К известному психоаналитику пришел незнакомый и очень грустный пациент:
— Доктор, мне нужна ваша помощь, я нахожусь в глубочайшей депрессии, меня не покидает чувство грусти, я рыдаю ночами, днем совершенно разбит, практически не ем… я так устал…
Сочувственно качая головой, доктор ответил:
— Вы еще достаточно молоды и в вашей жизни все наладится, а если вы хотите гарантированно поднять себе настроение, то в наш город приехал великий итальянский клоун Федерико Паллаччи, это большая удача, судите сами, где мы, а где Италия. На его представлениях публика буквально умирает от смеха, сходите и вы не пожалеете.
Мужчина грустно посмотрел на врача и сказал:
— Доктор, я и есть великий клоун Паллаччи.
**********************************
— Вчера детский клоун с ярко накрашенным ртом испугал меня на столько, что я родился на свет забрав чужую жизнь и совершенно без пуговиц. Рискуя умереть от голода, я питался сухим кормом отчаяния и ненавистью окружающих. Безразличие людей и повышающийся интерес со стороны кукол, вскоре довели меня до самоубийства. Я лег в ванную и двенадцать раз выстрелил себе в грудь. Ну, что я могу сказать — пуля дура. Ватой я убрал с тела следы от сгоревшего пороха, мертвое сердце заменил на подушечку для иголок такой же формы, забил дыры от пуль свечным воском и наложил цветные заплаты. И вот теперь, доктор, я существую вот в таком, весьма сомнительном и отчаянно бесчувственном виде. Вдобавок к этому хандра и затяжные припадки инфантильности навязчивого характера. Мне грезятся чайки и шахматы. Уверен есть какая-то связь, хотя речь моя, думаю, кажется вам бессвязной. Мне можно как-то помочь или стоит пройти весь путь с самого начало и в конце броситься под поезд?
— Интересный случай. Думаю, с поездом торопиться не стоит, вокзал закрыт на ремонт и поезда идут с западной части города, а до туда сто сорок верст. Этюдная формула вашей хвори такова, что она равна сумме разниц разделенных остатков, умноженной на свободный радиус в седьмой степени. Осталось только поставить реально преобладающие события из жизненной хрестоматии и выписать рецепт.
— В вашей формуле есть место для любви, доктор?
— Нет.
— А вы раньше не работали мясником?
— По первой специальности я кондитер.
— Вижу вы мастер заворачивать кренделя.
— Кренделя и плюшки — мой конек.
— Любите лошадей?
— Отчасти.
— Какую часть больше?
— Ту, что всегда приходит первой.
— То есть первую часть?
— Да-да. Часть первая.
— Закончена.
*************************************************
— Во второй части вы не узнаете ничего, из того что не было бы уже описано в части первой, то есть практически это призыв перечитать все вышеизложенное, но более монотонно, как бы более повествовательно. Ну, разве не замечательно получилось? А можно плюнуть, (лично я бы плюнул) но что делать если пересохло во рту или если рот зашит, как у куклы, что продается там, на углу, в безобразной лавке слепого кукольщика Хайме, чья дочь плюется. Шутка ли, в тринадцать лет так безобразничать. Когда я пришел к ним с невинной просьбой зашить мне горло, она плюнула и угодила мне точно в глаз, пользуясь тем, что отец, видимо, не видит. Она беззвучно засмеялась, а старик Хайме сказал:
— Элли, возьми лучше нитки покрепче.
Когда она закончила, я чувствовал себя совершенно обплеванным, но ушел не проронив ни слова, я с детства притворяюсь немым. Так спокойнее. По крайней мере спокойнее чем в первой части, поскольку если вторая часть пусть и есть, то третьей нет совсем, то есть абсолютно.
Да вы и эти то две с трудом прочитали.
А труд, кстати должен быть оплачиваемым, иначе что? Вернее как уж куда? И позвольте узнать зачем?
Видите как много вопросов, а вы говорите нет…..
Остальные тридцать шесть частей сгорели в костре современной инквизиции моего сознания, как ересь. За что вы еще не раз скажите мне спасибо.
Кстати, спасибо.
|