«В деревне «Бухалово», седьмого февраля, не так уж холодно, чтоб тратить деньги праздно. И если уж решили что-то мужики, их останавливать, поверьте мне, напрасно»
Согласно древней индейской доктрине, наш держится мир на семи осях, а у Степана баба на сносях, но и пол литра стынет в магазине. Идти в такую пору одному, не то чтоб голову засунуть в холодильник, но все же скучно, и поэтому Степану, всенепременно нужен собутыльник. Найти коллегу и партнера не вопрос, достаточно лишь бросить клич призывный. Вот Николай, с лицом как купорос, видать с похмелья, перегар уж больной сильный. Да и Кузьма, хоть падал в грязь лицом, чем не помощник в этом деле важном? Он и один хорош, но можно и с отцом, отца в деревне величают эпатажным. Он носит брюки задом на перед, обут обычно в разные ботинки, про сексуальные делишки часто врет, подтяжек нет, обычные резинки.
Лежал их путь меж вычурных домов, где у забора грабли спят, где дров лежал вязанки, ну и поскольку плохо шел Кузьма, его, как водится, пристроили на санки.
Вдруг Баба Нюра, мастер джиу-джитсу, тяжелым сапогом Степану метит в ухо, Степан не дремлет, выгнув поясницу, уходит от удара силой духа. Колян, присев по ходу в кибадачи, удар сапожный принял на себя, не вынеся естественной отдачи, ушел в сугроб, знакомая стезя.
Нечеловечески оплакивая друга, два демона утаскивали санки, на санках матерившийся Кузьма, грозился отомстить этой гражданке. А тетка Верка, из белья связав лассо, отца Кузьмы арканит залихватски, не тут-то было, стреляный ковбой, уходит тропами, как следопыт заправский.
Степан, уже в уме прикинув, где засада, как камикадзе правит сани под откос, накрыв собой трех баб, как амбразуру, со всего маху плюхнулся в навоз. И был он люто бит лопаты череночком и потерял седую прядь волос, зато Кузьма добрался до прилавка и кинул трешку на серебряный поднос:
Сказал Кузьма и в полемическом задоре, довольно грозно стукнул кулаком.
Схватив с прилавка две желанные пол литры, и резко развернувшись по оси, боец в испуге плюхнулся на санки и прошептал вдруг — Господи, спаси!
В дверях, к стене пристроив коромысло и расстегнув фуфайку на груди, его супруга разминала мерно руки, из-под платка торчали бигуди. Ланиты нарумянены морозом, на алых губках виснет папироска. Глаза змеиным наливаются гипнозом — портрет убийцы, просто и неброско.
На нервный глаз прикинув — шансов мало, такие звери пленных не берут, Кузьма со вздохом вышел сквозь витрину, попутно стырив розовый грейпфрут.
Три дня милиция искала партизанов, глашатаи кричали по дворам, им угрожали, уговаривали сдаться, тюрьмой грозили, просто стыд и срам. В деревне бабы заплатили за витрину, грейпфрут простили, с горя напились. А на четвертый день их обнаружили в сарае, они раскаялись и быстренько сдались.
«В деревне «Бухалово», четвертого апреля, не так уж ветрено, чтоб тратить деньги праздно…»