И брал он камни...

Глаза лезли на лоб, руки тряслись, а пальцы, казалось, превратились в сучки. Кофеин и никотин сделали своё дело — мозг работал с дикой скоростью, переваривая то, что выпало на его долю, пытаясь придумать мне оправдание… Тщетно…

Моё тело — во что оно превратилось!!! Я едва мог встать с кресла. Лицо уже не претендовало на право так называться — я давно перестал быть походим на нормального человека. Никотин глубоко въелся в кожу рук и клочками торчащую бороду. Я не спал десять дней…

Дико хотелось курить, закурив, я заметил, что пепельница переполнена, пришлось вытряхнуть её под ноги. Да, я был не в себе, десять дней назад я узнал то, что меня, мягко говоря, не обрадовало — всё, что я, когда-либо придумывал, всё что я доверял бумаге сбылось…

На моих руках была кровь тысяч и тысяч людей. Как с этим теперь жить? Да как это вообще возможно? Чёрт! Может, я сошёл с ума? Странное дело, я с детства любил фантазировать, любил представлять, как умирают люди, я рисовал у себя в мозгу в мельчайших подробностях все нюансы и аспекты. Мне это доставляло большое удовольствие, более того я чувствовал приток сил, я становился сильнее физически.

Когда я научился писать, я начал записывать всё в тетради, позже набивать в компьютере. Если случалось так, что кто-то случайно видел мои «забавы», то он просто говорил, что я псих и что мне лечиться нужно…

Да? И к какому врачу мне обратиться? Кто мне поможет? Меня даже смерть не захотела взять — шрамы на запястьях так и не заросли показывая изорванные вены... Я повернулся и посмотрел на Неё. Она одна, Она единственная вызывала во мне какие то странные чувства. Видимо я любил Её. Любил…

У меня не было родственников — мать умерла почти сразу после моего рождения. Следом за ней бабка и дед. Про отца я ничего не знал. Она была единственной, кого я смог полюбить, и кому я доверился, показал то, чем я занимаюсь... Она начала кричать… потом, быстро перелистывая страницы и что-то читая, замолчала, прикрывая лицо руками…

Сейчас, спустя десять дней, я до сих пор слышу, как Она меня спрашивала о том, понимаю ли я то, что это значит, что многое из этого происходило на самом деле, что я описываю реальные смерти. Я начал просить Её замолчать, но Её била истерика, с трудом сдерживая рвоту, Она продолжала и продолжала меня обвинять в причастности к смертям бесчисленного множества людей…

«Заткнись!» — это всё, что я сказал. И этого хватило. Она умерла. Я впал сначала в панику, потом в истерику, но постепенно меня охватила злоба… Злость на весь мир. Я орал, бился о стены, попытался вскрыть вены…

В Ней, в Её теле, уже невозможно было угадать той красоты, которая играла прежде. Жара сделала своё дело, теперь в Ней не было той, живой, красоты, но появилась другая... Я подошёл к Ней, поцеловал в испачканные рвотой губы. От Неё прекрасно пахло. Поправив Ей волосы я подошёл к окну и раздвинул шторы. Утреннее солнце ударило в глаза. Посмотрев вниз на улицу, я увидел то тут, то там лежащие тела, исклёванные птицами, тела которых лежали рядом. Из форточки доносится всё тот же сладкий запах смерти... В мозгу пронеслись все те «проклятия», которые я выкрикивал, будучи поглощённым соей злостью... Сполз на пол — я понял всё…

Земля глубоко забилась под ногти, руки превратились в бесформенное месиво.

-— Прости меня, милая, если сможешь. — Ещё одна могила, это была маленькая девочка, которая, даже умерев, не захотела расстаться со своей куклой — так они и лежали вместе, взявшись за руки.

Я сбился со счёта, я закапывал всех, каждое тело, которое попадалось мне на пути. Город превратился в ужасное место — тут не было больше той суеты, которая бурлила раньше. Некоторые машины ещё работали, сжигая последние капли топлива, но скоро и они умрут, довершая мрачную картину. Дороги превратились в огромные свалки, наполненные искорёженным транспортом, в котором в свою очередь гнили трупы, умершие ещё до того, как их бесконечные автомобили и автобусы лишившись своих водителей, попали в последнюю в их жизнях «аварию». Горели пожары, охватывающие, иногда, целые высотки.

Постепенно на меня наползало странное чувство, что я нахожусь где-то далеко за чертой города, на огромном поле. Я долго не мог понять почему, но, в конце концов, дошло — становилось тихо. С остановкой очередного двигателя становилось всё тише и тише! Я уже мог слышать, как дует ветер — он радовался, он пел, играя со своими новыми игрушками. Вот, он со свистом влетел в кабину, когда-то дорогого автомобиля и принялся с интересом осматривать девушку, находящуюся в нём, играть с её волосами, с кулоном висящем на шее... Я отвернулся. Я всегда любил ветер, но я даже не представлял, как мы похожи, особенно теперь.

Я брёл по городу, по его улицам и ветер шёл за мной следом. Постепенно осознав, что всех похоронить я точно не смогу начал просто сваливать тела в огромные кучи и поджигать, но непременно, у каждого я просил прощения, и глаза их отвечали мне грустью. Некоторые плакали гнойными слезами, видимо они любили жить, любили тех, кто был с ними рядом, и никак не могли смириться с тем, что для них всё кончено.

-— Прости...

Что толку? Впереди меня ждала центральная улица города, даже на то, чтобы похоронить тех, кто на ней находился, у меня ушло бы несколько жизней. Господи, о чём я думал? Где была моя голова? Почему я не подох при родах?

Чья то рука опустилась мне на плечё!

-— Не нужно корить себя, ты просто неопытен. До тебя тоже совершались такие ошибки! — голос был приятным. Я подумал, что это мой мёртвый мозг начал прикалываться надо мной и поэтому продолжал сидеть и смотреть на чей-то паспорт, который уже с полчаса крутил в руках.

-— Я когда-то, давным-давно, тоже погорячилась. Но без этого просто нельзя понять цену жизни! А уж тем более цену чужой жизни! Без этого тебе было бы трудно выполнять свою работу так, как это должно быть!

Обернувшись, я увидел прекрасную девушку, которая успокаивающе гладила меня по голове. Она улыбнулась, и я почувствовал себя много лучше.

-— Ну вот, видишь, всё не так уж и плохо! — она потрепала мои волосы.

-— Кто ты?

-— А ты не понял? Я Смерть, как и ты. Но я уже прошла отведённый мне путь и теперь настала твоя пора, парень.

-— Так значит это, правда! Правда, что Смерть это девушка!

-— Ну, — она снова улыбнулась — в последние несколько тысяч лет это была я. До меня была собака, до неё кто-то ещё и до того, и до того... А теперь будешь ты, мой маленький!

Что-то было в этой девушке такое, что говорило — она не врёт, да и как ещё тогда понять то, что она жива? У меня замаячил вопрос, который интересовал меня, чуть ли не с детства.

-— А зачем вообще нужна смерть... Ну, то есть, зачем мы нужны. Если бы нас не было, то было бы меньше горя, люди бы не расставались. Родители бы не хоронили своих детей. Было бы больше радости.

— Ты находишь? Глупыш, ты просто многого ещё не понимаешь! Представь себе больного раком, который не может умереть — он будет мучаться до бесконечности. Так устроен мир — старое должно уступать дорогу новому.

-— Хорошо, пусть так, но зачем нужны мы? Неужели нельзя было сделать, что ни будь вроде автомата, который в нужное время отключал бы «массу»? Почему?

-— Всё просто! Любое живое существо имеет полное право умереть красиво! Посмотри на то, что ты сотворил! Это же прекрасно! Смерть, это не что-то уродливое, это логическое завершение жизни, и она должна быть подстать ей! Со временем ты всё поймёшь.

Я сомневался, что я что-то из этого, или чего-то там ни было пойму, но мне оставалось верить на слово. Тут меня как током ударило:

-— Слушай, а какая во мне теперь надобность, ведь все умерли, да и ты есть, в конце концов?

Она встала и начала уходить, — Да, я есть, но моё время прошло, и теперь за мной осталась одна, последняя обязанность, я должна исправить твои ошибки и тем самым заплатить ту цену, которую выставили мне мои. Прощай!

Она уходила, и там, где она прошла, всё принимало свой первоначальный вид. Обернувшись, я увидел, что и там, откуда она пришла, всё уже было восстановлено. Те, кого я похоронил, уже стояли, вернее, замерли в ожидании, когда им уже, наконец, разрешат сорваться с места. Сорваться куда-то, где их ждало, что-то интересное, туда, где их буду ждать я.