Я бросил тебя во вторник, дождался дождя и рванул в Аргентину, подставив под капли без крыльев спину, практически сразу забыл про тебя. За барной стойкой в дешевом борделе, играя в покер на «ключ» от рая, мне часто кажется, в самом деле, что на столе ты танцуешь босая. Кусая кончик кубинской сигары, играет румбу старик с гитарой, мы даже в прошлом не будем парой. Разбавлено виски. Развеяны чары.
Глотаю дым и кашляя в кулак, блефую на чужом кону с раздачи, и мой соперник поднимает белый флаг. Плачу за всех. Не забираю сдачи. Бреду по улице к отелю «на двоих», в сопровождении дворняг и так тоскливо, в глаза мне смотрит аргентинский старый пес, что от себя становится брезгливо. Упершись лбом в гостиничную дверь, блюю на пол призрением к себе. Я думал обойдемся без потерь, но так, увы, невыгодно судьбе.
Убогий номер, предназначенный для тел, бездушных масс и стонов за два песо. Пропахший похотью, сигарами и мной, да каждодневным утренним эспрессо. Облезлый стул, кровать, как паутина, на кухне кран с холодною водой. В соседских окнах видно пианино, хозяин старый и немыслимо худой. Мне говорили будто он болеет тифом, живет один, собака умерла. Еще есть дрозд, его зовут Сизифом. У птицы нету левого крыла.
Квартплату я плачу на жизнь вперед, совсем не дорого учитывая скидку, на постоянный крик, бродящих серых крыс и основательно скрипучую калитку. Которая выходит в дивный сад, где нету яблок, слив, одни воспоминанья, о прежних днях, идущих не подряд, в слепую убыль моего сознанья. За садом начинается овраг, там жгут покрышки на кострах из старых книг. Резина с пеплом исчезающих бумаг, хоронит память в траурный тайник.
Так и живу, в «свободе и мечтах», рисую грязью мрачные этюды. Сжигаю сны и собираю прах, на дно несуществующей посуды.