Практически в любой психиатрической клинике есть пациент, который глядя перед собой без устали чешет расческой волосы. Думаю, это непроизвольные жесты его безысходности, они успокаивают его сознание и делят жизнь на понятные доктору полосы. Такие, как правило молчаливы, а что тут скажешь, диагноз — шизофрения, другого нет. Никто не знает о чем эти люди мечтают и думают, в их рационе — лекарства и вечером ноги в плед. Юнг попытался понять их и он мне ближе, чем решение об изоляции и в карте штамп. Граница безумия и гениальности очень тонкая, я лично когда-то писал об этом, но кажется не писал Мандельштам. И не надо. Это не его дело, писать о той гавани мозга, где ясные мысли столь редкие корабли. Зато эти люди перемножают в уме шестизначные числа и кстати, могут копировать картины Сальвадора Дали.
Меня? Да, пожалуй тоже упрятать можно, но без расчески и без бесполезных лекарств. Последнее время мне как-то очень тревожно, я путаю образы и не различаю цвет глаз. Китайцы пишут иероглифы на асфальте, они высыхают на солнце, но смысла в них, пожалуй намного-намного больше, чем в книгах отдельных писателей и в них самих. Слова так пусты и порой неприемлемо безразличны, что превращаются просто в удобный способ сказать «люблю». Стихи нелепы, мои повести нелогичны с честной оценкой читателя — «я терплю».
Хм, почему-то тянет взять в руки гребень, немного поправить прическу. Еще чуть-чуть и я добровольно присяду на край кровати, позволя кому-то двери за мной замкнуть. И выдавать по утрам валерьянку в бумажном стакане, феназепам на обед, посещения запретить. Назло докторам я буду молчать упрямо, пугаясь чернил и бумаги. А ночью выть.
И вот новоявленный Зигмунд стучится в душу, отворяй бездарный писака в сознанье дверь, перестань чесать волосы, бестолочь, скушай грушу, ты еще не потерян для общества, уж поверь. Ну-ну-ну, спокойнее, без истерик. Все не так уж и плохо, рефлексы есть. Вот, возьмите ручку, да-да, возьмите, а теперь пишите, пишите — МЕСТЬ.
Что вы знаете доктор об этой мести, от таких недугов психушка не вариант. Я смотрю на него и снова берусь за расческу и чешу, чешу, чешу, вычесываю талант.