Жажда… В половине пятого утра она ещё так не ощущалась. А сейчас уже около восьми. Могу позволить себе минутный релакс, оставить ноты и шмотки сторожить насиженное место и выползти вниз. Мутная жидкость №11 из автомата с привкусом жжёного мазута и первая, выкуренная сегодня сигарета в нычке под лестницей. Параллельно разглядываю афиши: мастер-классы на спецкафедре уже прошли, мой «сольняк» ещё через две недели, на джаз-фест не попадаю — халтура.

Возвращаюсь назад. Предстоит переселяться. Явился препод с двумя студентами и мне пора освободить оккупированную территорию. Мытарства по собственным следам долго не дают результата. Наконец, уже в конце коридора, сердобольный домрист, взглянув на оставленную мною с утра записку, решает уступить место. Здесь мне пока везёт — никто серьёзно не прерывает, не считая робко заглядывающих соискателей и нескольких порций никотина.

Электронный «биг бен» на башне Дома Профсоюзов прогундосил двенадцать раз. Полдень... Можно было бы ещё многое успеть, но…

Вкрадчиво, беспощадно и неумолимо, от лёгкого покалывания до резкого спазма в подреберье прокрался и переборол все остальные чувства коварный изматывающий Голод. Нет — это не время завтрака или ленча, а просто наступил момент, когда терпеть уже невтерпёж. Понимаю, что когда вернусь после трапезы в репетиторий, могу снова остаться за дверью, и на сей раз уже окончательно. Только «сосёт под ложечкой» так, что кажется, будто клавиши уплывают из-под пальцев. Итак, чем Бог послал? В кармане на всё про всё, включая обратный проезд, около шести гривен (по нынешним временам такая сумма кажется абсурдной), но тогда…

Спускаюсь в вестибюль, едкий луковичный запах столовских харчей моментально ударяет в ноздри. Ступаю за ним, как крыса за дудочкой Нильса — жрааать!

Консерваторская столовка или, как принято у аборигенов её величать, ресторан «У Сальери» — место для экстремальных гурманов. Здесь вам могут подать кофе в одноразовом стакане со следами чужой помады. А найденная в контейнере вилка с тремя погнутыми зубьями разной длины считается роскошью. Тарелки из гнутой фольги, те, что по местным канонам принято сдавать в окошко для грязной посуды вместе с подносом, во избежание их вторичного использования, брезгливые «Амадеусы» ритуально утилизируют, надрывая по краям. Но, застигнутые на месте преступления посудомойкой, послушно расплачиваются штрафом в 40 копеек за вандализм в отношении столовского инвентаря.

Только кто из нас тогда знал, с каким теплом захочется спустя годы вспоминать эти бесчинства? И проклинавшую каждого встречного кассиршу, когда она швыряет сдачу едва ли не в лицо. И бланки из читального зала вместо салфеток. И, бесспорно, коронное блюдо (а чем ещё можно было поживиться всего за три двадцать?), не раз спасавшее многих из нас от голодного обморока — картофельные зразы со сметаной. Я до сих пор ощущаю их едва сладковатый, крахмально мучной, с зажаренной масляной корочкой привкус, и вкрапления жёсткого серого мясного фарша внутри, и подсохшую кляксу сметаны. Блаженная ностальгия, вернуться хотя бы мысленно в те времена, когда ещё одержимые эфемерностью мусического ремесла, мы ставили перед собой иллюзорные цели и достигали их немыслимой ценой! А всё остальное — пустяк. Да и много ль нам было надо? Лишь бы «хлеб наш насущный даждь нам днесь» (тёпленький, прожаренный, на гнутой фольговой тарелке) да три двадцать в кармане.

Теперь за это и вправду можно было б всё отдать…