от освещенного места, во-вторых, все нащупанные мной двери были наглухо заперты, но меня это ничуть не испугало. Больше всего я был обеспокоен тем, что стены, на которые я опирался рукой, становились с каждой секундой всё холоднее и холоднее. Через пару десятков шагов я уже не мог прикасаться к стене вообще, холод был настолько сильным, что пронзал мою правую ладонь насквозь, и даже мое еще горячее дыхание не помогало её отогреть. Я обернулся в последний раз в надежде увидеть свет, но, видимо, я был настолько далеко от него, что не мог даже понять, куда смотреть. Я уже чувствовал, что мое тело пробирает сильный мороз, и почему-то вспомнил свое счастливое детство зимними вечерами, которые я проводил рядом с семьей возле большого камина в гостиной комнате.
Меня привел в чувства едкий дым, наполнивший мои легкие. Я тут же заметил, что ситуация резко изменилось, из дверных щелей и замочных скважин вместе с дымом просачивался свет, коридоры осветились слабым, красным светом. Меня охватила паника, я побежал дальше, пытаясь открыть двери, из которых валил дым, но они были всё равно заперты. Чуть ли не задыхаясь, я добежал до «особенной» двери. Я попытался её открыть, но все мои попытки были неудачными, тогда я стал бить в неё кулаками со всех сил что мог, при этом кричал, чтобы мне открыли. Когда меня покинули силы я, уже отчаявшись, оперся на дверь, и прошептал единственную фразу, пришедшую мне в голову: «Пожалуйста, это мой единственный выход». И тут же, дверь чудесным образом отворилось, но передо мной встала ужасная картина.
То дерево в центре комнаты, он было охвачено огнем, с потолка, со стен, капала расплавленная жижа, похожая на горящую смолу, дым был настолько ядовит и едок, что с моих глаз невольно полились слезы, во рту встал непроходимый ком. Чрез этот едкий дым и пламя я разглядел ту самую сову, которая постоянно поворачивалась и смотрела на меня, и этот раз был не исключением. Уже наполовину обгоревшая она повернулась, правая часть ее головы превратилось в черное месиво, кожица её е покрывалась пузырями, которые мгновенно разрывались, из её глаз ушей и рта, сочилась кипящая, багровая кровь. Мне было тошно смотреть на этот ужас, но в то же время, я не мог отвести взгляда, славно завороженный я стоял и смотрел на бедную сову, я стоял и смотрел, как огонь медленно пожирает её хрупкое тельце, я стоял как будто ждал чего-то важного, и в то же время, отчаявшись, я отказался придавать этому, какой либо смысл. И уже не надеясь получить хоть какой-то ответ, я всё-таки спросил у неё: «Я следующий?». И в тот же миг, перебив меня, обгоревшая и расфуфыренная, сова стала повторять одно и то же: «Вставай!». «Вставай!». «Вставай!».
Обезумевший я подскочил на полуметр вверх: — О боже… что, что это было? — но тут же, мое тело сковали старые раны и я свернулся в калач от боли, замолив монаха, — Не делай так больше!
Я последовал за Кротом в лес, меня всё беспокоила эта сова в моем сне, ничего страшнее я в своей жизни еще не видел, или может быть, это сказалось мое военное прошлое, а может быть этот чёртов гриб, который впихнул мне монах. Всю дорогу до подножья горы, мы молча шли, я всё ещё удивлялся как этот слепой старикан может идти, даже не спотыкаясь, по такой непроходимой чаще, Так и не скажешь, что ему уже больше ста лет.
Я даже не удивился тому, что мы дошли к рассвету до деревни. Визуально ничего не изменилось, корабль всё еще стоял на якоре. На берегу же были только селяне, все моряки видимо так и не осмелились остаться с беззащитными женщинами в деревне. Наконец монах остановился на тропинке.
Где-то за пять минут я пробежал через всю деревню и доплыл до корабля. Отдышавшись, я забрался по якорю наверх и очутился на пустой палубе. Я даже не предполагал где был этот спуск в трюм, поэтому положился на удачу и пошел первой попавшейся дорогой. Я заметил, что у этих моряков была ужасная дисциплина, потому что все часовые, которых я встречал на своем пути, были в стельку пьяны и спали в обнимку с бутылкой водки или автоматом. Наконец-таки я добрался до трюма обходными путями. Практически на половину трюм был забит оружием. Чего тут только не было…. Тут было всё, кроме спичек, я начал рыться во всех коробках, но ничего, что могло бы мне помочь в деле, я так и не нашел. И как по злому року на корабле началось движение, я услышал, что в трюм кто-то спускается:
В его карманах не было, ни огнива, ни спичек, они были полностью пусты, не считая фотографии какой-то голой бабы. Я отчаянно посмотрел на его сломанные очки: — Интеллигент? какая удача! — в моем голосе прозвучала нотка радости. Вторая половина его окуляров не пострадала, я быстро накинул его форму на себя, самого же сложил аккуратно в угол. Дело оставалось за малым: поджечь с помощью, линзы эту фотографию и кинуть её разгораться под ящик. Я подошел к иллюминатору и стал фокусировать солнечный луч на лице прекрасной дамы.
Буквально за мгновение я выбрался к носу корабля, как вдруг меня подкинула взрывная волна, паникующие моряки стали разлетаться по сторонам как игрушечные солдатики. Взрыв был настолько сильным, что с необычайной легкостью вывернул наружу обшивку судна, а капитанский мостик мгновенной вспыхнул как спичка. Я отлетел к самому носу пытающего корабля, сильно стукнувшись головой об его бортик. От удара я потерял сознание на доли секунды, пока меня не начал сковывать приступ тошноты, я вдохнул так сильно, как только мог и открыл глаза.
Каково же было мое удивление, всё вокруг мгновенно застыло. Я видел как осколки обшивки, болты и пули прошивают насквозь летящих в воздухе моряков, как их алая кровь смешивалась с соленой водой. Я видел, как огонь, словно шелковое одеяние обволакивало каждый сантиметр кожи капитана этого корабля. Я видел паникующие застывшие лица моряков, которые кричали от боли и страха. Я видел как их большие, стеклянные глаза, они замерли в одном положении, как будто запечатлели самое невероятное событие в своей жизни, и боялись моргнуть. Я видел, как чайки зависли над нами словно погремушки, весящие над колыбелькой младенца. Вся эта безмятежность разделилась ужасной болью в груди. Мои перевязанные раны стали кровоточить и я понял, что сейчас будет переломный момент в моей жизни.
В метрах десяти от меня, в воздухе образовалось черная трещина, она стала постепенно расширяться, преломляя при этом окружающее пространство, было ощущение, как будто все тени на этом корабле стремились попасть в эту совершенно черную зону, даже тень которая исходила от меня, была не исключением. Из этой Дыры в пространстве появилась лапа, черная материя, словно вода, окутывала конечность существа. Вскоре появилась пасть зверя.
Я такого черного волка еще ни разу не видел. С его огромных челюстей сливалась слюна, я слышал его ровное дыхание, оно наводила на меня чувство собственной неполноценности, ведь до этого момента я думал, что человек самый могущественный на этой планете, а оказалось, я был просто букашкой по сравнению с этим зверем. Демон не спеша выполз из своей норы и стал осматриваться по сторонам, пытаясь учуять свою будущую жертву. По его недовольному виду, было видно, что сегодня будет не самый счастливый день для охоты, практический все моряки на корабле были обречены на смерть, или уже умерли, и я видимо был единственным выжившем на этом корыте.
Мы практический сразу же встретились глазами, моя рана на груди стала жечь намного сильнее, чем раньше, а тело было настолько ватным, что я мог только наблюдать за происходящим. Я увидел, что трость валялась в метре от меня, и все попытки до неё дотянуться были тщетными, тело меня не слушалось, но я не сдавался. Всё было настолько медленным, что чувство приближающей смерти нагнетало во мне ужасающий страх. Тем временем зверь подходил все ближе и ближе, от него веяло холодом, его капающая слюна, как кислота прожигала палубу насквозь, черный туман потихоньку стал окутывать мое замороженное тело.
Через минуту я таки дотянулся до трости, но снова радость сменилась разочарованием, трость весила больше тонны, искажения пространства явно не подходили для обычного человека, зато у меня было предостаточно времени, чтобы вспомнить свою короткую жизнь. И знаете, ничего не было в этой жизни хорошего, мне было тошно от пришедших в голову воспоминаний, и только единственная светлая мысль, что я могу помочь Кроту победить этого демона, была единственным лучиком света в моей темной душе. Я вдохнул что было сил, и стиснув зубы, потянул за трость. Воздух, словно пузырь, стал выходить с диким рёвом из моих легких, каким-то невиданным чудом трость стала в сотню раз легче, и мне даже на секунду показалась, что она стала легче, чем была. Зверь в отличие от меня не терял времени и уже готовился нанести удар. Он кинулся к моей пульсирующей шее, в тот момент как я проносит трость перед собой.
Словно узда, моя трость встала поперек пасти демона, она явно пришлась ему не по вкусу. Но он всё сильнее и сильнее стал сдавливать корягу, его слюна пенилась и разлеталась в разные стороны, а я пытался сдержать его, как можно дольше. Как вдруг трость не выдержала и разлетелась на мелкие щепки, пасть его захлопнулась с ужасным скрежетом, от которого мог бы свести сума любого человек, от этого скрежета я сморщился и оскалился так сильно, что свело челюсть. Демон готовил свой последний удар, он снова открыл свою пасть, на этот раз она была совсем близко, я не знал, что еще можно было сделать, последняя надежда разлетелась на миллионы кусочков. Как вдруг сквозь черную шерсть промчалась бледная рука с острыми когтями, она вцепилась в верхнюю челюсть, я осознал, что это был Крот. Он схватил волка за открытую пасть и свалил на землю. Они сцепились на полу в какой-то невероятный серый ком, из которого доносился демонический рев. Это была равная битва, битва между добром и злом. Они стали скатываться в самое пекло, но, невзирая на адский огонь, воду, метал и окровавленные тела, битва была в самом разгаре.
Прозвучал второй взрыв. В этом замедленном времени он был похож на мыльный пузырь, который медленно стал поднимать меня, и других в воздух, теперь огромные куски обшивки корабля разлетелись в разные стороны. Это наверно была единственная сила, которая смогла расцепить этот дуэт, они встали по разные стороны палубы, постепенно идущей ко дну. Они смотрели друг на друга с ужасающей ненавистью, они оба готовились к последнему удару, к удару который мог бы решить их судьбу и мою в том числе. С невероятной скоростью они помчались навстречу, и я заметил, что демон сменил тактику, прямо перед прыжком.
Он затормозил и ударил со всего размаха, своей гигантской лапой, по голове монаха. Острые когти, как лезвия бритвы, разрезали металлическую маску Крота на несколько небольших кусков, которые сразу же рухнули на пол. С лица монаха полилась кровь, его бровь была рассечена, кровь струилась по веку и щеке, окрашивая в багровый цвет его серебристые волосы и одежду. Вторая половина маски, закрывавшая его второй глаз, свалилась прямо в ладонь. Я заметил, что его правый глаз был полностью открыт. Гигантский зрачок стал быстро уменьшаться в размере, Крот закричал во всё горло, его волосы, как змеи стали виться вокруг вибрирующих обломков и трупов людей. Волк практически мгновенно переместился к монаху, видимо посчитав, что его удар будет финальным в этой нелегкой битве, за ним вился полупрозрачный черный след, его жесткая шерсть со свистом рассекала воздух.
Пасть демона сомкнулась в пустоте, монах исчез, окутав зверя белым туманом, тот стал недовольно мотать своей головой. Как вдруг Крот материализовался за спиной у демона, он снова схватит его рукой за пасть, но в этот раз было всё по другому… он с криком, разрезал ему глотку осколком маски. Черная жижа вырвалась из раны демона, она обильно стала заливать трупы моряков на палубе этого тонущего карыта. Загнанный и обескровленный волк упал на пол, его маленькие налитые кровью глаза смотрели прямо на меня, я знал, что последний его желанием было унести свою роковую жертву с собой в небытие. Его тело моментально истлело и развеялось по ветру, и наконец-то раны перестали жечь мою грудь. Прозвучал третий взрыв.
Я очнулся на берегу, рядом со мной на корточках сидел Окко, а старик Сэгэр ходил по кругу и отгонял любопытных женщин.
Я невольно повернул голову от слепящего солнца и увидел, что Крот, живой и здоровый уже с перевязанными глазами, сидел на крыльце дома и осколком своей маски что-то старательно вытачивал из коряги.