— Родине требуются новые силы! Авторнет ждет своих героев! Уже прошел день солидарности журналистов, день Бородинской и Куликовской битвы, день государственного языка в Кыргызстане, и даже лесники уже отметили и сделали дни короче, а ночи длиннее. И вот настал наш час! — Рысссяковский сделал многозначительную паузу, наслаждаясь десятком пар глаз, глядящих ему в ротовое отверстие. — Братья по перу! Цыплят по осени считают! И задача нашего авторнетовского военкомата — сделать так, чтобы этих жирных желтых цыплят стало как можно больше! Нам нужны Авторы! Ату!

И запил водой.

И занюхал Кешей.

* * *

О чем говорят авторы-мужчины?

Случилось так, что Генка с молдаванской фамилией Кррыу еще со школьной газеты 1А класса «Первокурки» подружился с Сашкой с немецкой фамилией Мнюх, потом было литературно-медицинское училище, где бывшие одноклассники препарировали классические тексты, учились распознавать trollis primitivus и бились на лабораторных дуэлях. Вместе друзья попали и в лит-военкомат, и заранее договорились не ржать друг над другом на медкомиссии и всячески поддерживать в дальнейшем.

В раздевалке толпились пацаны, кое-кто уже сверкал голым торсом, прикрываясь томиком своих стихов (а некоторые тонкими брошюрками), кто-то угрюмо сидел на скамейке, но большинство травили байки и реальные истории, услышанные от старших товарищей.

Среди всех выделялся буддистским оранжевым одеянием коротко стриженный Никитос.

— Я, пацаны, — вещал он всем сразу и никому вообще, — буду косить от Авторнета. Мне нельзя по убеждениям! Я убежден, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Всегда находятся баги и неудобства. И вообще, я — землепроходец, мне некогда…

— Тогда я — Луноходец! Вот, пробы грунта с собой даже принес! — подхватил идею Коля Витус, потрясая в воздухе пластиковой баночкой. Мини-чат в раздевалке лит-военкомата набирал обороты.

— Марсоход-1 просит стыковки, приём, приём! — неслышно подобрался сзади к Никитосу Борис Хой. Земляне с интересом наблюдали за происходящим. Спасать рыжего буддиста бросились немногие — никто не знал чего ждать от новичка-Марсохода.

— А я — вообще инопланетянин, — отозвался из угла Лёха Ксиоковский, но был мало кем услышан. Все вдруг столпились вокруг Серёги Бронта, протащившего в лит-военкомат «пирожки». По традиции, читающего стихи водрузили на тумбочку, дали пилотку и 2 таблетки димедрола. Серёга рвал зал:

сегодня мне сказала мама

Сергей за хлебушком сходи

купил я ровно три батона

и гордый в армию ушел

*

я в прошлой жизни был поэтом

и о любви писал стихи

теперь я ею занимаюсь

мне некогда х@-нёй страдать

*

я критику сказал спасибо

за твой критический разбор

теперь стою я словно Пушкин

обоср,,,ый со всех сторон

*

я в детстве перечёл украдкой

всего Толстого и Барто

теперь я член литмассовета

но денег нету них@я

*

пусть я поэт совсем херовый

зато я в картах преуспел

к тому ж могу без промедленья

прописать ник свой на снегу…

Серёге аплодировали стоя даже нелюдимый Илюха Гудковский и не отбрасывающий тени Токоямин. Воодушевленная авторнетовская братия стала обмениваться недельным выпуском сочиненного.

Пока никто не видел, Онотоле Хореямбов вытащил из своего набитого рюкзака томик Блока и блок «Примы» и подошел к дневальной Выдриной Э.А., сторожившей раздевалку до особого распоряжения.

— Слышь, сеструха, пусти покурить! А я поделюсь…

Выдрина скосила левый глаз на «Приму», а левый на Хореямбова, что-то там заценила и приоткрыла дверь в коридор. Запасливый Хореямбов пулей выскочил на улицу.

— Скорей бы уже лит-медкомиссию пройти! — потирал руки в ожидании вдохновения Ян Оксюморян, уж очень ему хотелось служить (служить Музе) и нравилось, что пепелац 2012 года он проведет в бомбоубежище с годовым запасом провизии, канцтоваров и генератором энергии для ноутбука.

— А я косить от авторнета буду по-любасу, — заявил парень в полосатых семейках, на которых заботливо было вышито «Ихнатов О.» (на его шлеме не менее заботливо была выбита аналогичная чеканка)

— И как ты косить собираешься?

— Скажу, что ссусь!

— ???...

— Хотите, покажу?

Это было непростительной ошибкой.

Под его крики «Я в тапки нассал! А в комменты вообще насру!» — Олежу Ихнатова вытолкали в коридор и начала лит-медкомиссии он дожидался там, копя в себе злобные комментарии и железную «отмазку».

Димка Ермяков в это время мирно спал в углу на скамейке и блаженно улыбался, и снилось ему, как он зарабатывает себе плюс в карму.

Болев пел, Тимшин мычал, Никитос ногой качал… Делать было нечего…

Ксиоковский выглянул в коридор и увидел, как цепочкой в кабинет главврача лит-медкомиссии прошли врачи и медсестры. Некоторые были даже ничего так, на восьмёрочку.

Внезапно, чуть не сбив его с ног, в раздевалку ворвался взъерошенный Хореямбов. Вцепившись в ручку двери, обвел всех безумными глазами и обреченно выдал::

— Пацаны, атас! Приехал Саша Пи!...

* * *

Вся правда о врачах

Пожилой седовласый академик РАМН, профессор филологических наук, почетный член, баснеписец-любитель, потомственный терапевт и просто книголюб Анатолий Генрихович Сикамбр держал слово перед подчиненным медперсоналом лит-военкомата.

— Так, уважаемые, чтобы такого дебоша, как в весенний призыв, я не видел! У пацанов психика неокрепшая! Вы им — комментарий негативный — они сразу главному жаловаться начинают! Или еще хуже, мамам звонят, а потом удаляются с армии! Вы все — от окулиста до хирурга — должны блюсти целомудрие, позитив и гигиену наших авторнетовских рядов! Теперь обращусь персонально! — Сикамбр открыл белую папку и поправил монокль.

— Так, к хирургу Хомелии «Спанч боб» Скрибенс, равно как и к нашей медсестре Наташеньке Серёгиной у меня претензий нет! Дело свое знает, призывники от нее выходят довольные и удовлетворенные конструктивной критикой.

— Служу Авторнету! — Серёгина гордо вскочила со стула. Она хоть и училась на 3 курсе ЛМА им. Собаки Павлова, но была литературным хирургом от бога. Хомелия Ксавьеровна в это время кому-то увлеченно строчила смски.

Многоуважаемый и небезызвестный терапевт махнул рукой на небезызвестную и многоуважаемую в военно-литературных кругах Скрибенс и снова заглянул в свою белую папку:

— Олечка Бюст!

— Я!

— Нервопаталог вы наш разлюбезный!...

— Я!

— У вас какой главный рабочий инструмент? Молоточек или бюст?

-Я!

— Вольно, Олечка, вольно! Вам молоточком надо больше работать, книжки умные читать и быть лояльнее к нашим ребятам, а то выходят с ваших страничек с чувством прострации, а потом матерятся в мини-чате. Нежнее надо быть, нежнее, но про молоточек не забывайте.

Сикамбр блаженно улыбнулся, а потом посерьезнел, вперившись взглядом в специалиста по психиатрии, хотя последний никаких поводов к агрессии не давал:

— Дарина Пална, что это вы мне авторам вместо «годен-не годен» диагнозы ставите? Вы не у себя в редакции! Коллеги, вы только послушайте: «У автора отмечаются безвредные черты характера. Годен», «Раздвоение личности у автора началось с задницы. Годен», «Автор геноален, но частично застенчив. Годен». Дарина Пална, а вы сами давно своих коллег посещали?

— Ты съел мой мозг! — зловеще сверкнула очками психиатр и с хрустом откусила ластик с карандаша.

В кабинете сразу стало как-то холодно и неуютно.

Но Дарина Пална имела отходчивый нрав и, как всякий психиатр, умела управлять погодой. Столбик термометра пополз вверх — улитки на окне радостно затрепетали.

Опытный терапевт быстро взял себя в руки, окинул взглядом стайку пубертатных медсестер и, перевел взгляд обратно на врачей.

— Отдельный вопрос у меня к окулисту и стоматологу. — Анатолий Генрихович прелюбодейственно-маньячно улыбнулся и облизался. — Девочки мои! Вы когда за ум возьметесь? Вот вы, Софочка, Незабвенная вы наша, вы заслуженный офтальмолог! И не стыдно вам хирургом притворяться? Авторы к вам обложки красивые на труды надевают, а вы –«снимите», да «снимите»; у авторов — чувства оголенные, а вы им зеркалами своими светите! То же касается и стоматолога. Миленочка, милая вы моя, какого черта вы целуетесь с призывниками?

— Я прикус проверяю: сможет ли кислородную трубку держать?

-И каков результат?

— В основном приятно!

— Я про прикус!

— Некоторые и прикусывают!

— Вы мне можете по человечески сказать, каков процент годных?

— Ой, да все они годны! Лишь бы ручки и ногти не грызли! — стоматологичка жеманно потянулась, отчего улыбка Сикамбра из прелюбодейственно-маниакальной стала откровенно-сексопатологической.

Палец Сикамбра, побывавший не в одном литературном разделе, хитро погрозил медичкам и, не переставая грозить, переместился влево и указал точно в нос ЛОРу.

Ольге Сергеевне Вобле-Волюшкиной (85 летней старушке с буклями) было до фонаря это «родительское» собрание. Она спала.

И видела во сне диктофон.

* * *

Нервно-патологический роман

— Доктор, можно? — Олежа Ихнатов прошлепал в мокрых тапках к нервопаталОгу (читать именно так и с акцентом Гарика Мартиросяна)

Ольга Бюст поднялась из-за стола, и глаза и другие части тела Олежа сфокусировались в районе нервопаталогического декольте.

— Аа, ссышься? — усмехнулась Бюст

— Так точно! Ссусь! — браво доложил Ихнатов

— Какие еще заболевания в анамнезе?

— Чего-чего? — Иногда Ихнатов недопонимал женщин.

— Чем еще страдаете?

— Сиськами.

-Чем-чем?

— Ой, недостаточностью внимания со стороны других авторов, словесным недержанием, манией величия и… сиськами.

— По первым трем — это к Дарине Палне, а насчет последнего.. хотя, это тоже к ней! Интересный экземпляр…Гений? — задумчиво произнесла себе под нос Ольга Бюст. — Травмы головы были?

— Конечно, я же на Камчатке, там часто трясет, и я с верхнего яруса падаю.

— Двухъярусная кровать? Хм. А что же на 1 ярус или на пол не положитесь?

— А я боюсь.

— Кого?

— Медведа.

— Какого?

— Серого.

— Какого-какого? — нервопаталогичка определенно заинтересовалась Ихнатовым.

— Ну, помните: «Колдуй баба, колдуй дед, колдуй серенький медвед!» — Ихнатов сразил докторшу точной рифмой.

— О, у вас тяга к языческой мифологии? — очарованная Ольга Бюст подошла поближе к Ихнатову, пытаясь заглянуть в прорезь шлема. Внезапно возникло желание потрогать Олежин меч.

— У меня в принципе тяга к мифотворчеству. Я вершу историю! — добил Ихнатов и, сделав шаг вперед, заключил Ольгу Бюст во френдленту.

— В атаку, афффтор! — сказала она задыхаясь.

— Как скажете, мой генерал! — ответил он.

О мокрых тапках она уже не вспоминала.

* * *

Зачотный

Хореямбов довольно успешно (с вердиктами «класс» и «+10») прошел специалистов авторнетовской лит-мед-комиссии, и рюкзак его значительно похудел. Оставался решающий рывок у терапевта, и мечта Хореямбова о небесных хлябях Авторнета станет явью.

— Где служить хочешь, Онотоле? — вопросил грозный Сикамбр.

— В ВВС!

— Извини, но места закончились :( — Сикамбр сделал скорбный смайл. Онотоле смайл повторил.

— Тогда в ПВО!

— Почему это сразу в ПВО?

— Если я не буду летать, окрыленный музой, значит, никто не будет!

— Разумно, — заметил Сикамбр. — А вот скажи мне, новичок, — с улыбкой тролля спросил терапевт. — Знаешь ли ты, почему я — Анатолий Генрихович, а ты — просто Онотоле?

— Не знаю. — понуро опустил голову Хореямбов. — Почему?

— Патамушта! — Терапевт дико заржал и чуть не упал со стула. — Пиши исчо, аффтор! Вот попишешь с моё критических разборов, вот пороешься в энциклопедиях, отрастишь бороду и целую плеяду букеровских, гонкуровских, дебютных и тпр лауреатов, вот и будет у тебя звание. А пока ты — Онотоле!

Хореямбов понял, как мало он знал про Авторнет.

Сикамбр покосился на рюкзак. Просто так отпускать столь приятного собеседника ему не хотелось.

— Онотоле, а как ты относишься к образу «сигарет» в стихах? Употребляешь ли спиртные напитки при сочинительстве? Часто ли ходишь по авторессам?

Хореямбов хитро улыбнулся и потянулся к рюкзаку.

— Товарищ главврач, намёк понял. У меня всё с собой — вот Parlament, вот коньяковский, а бабы уже под окошком нас с вами ждут. Выгляньте!

Отодвинув жалюзи, Анатолий Генрихович крякнул и в который раз подивился собственной прозорливости, потом взялся за телефон:

— Алло! Рысссяковский?! Я тебе заместителя по хозяйственной части нашел. Принимай начпрода!

* * *

Мечты сбываются

Степан Тацик явился в лит-военкомат во всеоружии: катана за спиной, финский нож в сапоге, меч дайсё, нунчаки, нож когай, пара гранат, гранатомёт, арбалет, сюрикен, кошачьи когти и сапёрная лопатка. И все это было замаскировано под линолеум. Поэтому, когда стоматолог Милена Арнольдовна поглядела на открывшуюся дверь, то никого не увидела.

Тацик прополз вдоль стены и уж было добрался до докторского стола, но был обнаружен, взят в плен и привязан к стоматологическому креслу.

— Что ты тут вынюхиваешь? Говори, кто тебя прислал? — начала экзекуцию Милена Арнольдовна, раскладывая щипцы и периостальные элеваторы.

— Не скажу! — Тацик во что бы то ни стало хотел показать свою стойкость и добиться назначения в разведвойска Авторнета.

— Небось со Стихи.ры или с Прозы.ру к нам заслали?

— Не скажу!.. Нет! Я сам пришел!

— Скажи А!

— А!

— Скажи Бэ!

— Бэ!

— Скажи «Гибралтар-Лабрадор»!

— Гиблартал— Лабрадор.

— Челюсть ломал?

— Я — да, мне — нет!

— Молодец! Скажи «Ах у ели, ах у ели, ах у ели злые волки».

— Ахуели…

— Скажи «На поляне холм с кулями. Выйду на холм — куль возьму».

— Бля…

Стоматологичка жалостливо посмотрела на Тацика:

— И как ты с такими способностями собираешься начитки на авторнете делать?

— Тётенька, напишите «годен»! Я способный, я хокку пишу! — Тацик утёрся рукавом хаори. — А еще японский знаю.

И Милена Арнольдовна ему поверила, хотя видела в личном деле запись о приводе в детскую комнату милиции за поджёг отдела японской литературы в книжном магазине.

И мечта Стёпкина сбылась.

* * *

Фетишист

Больше всех лит-медкомиссии радовался тихий призывник Сергей Гришечкин. Нахождение вблизи женщин в форменной одежде доставляло ему неимоверное наслаждение, а различные писательские инструменты приводили в оргазмический трепет. В силу недостаточности опыта, самими женщинами Гришечкин интересовался мало.

Перед уходом от очередного врача Гришечкин по обыкновению дарил какой-нибудь пустячок: комментарий, ЛСочку, десяточку, и взамен просил что-нибудь на память. Всегда был вежлив и учтив, чем приводил докторш и медсестер в полный восторг. Особенно оживилась (во всех смыслах) 85-летняя Ольга Сергеевна Вобла-Волюшкина. И если бы не Дарина Пална, зашедшая в крайне неудобный момент, здоровье тихого автора Гришечкина испортилось бы еще одной фобией. А так с диагнозом психиатра «Склонность к геронтофилии в стихах и не только» Гришечкин получил зеленую карту в Авторнетию.

* * *

Никогда не верьте написанному

У Саши Мнюха уже рябило в глазах от кабинетов и голых спин сотоварищей по военкомату. Мнюх остановился посреди коридора и, увидев табличку с надписью фломастером «Яйцолог», мужественно шагнул внутрь.

В кабинете было прохладно, и стоял запах ацетона. Врачиха София Моисеевна Незабвенная красила ногти.

Мнюх решительным шагом подошел к столу, снял обложку и, сжав челюсть, прискорбным взглядом стал глядеть на стену.

Врачиха оживилась и достала зеркальце.

— Сашенька, вы каким размером предпочитаете писать?

— Хореем…

— В чем видите разницу между мини-чатом и чатом?

— В размере! — Выпалил Мнюх, а немного подумав, добавил. — Ну, или в префиксе «мини-»

— Феноменально! У вас большое будущее! Покажите-ка мне свою аватарку! — доктор зашла за спину призывника. — А теперь в профиль…

— Доктор, а что это вы мне там подсовываете? — встревожился Мнюх.

— Фломастер, буду проверять ваш индивидуальный почерк.

— Доктор! Так фломастер же у вас на столе лежит!?

Только сейчас Мнюх заметил, что повсюду на стенах висели таблички с буквами русского, русского матерного и албанского алфавита. Мнюх окончательно разочаровался в азбуке. А окулист остался доволен.

* * *

Некоторые специально рождаются девочками

Саша Пи надел белье Victoria Secret покрасивее, сунул косметичку на заднее сиденье красного матиссона и рванул в военкомат.

Лит-медкомиссия проверяла Сашу по кругу, и, все-равно, 6 врачей отметили явный авторский талант. Анатолий Генрихович Сикамбр долго сопротивлялся, но после коронного «Я хочу, чтобы ты ломал меня! Ломай меня полностью!», отдал Саше своё сердце и категорию А.

* * *

Опасные связи

— Наташенька, душечка! Я на полчасика сбегаю в магазин, а ты подмени меня, — неожиданно заявила Хомалия «Спанч Боб» Скрибенс после очередной смски и быстрее пули выскочила в коридор. С готовностью омоновца Серегина заняла боевую позицию за столом и пристально посмотрела на дверь.

С обратной стороны двери Генка Кррыу наконец-то собрался с духом, перекрестил себя, пупок, брошюрку чуть ниже пупка и вошел.

— Кррыу?!

— Серёгина!?

— Ну что за нафиг?! — с обидой произнесла Серегина. Он подумал то же самое, но вслух сказал версию непечатную.

Серегина задумалась. Генка Кррыу был ее проклятием с 1 по 11 класс: сначала дергал за хвосты, потом за лифчик, и всё это время безбожно списывал. Серегина, конечно, принимала такие знаки внимания за любовь и надеялась на взаимность. Все надежды рухнули в одночасье, когда однажды она увидела, как Кррыу и Сашка Бу из параллельного написали в соавторстве стих в школьный альманах.

Воспоминания разбередили старые раны, и Серегина поняла, что настало ее время мстить.

— Ваша фамилия?

— Наташ, ты чего?..

— Автор Кррыу, вы проходите литературно-медицинскую комиссию! Приучайте себя к дисциплине и субординации!

-Есть!

Снимите!

-Что?

— Всё!

— Наташ, не надо!

— Снять!

— Есть!

— Давай показывай!

— Вот…

— Что там у тебя?

— Вот… ручка.

— Интересная какая у тебя ручка, Кррыу. Ну-ка, снимай колпачок!

— Наташ не надо!

— Отставить! Открыть колпачок… закрыть колпачок… открыть колпачок… закрыть колпачок

— Наташ! Я больше не могу!

— Да? — мстила Серегина, — А как я себя чувствовала, когда ты меня в углу зажимал и на ухо Маяковского читал? А для тех, кто не может, у нас баночка с чернилами возле окна стоит. Открыть колпачок…

— Наташка, А-А-А, я правда больше не могу! Я сейчас кончу … этим колпачком заниматься и стихи писать начну

Прямо на тебе, стерва!...

Как издевательство в затуманенной голове Кррыу вспыхнула услышанная где-то фраза: «От хирурга авторы выходят удовлетворенные конструктивной критикой»

* * *

Ксиока и 7 троллей ада

Лёха Ксиоковский поначалу решил, что свой долг Авторнету он отдал еще в детском саду на новогоднем утреннике, но постепенно увлекся процессом креативного прессинга врачей и медсестёр лит-медкомиссии и уже не мог остановиться. Терапевту сказал, что он отмессионерил Аватара, поседевшему ЛОРу станцевал приватный танец с посохом, окулисту пытался доказать, что у него херофобия, рыдал на груди у нервопаталога (мол « по-есенински тоскую по избам родным). У хирурга долго сопротивлялся, говорил, что комплексует; когда спросили, что за комплексы, ответил, что «зенитно-ракетные». Был послан нах. Стоматолога настойчиво убеждал взять вместо себя своего друга Строева, мол у того рифмоплет более точно настроен. Не прокатило.

Когда психиатр Дарина Пална потребовала объяснений о причинах возникновения трёх поперечных рваных полос на запястье левой руки, сказал, что его оцарапал кот самого Рыссяковского. Услышав всемирно-известную фамилию, психиатр выдала Лёхе справку о безлимитном посещении БАНи и с диагнозом «Будет ходить в психическую атаку» категорию А1 на любые литературные сайты. Так Ксиоковский попал в авторнетовскую десантуру и стали звать его Батя…

Послесловие

Рысссяковский как никогда был доволен жирными желтыми цыплятами, угнездившимися под ветвями его платана. И по такому случаю закатил новый авторнетовский конкурс. Ну и банкет, естественно.

-АффторрРЫ! — громогласил он с трибуны в формате МР3. — Вы — будущее нашей литературы! Вы — на передовой литературной молодежной мысли! Пускай вы еще не коротко стрижены и не покрашены в рыжий цвет нашего флага, я верю, что вы порвете любой неавторнетный сайт! Даже если у вас отобрать ручку и бумагу, вы будете писать, пусть даже собственной кровью, пусть даже на спине соседа и в 4 утра! Мы с Кешей гордимся тем, что у нас будут творить такие аффторрРЫ. Я не обещаю вам сразу ТОП сайта и Избранное, но каждый из вас достоин хорошего комментария и печеньки! Ура Авторнетовскому воинству! Нас — легион!

Немедленно выпил и занюхал Кешей.