Проза / Рассказы / Homoscribens - Догоняющий https://Avtor.in/page.php?id=51976 |
Автор: Homoscribens, Отправлено: 23-09-2012 20:31. |
Весь день я мучился болью в области эпигастрия, но из-за плотного графика мне элементарно было не до этого. После пятой таблетки ношпы и половины пачки антацида я понял, что дело вовсе не в запущенном еще со времен студенчества гастрите. Все банально. Это аппендицит. Угораздило меня в сорок лет свалиться с «детской болезнью». Хренотень какая-то. Первая пришедшая мысль была здравой — сдаться Валерке в хирургию. Валерка, конечно, слегка сдрейфит: делать аппендэктомию главному врачу не больно-то охота. Я мысленно поставил себя на его место, и подумал, что сам бы вряд ли обрадовался такой перспективке. Но тут в голову мне пришла шальная, идиотская и, в то же время, прекрасная мысль — решение моей давнишней, вымотавшей всю душу проблемы. Конечно! Именно так! Упускать такой шанс я никак не могу… Кое как дотерпел я до конца рабочего дня и, словив удивленные взгляды подчиненных и охранников, не привыкших, чтобы шеф уходил раньше девяти вечера, сел в машину и поехал домой. К вечеру боли локализовались в правой подвздошной области, и я, стиснув зубы, начал мысленно рисовать себе картину того, что произойдет дальше. Мне надо было просто дождаться момента, когда с медицинской точки зрения станет совсем хреново, вызвать такси и приехать к приемному отделению больницы, где работал друг моего далекого детства и чуть менее далекой юности — Серега Быц. Мой теперь уже бывший друг, с которым мы виделись буквально две недели назад и не разговаривали при этом уже лет пять, был заведующим хирургического отделения первой городской. Серега, с детских лет таскавший меня всюду за собой, научивший меня всему, что я умею сейчас, давший мне больше, чем кто бы то ни было, за исключением разве что родителей, был потерян для меня навсегда в том памятном году, когда на развилке жизненных дорог нам встретилась женщина. Единственная и неповторимая, после встречи с которой и для меня, и для Сереги перестали существовать все остальные, живущие на огромной планете Земля. Впервые увидев ее с Серегой, я понял, что сделаю все, чтобы она была со мной. Мне было наплевать на все и всех: я видел только ее — ее рыжие кудрявые волосы, зеленые, смеющиеся глаза, невероятно красивые руки, нежно обвивавшие Сережкину шею… Я пропал тогда. Совсем пропал. Я не понимал, почему всё в этой жизни первому достается Сереге: женщины, карьера, всё! Я всегда был в позиции догоняющего. Всюду следовал за Серегой — в спецшколу, в мединститут, на кафедру, в первую городскую. Вслед за ним я писал диссертацию, становился ведущим, заведующим, все время стараясь не отстать, но на самом деле всегда глядя ему в спину. Да черт же подери — почему всегда так? И вот, увидев его с любовницей, каким-то звериным чутьем почуял, что именно здесь смогу на повороте обойти его. Я осторожно наматывал круги, всегда подставляя Лене свое плечо, когда в очередной раз она в слезах делилась со мной, Сережкиным другом, своими обидами — на то, что не женится, что не хочет детей. И таки перетащил ее: посадил в седло перед собой и унесся в неизведанные дали. Украл. Женился. Обогнал? Нет! Потерял его и так и не обрел ее, упавшую в мои объятья вопреки, а не благодаря… До сих пор вижу я ту картинку, к которой стремился сам: счастливая, смеющаяся Ленка, нежно прижавшаяся к Сереге, и он, небрежно положивший ей на бедро руку и целующий в темечко… …Температура повышалась. Лена заволновалась и предложила вызвать скорую, но я сказал, что все это ерунда и при отравлениях температура — дело обычное. Она пыталась, было, спорить, но я старался изо всех сил — храбрился, посмеивался, чтобы потом, стиснув зубы, тихо корчиться в одиночку на кровати, пока Лена печатала что-то на ноутбуке в гостиной. Осталось терпеть совсем недолго. Я уже вовсю проверял на себе симптомы Блюмберга и Ситковского, и вскоре понял, что дальше терпеть уже опасно: не хватало еще гангренозного аппендицита! Впервые повысил я на нее голос: Обиделась, сверкнула своими зелеными глазами, но стала набирать номер такси. … В приемном покое меня узнали сразу — все-таки столько лет отработал там. Попросил вызвать Серегу, но Зубков, дежурный хирург, едва взглянув на меня, сказал, что до Сереги я могу и не дотянуть. Я уперся. Зубков, виновато скосив глаза, сказал, что Серега только что закончил какую-то серьезную многочасовую операцию. Зубков посмотрел на меня как на умалишенного, хотел было что-то сказать, но плюнул и стал набирать номер Быца. Зубков положил трубку, повернулся ко мне и сказал: Я ошалел. Ей Богу, ошалел! Ну, увел я у него бабу, но сейчас-то ведь я, больной, просящий о помощи, практически помирающий, приплелся на карачках к Нему! Сам приперся! О помощи просить! Теряя сознание, я погружался в темные воды бездонного великого океана — все глубже и глубже. Страх охватил меня: и что — это все? Совсем все? Я так, по дикому, умру? Хотелось кричать, но сил кричать не было. В величайшем ужасе я смотрел на смыкающиеся надо мной воды. Я понимал, что тону, что возврата наверх уже нет и не будет, что пройдет еще несколько минут, кислород перестанет питать мозг и… И вдруг мне стало хорошо. Так хорошо, легко, как не было еще в жизни никогда. Страх ушел, растворился — как и не было его. Я перестал бояться того, что было за гранью, я даже хотел остаться там. Светло, как светло, хорошо… Я очнулся на заднем сидении ото сна, осоловело посмотрел на водителя и вмиг вспомнил все — кто я, что я и почему я еду в такси. … В приемном покое меня узнали сразу — все-таки столько лет проработал в больнице. Прибежал Ромка Зубков, удивился: … Серега прилетел обратно как на ракете. Не успели меня отвезти в операционную, как он заявился туда прямо в куртке: Посмотрел на меня серо-зеленого, измученного и захохотал: …В темноте ночи лежал я и смотрел в потолок, думая о том, какая же я все-таки скотина. Что и кому хотел я доказать? Все равно — в который раз — Серега обскакал меня на два корпуса — по милосердию, профессионализму, да по человечности, в конце концов! Серега подставил к моей кровати стул, кивком головы попросив удалиться санитарку, которая принесла завтрак. Я посмотрел на него… и отвернулся. Я закрыл глаза, и вспыхнуло в памяти все, что связано было с Серегой. От ползаний по сарайкам до последних наших с ним прохладных встреч на конференциях. Вся моя сознательная жизнь прошла рядом, около, вместе… И только сейчас, чуть было окончательно все не потеряв, стал ценить я свое счастье — счастье просто быть с ним знакомым, счастье учиться у него, но при этом оставаться собой. Зачем гонялся я за призрачным чужим, когда есть свое, настоящее счастье? И это счастье сейчас открывало дверь в палату со словами: |