Эта история придумана только наполовину. И часть придуманной половины вовсе не кажется мне выдумкой. Потому что я, действительно, помню события той осени именно такими, как я описала их ниже. И все, кто принимал в них участие, согласились со мной.
Нам было по тринадцать-четырнадцать лет. И все кроме Алисы занимались на журналистике в ДТЮ.
В какой момент нашей дружбы нужно углубиться, чтобы найти начала всего происшедшего, я даже не знаю. Предпосылок вспоминается куча, но тогда казалось, что та осенняя четверть на редкость однообразна и катится без перипетий.
Но в один день всё внезапно перевернулось, то есть то, что до этого казалось чем-то «ещё не скоро», случилось неожиданно рано.
Помню, я шла по Невскому на журналистику как можно медленнее, потому что до занятий было ещё полчаса. И меня вдруг догнала Ксюша. Мы не заметили, как доболтались до главного здания, откуда из дверей на нас выскочил Саша. Мы засмеялись от того, как едва ли заметив нас, он нервозно замотал головой по сторонам:
У Саши зазвонил телефон, которым он размахивал, разговаривая с нами.
Мы с Ксюшей тупо ждали, что нам расскажет Саша.
Серый готовил чефир на кухне, огалтело ругался с соседями, дезинфицировал шприцы в кастрюле, где Макс варил яйца, водил толпами друзей и девочек (ровесниц Макса), которых самостоятельно мыл в ванне и одевал в старую пижаму сына. Мать работала продавщицей в ближайшем магазине и уже давно жила с другим человеком. В свои тридцать она уже смирилась с жизнью, тем более одну другую бутылку всегда можно было списать у себя в отделе. Где-то были ещё бабушки Макса, но о них мы ничего не знали, кроме их наличия.
Если бы не учительница Макса, то неизвестно куда бы укатился и сам Макс. Эта была точка зрения учительницы. Она ходила к Максу домой, смело скандалила с Сергеем, уговаривала мать Макса одуматься. Но после того как ей угрожали ножом в порыве ярости, она бросила свои попытки и перешла к административным мерам. Её навязчивой идеей стало усыновить Макса, а для этого нужно было лишить родительских прав «извергов».
Это тянулось уже так давно, что все перестали думать, что это чем-то разрешится.
Отношение Макса к учительнице менялось от обожания в начальных классах, когда она его подкармливала и иногда брала ночевать домой, где Макс смотрел диснеевские мультики по видику, до лютой ненависти в плоть до настоящего момента. Ее опека переросла в рабство: она следила за каждым шагом Макса, пристраивала его во всевозможные кружки, чтобы он только не шлялся по улице. Она и притащила его на журналистику по знакомству. Макс, как мог, отлынивал от этих занятий и школы, и в этом ему помогала Алиса…
Накануне свершилось долгожданное: у родителей Макса отняли родительские права, как добивалась учительница. Но к её ужасу Макс наотрез отказался стать её подопечным. И по решению суда его направили в детский дом. Учительница рыдала, мать где-то в углу качала головой, отец харкнул в зале заседания, выругался на судью и его забрали на пятнадцать суток.
А Макс вдруг осознал, что прямо с этой минуты его прежняя жизнь завершилась. И если для всех стало очевидным, как его жизнь повернулась и по какому адресу ему теперь дорога, то для Макса это было не настолько ясно. Он почувствовал себя на перепутье. Он бывал во временных и дневных приютах, знал, что там вкусно кормят, дают одежду, есть телевизор и иногда даже компьютер. Это большой плюс, учитывая, положение Макса.
Конечно, ему всё это нужно. Было нужно, когда он был маленький. А теперь он уже вырос, ему уже почти четырнадцать, и они хотят его запереть, когда у него уже поменялись потребности, когда преимущественным желанием стало, чтобы все эти взрослые оставили его, наконец, в покое. Ведь, по сути, им нет до него никакого дела.
Саша звонил Максу домой, и соседка сказала ему, что Макс сбежал. Приставленная к нему женщина-инспектор повезла его домой, чтобы он собрал вещи. И Макс, оставив инспекторшу в комнате, под предлогом туалета, скрылся через чёрный ход в кухне. С тех пор его никто найти не мог.
Инспекторы во главе с перевозбуждённой учительницей, пришедшие сейчас на журналистику, всё утро провели в школе Макса, а сейчас допрашивали ребят с журналистики.
Мы замолчали. Подходили Алиса с Максом, неся с собой коробку йогурта и батон.
Мы в недоумении смотрели на них.
Макс с Алисой радостно закивали. Здесь нужно рассказать об одном обстоятельстве под названием Лисофанже.
Лисофанже — это очень маленькая страна за дверью. Чтобы туда попасть нужно найти подходящую дверь, желательно, чтобы никто вас в это время не застукал, посыпать на ручку из специального флакона, открыть дверь и попасть в Лисофанже. Там живет около ста человек в разрушенном после сноса городе, они влекут довольно бедственное существование, но дворец наполовину отстроен и правит в нем королева Алиса, которая почти всегда с нами.
Не ты ли говорила, что Лисофанже нуждается в гуманитарной помощи. Элементарно даже одежды не хватает! А сколько можно воровать? Вас если с Максом поймают ещё раз, ему уже не отвертеться одной детской комнатой милиции. Нужно добиться здесь какого-то положения, чтобы зарабатывать и помогать Лисофанже.
Макс с Алисой переглянулись.
Мы пошли, они остались сидеть на траве.
Мы вручили, сколько у нас было.
На чердаке их не оказалось. Телефон Алисы был выключен. В Лисофанже нам попасть не удалось: тайник, в котором лежал флакон с порошком, был пуст. Утром я улетела с классом в Париж на две недели.
Мулен-Руж и Анжелика
Под вечер после пробежки по музеям, мы, которым эти музеи были далеко по барабану, выгрузились из автобуса на Монмартре. (Если долго повторять «Монмартр, Монмартр, Монмартр…», то язык заплетается.) Спрашивается, где мы были до этого? Только зря время тратили.
А здесь: мокрый асфальт, в котором отражаются все вывески и яркие огни; машины шуршат опавшими листьями; посреди улицы растут деревья; люди ходят, например, в очень коротких юбках… Конечно, не так как в начале века, когда Тулуз Лотрек расхаживал по этим улочкам, но по-прежнему обалденно.
Пока все выгружались, думали брать с собой сумки или следовать совету Мсье (не помню, как его по фамилии) оставить всё в автобусе, иначе народ на Монмартре шустрый, я прошлась немного по тротуару вперёд, а там! Чёрт возьми, Мулен Руж!
Здорово, ярко, мельница мигает, афиши, панки тусуются, рядом машины шикарные припаркованы — другая жизнь пришла на смену андеграунду в обносках начала века! Но наша экскурсия, похоже, обойдёт эту жизнь стороной… Вот, меня уже наша классная зовёт:
— Соня, куда ты направилась? Мы все уже уходим! Не хватало тебе ещё потеряться.
Нет, ну где справедливость! Оказалось, мы сюда приехали ужинать! Приехали на Монмартр, чтобы есть, а не быть.
Кафе оказалось похоже на столовую, с самообслуживанием, разнородного народу тьма, все едят, клубятся аппетитные запахи. И сюда ворвался наш класс, с утра не евший.
— Курицу, бери, курицу! — шептала на ухо Крививцева. — Только её есть можно, остальное всё с кровью и не дожарено.
И по совету Крививцевой, на вопрос Ан-Клер, что я хочу, я послушно ответила:
— Poule!
И мне дали огромную ножку на огромной тарелке. Потом наше стадо накладывало себе всякие побочные продукты, картошку фри, рис, а ещё на пшено похожее — кус-кус (я до сих пор не понимаю, что это такое) из огромных чанов.
Ан-Клер оторвала меня от Крививцевой, и мы очутились за столом с её petit-copin по имени Пьер, его подопечным Зотовым и высоким французом в очках.
Расселись: рядом со мной Ан-Клер, напротив Котов, передо мной огромный стакан спрайта, сухая зажаристая курица — её есть целый вечер надо! Французы сразу залепетали, а Котов молча набивал себе щёки бифштексом — вылитый Иван-дурак. Все над ним смеются, что он толстый, а он, как мне кажется, пухлый.
— Слушай, — говорю я Котову, — Почему они только между собой разговаривают? Я, например, ничего не понимаю, о чём они, над чем это они смеются. Не над нами? Может, нам тоже их обсудить?
— А ты знаешь, что вот этот, — Котов кивнул головой в сторону высокого француза, который сидел рядом с ним, — все понимает. Он русский. Его Саша зовут.
— Да, ладно! — я не поверила.
— А ты спроси у него что-нибудь.
— Не буду я спрашивать. Сам спрашивай.
— Эй, Саша,— Котов обратился к лжефранцузу. — Она не верит, что ты русский!
Саша повернул на меня голову.
— Да, я русский, — сказал он по-русски без акцента, покивал головой и продолжил свой разговор.
— А ты не верила! — Котов был жутко доволен. — Он в Нанси с родителями переехал. У него Петрушин живёт.
Я только пожала плечами, общаться с Котовым расхотелось. И я стала разглядывать за его спиной на стене репродукции афиш Мулен-Руж, которые рисовал Тулуз-Лотрек.
Вдруг рядом со мной кто-то остановился, просто встал рядом и смотрит на меня сбоку. Котов даже поднял глаза от тарелки. Я тоже обернулась — это был официант.
Наши французы удивленно уставились на меня. Я была польщена таким вниманием. Ан-Клер даже спросила, что он хотел, и, узнав, сказала, что лучше никуда не ходить. Котов возмущался наглости французских официантов:
Я почти доела резиновую курицу. И у меня кончилась газировка. Я сказала, что пошла за водой. Народу было много, и я легко скрылась от глаз Котова и наших французов. Я думала, подойти мне туда, куда меня пригласили, или не стоит. Пока я думала, подвернулся этот же официант и взглядом пригласил меня к двери. Этот жест мне совсем не понравился, и я повернула к нашему столику. Но тут официант еще раз указал рукой на дверь, как бы показывая мне что-то. Я обернулась. В дверях в белом фартуке стояла Алиса и как-то странно мне улыбалась, другой, не Алисиной улыбкой.
Я протиснулась между посетителями и оказалась на кухне.
Мы не знали, что сказать друг другу от удивления. Тупо смотрели, как в зеркало. Вдруг тот самый официант рассеял наш ступор, предупредив меня, что моя группа уже собирается уходить.
Я вышла на улицу, где собралась почти вся наша группа. Ждали, похоже, только меня.
Котов хитро посмотрел на меня:
Встреча у Сакре-Кер
Начиналась ночь, теплая, как летняя. Сакре-Кер заменял луну, бледно-серый, огромный, но в нем был настоящий Париж, который никому не даёт покоя и всех так притягивает.
Сидели туристы, валялись бутылки, кучи мусора, которые накопились за день. Паренёк с гитарой наигрывал что-то парижское.
Ледяная глыба собора, тёплая ночь, распростёртый звёздный Париж под ногами — это было именно то, из-за чего стоило сюда ехать.
Нестерпимо обидной была мысль, что через мгновение заставят покинуть это место. Туристы — самое гадкое и низкое порождение общества, другое дело одинокий путник или путешественник, жаждущий приключений и истины. Но группы туристов, их гиды и фотоаппараты — чума и уродство, особенно Парижа. Я проклинала свою зависимость от нашей группы.
Ко мне, поникшей от этих размышлений, подскочила Крививцева с фотоаппаратом:
— Соня, давай, сфоткай меня! — впихнула мне фотоаппарат, — Подожди — сейчас вспышка зажжётся… Все, давай!
Отбежала от меня, нервно поправила чёлку, опустила руки, размяла губы и, остановившись на серьёзном выражении лица, замерла. Сверкнула вспышка, и я отдала заезженный атрибут в трясущиеся руки.
— Ну что, Соня, ты такая грустная? Хочешь я тебя сфоткую?
Я упорно молчала. Крививцева обиделась и покинула меня.
Я спустилась немного вниз по ступенькам, потом ещё чуть-чуть и так сильно убежать захотелось! Так захотелось скрыться на улицах Монмартра, что вот-вот и я сорвусь с места. Но невозможность этого поступка придавала еще большую обиду на несправедливость этой поездки под конвоем. И еще эта невероятная Анжелика. Откуда она взялась. Этот вопрос не давал мне покоя.
И тут позади меня собственный голос:
Дома до звёзд, а небо ниже,
Земля в чаду ему близка
В большом и радостном Париже
Все та же тайная тоска…
На фоне яркого Сакро-Кер тёмный силуэт в кепке набекрень с распростертыми к небу руками громко декламировал стихи Цветаевой. Смолкла гитара и притихли прохожие, уставившиеся на смотрящего вдаль оратора, дочитывающего строки:
В большом и радостном Париже
Мне снятся травы, облака,
И дальше смех, и тени ближе,
И боль, как прежде, глубока.
Никто не перебивал, все смотрели и улыбались, хотя только русскоговорящие могли понять смысл этих строк. Исполнение было чересчур пафосным. И тут все зааплодировали, закричали: «Bravo!». А чтец отвесил размашистый реверанс и, сдернув с головы кепку, обошел публику. Закончив сбор и взвесив добычу, в развевающейся куртке, как плаще, он перепрыгнул через несколько ступень по направлению ко мне. И я увидела довольную Алису, которая, подмигнув мне, пронеслась мимо, не рассчитав разгон. Или мне показалось, что это была Алиса? Может это ещё кто-то? Как здесь могла оказаться Алиса. Мне сделалось жутко.
— Соня, уходим уже! — крикнула Крививцева.
Я посмотрела на уходящих наших, потом вниз, на Алису. Она стояла на несколько ступенек ниже и улыбалась мне. Это действительно была Алиса.
Я сама не заметила, как мы уже оказались в каком-то тёмном переулке. Это была явно не туристическая тропа. Мы вскарабкались на какую-то разрушенное строение, а с него перешли на крыши домов. Черепица была заросшая мхом и трескалась под ногами. Алиса ловко обегала трубы, размахивая руками.
Дома постепенно спускались по склону, и нам приходилось спрыгивать с одной крыши на другую. На наше счастье дома стояли плотно.
Мы уже стояли на краю крыши, с которой виднелся Мулен Руж.
Здесь оказался выход на чердак, с которого мы попали в подъезд и стали спускаться.
Мы вышли на улицу. На той стороне стоял наш автобус. Пока наши ещё подошли.
Дело в том, что поскольку Алиса мне не сестра, а просто мы очень похожи, в школе, где я учусь, о ней никто не знает. Это наш ход конём.
Мы перебежали улицу и постучали в окошко к водителю. Он высунул голову.
-Вы купили?! А деньги откуда? А понятно…
Мы распрощались, так как подходила моя группа. Моё исчезновение, похоже, не заметили.
Латинский квартал
На следующий день в три часа дня наша большая недружная компания зашагала по мостовой Латинского квартала. Разбрелась по узким улочкам. Я заглянула в распахнувшуюся дверь Сорбонны: ни черта не разглядеть, темно. Возле фонтана посидели. Солнце ярко светило, даже было жарко. Вот он какой — конец октября в Париже.
Откуда-то снова пошёл какой-то призыв: все засобирались, повскакивали: «Что уже уходим? Что случилось? А куда все идут? Эй, меня подождите — я вас всегда жду!» (последнюю реплику сто процентов Крививцева проскрипела).
Котов рядом подвернулся:
— Скорее! Пошли за нашими французами — они нам жрачку оплатят!
А что? Мысль хорошая, я не против. И мы пошли. Оказалось, нам дали час на кормёжку. Французов, которых мы боялись потерять в этой толпе, было человек шесть, из них только к двум пристроились русские. Да, это мы были с Котовым. Стыдно, конечно, но это Котов придумал — поздно отказываться в порыве вежливости.
Они долго выбирали ресторанчик, заглядывали внутрь, потом на улице обсуждали что-то, в другой заглядывали… Мы то с Котовым без предрассудков. У меня зазвонил телефон. Я не сразу поняла, что это у меня, потому что ещё не разу не слышала его звонок. Когда я его вытащила, Зотов уставился на него:
Ан-Клер с Пьером тоже посмотрели на мой телефон.
Это звонила Алиса. Я немного отстала, чтобы Котов не подслушивал.
Заведение было узковатым, столики-карлики, как в детском саду. Как мы вошли — китаянка столики сдвинула, чтобы стол получился на всех нас. Мы с Котовым сели с краю, друг против друга, ближе к выходу. Выход у них, конечно, — окно одно вместо стены и в нём стеклянная дверь. Зато видно всех, кто мимо идёт, и нас им видно.
Дали меню. Я по-французски не то, чтобы совсем туго, но меню китайское с французского перевести — pardonne-moi, я же не Пушкин!
— У меня нет ни малейших предположений, что за фигня тут написана, — сообщил Котов. — Выберем что поблагозвучнее. Лишь бы не медузы под соусом попались.
Я согласилась: медузы — это неприятно.
Мне принесли кока-колу: бутылочка маленькая, а впереди два каких-то блюда и десерт. Я вдруг представила: принесут мне мерзость на тарелке, что смотреть тошно, а вокруг все есть будут, а я себя заставить не смогу даже вилкой дотронуться, хотя и знать буду, что съедобно.
А французы говорят и говорят, смеются. Только мы с Котовым сидим и ничего не понимаем: слова отдельные знакомы, а остальное слишком быстро и на жаргоне, сто пудово. Обидно так сидеть с краю, особенно с мыслью, что клюнули — за чужой счет поесть. Похоже, что Котов об этом не размышлял — приспосабливался к китайским палочкам и Ан-Клер подмигивал, которая рядом со мной сидела, толкая при этом локтём Пьера. Ему было весело. Поскорей бы уже эти блюда принесли.
И принесли. Ничего особенного — практически плов, но сверху палочки прозрачные положили, по вкусу похожи на капусту, тоже хрустят. Видимо, это овощи китайские или водоросли, но есть можно.
Зотов наворачивал. Толстый, а вон как наворачивает.
Краем глаза я заметила, как что-то тёмное прислонилось к стеклянной двери. Повернула голову, а это Алиса с Максом. Я сразу поняла, что это они, так по-идиотски они вырядились.
Алиса напялила на себя чёрный плащ с капюшоном и красной подкладкой, чёрную фетровую шляпу с пером. Это дисгармонировало с огромными солнечными очками, белой футболкой, где была надпись «Я обожаю Париж», и рваными джинсами. Стиль — новый Д Артаньян. Никто из присутствующих никакого сходства между нами не разглядел, сто пудово! В руках она держала резную трость с набалдашником в виде рукоятки шпаги.
Макс был тоже в очках (причем он забыл снять с них ценник) и в изорванной футболке на спине, сквозь дыру были видны ссадины.
Оба были заляпаны грязью с ног до головы
Они очень шумно вломились в ресторан, что все посетители успели обернуться на них. Алиса запуталась в своём плаще, и они с Максом опрокинули столик, не удержав равновесие. Макс немедленно поставил его на место.
Придерживая край шляпы черной перчаткой, Алиса сквозь тёмные стекла покосилась на людей, криво улыбнувшись, и громко зашагала к стойке, где стояла удивленная китаянка. Макс вальяжно прошёл за ней.
Китаянка показала на маленькую дверь. Алиса распахнула её и принялась умываться, громко сморкаясь. Макс тем временем объяснял китаянке жестами, что он хочет. В баре стояла бутылка рисовой водки. Макс взял её в руку и другой рукой щёлкнул себя пальцами по шее. Китаянка что-то запротестовала, желая забрать у Макса бутылку, видимо, пытаясь объяснить, что у них только после 21 года. Но Макс, не отдавая бутылку, вытащил из кармана какую-то карточку и поводил ею под носом у китаянки, которая все ещё пребывала в нерешительности. Вышла мокрая Алиса и разъяснила ситуацию по-французски:
Со скрипом отодвинув стулья, они разместились рядом с нашим столом, так, что, чуть повернув голову, я могла видеть Алису. Трость была аккуратно приставлена к столу. Макс и Алиса наперебой хлебали из горла воду. Женщина-китаянка засеменила к их столику с деньгами и попыталась ещё раз отнять бутылку водки, вернув деньги. Но Макс ловко перехватил её попытку, сцапав бутылку первым, а Алиса, пролив на себя воду и поперхнувшись, закашляла:
Китаянка нехотя удалилась.
Все наши французы незаметно поглядывали на соседний столик и, видимо, в пол голоса, хихикая себе в тарелку, шутили на эту тему, по-французски. Котов просто пялился, даже жевать перестал.
Алиса сняла перчатки, кинула их перед собой, достала ручку и принялась что-то вырисовывать на салфетке, заслоняя это рукой. Китаянка с прибитым видом стояла возле стойки и готовила им закуску.
Котов всё это время корчил мне рожи, кося глаза в сторону соседнего столика, типа посмотри, какие там придурки сидят, видно думая, что эти придурки ничего не замечают.
Макс допил двухлитровую минеральную воду и приободрился, потер руки, стал разглядывать рюмки. Алиса налила себе и Максу по порции, заглотила и занюхала салфеткой. На салфетке была надпись: «Жесть!». (Хорошо Котов не заметил.)
Интересно, в чем дело? Салфетка сменилась: «Мы в дерьме».
Наверное, я слишком засмотрелась, потому что Котов, повинуясь стадному чувству, повернул голову на Алису. Та успела убрать салфетку и тоже в упор посмотрела на Котова чёрными очками. Он тут же отвернулся, и как ни в чем не бывало, стал наливать себе воду. И как бы, между прочим, сказал мне:
— Придурки, водку с газировкой мешают. Ща их так развезёт!
Макс, который видел все кривлянья Зотова, и до этого не произнёсший ни одного слова, вдруг заговорил:
— Ща тебя развезёт! Прямо по асфальту!
Французы повернули головы, Котов выпучил на него глаза:
— Вы что русские? — определённо, этого он в принципе не ожидал.
— А как ты догадался? Такой умный — тебе череп не жмёт? — поинтересовался Макс.
— Валим отсюда, — тихо произнесла Алиса, вставая и беря трость. Быстро оглянулась на людей за окном. — Через заднюю дверь!
И Макс зачерпнул из тарелки Котова горсть риса и запихал его в рот.
Алиса крепко схватила Макса за рукав и поволокла в сторону стойки. Макс только и успел взять бутылку и помахать ею Котову и остальным. В это же мгновение с улицы вбежали двое парней и вихрем понеслись за Алисой и Максом. Они столкнулись с китаянкой, что-то разбилось, хлопнула дверь, а их уже след простыл.
Все немного опешили. Китаянка что-то закричала, а потом стала звонко возмущаться, а я обнаружила у себя на коленях салфетку — «За нами психи гонятся!»
Китаянка молча села за столик в оцепенении. Даже не стала подметать осколки, французы оживлённо обсуждали случившееся, слушали Котова — он пытался на своём французском передать им смысл диалога с Максом.
Сена
Когда мы вышли, наконец, из этого ресторанчика, я просто изнемогала от непонятного волнения. Держась поближе к нашим французам, я напялила кепку и старалась не наступать на прорехи между кирпичами мостовой. Моим ориентиром были зелёный рюкзак Ан-Клер и рука Пьера в заднем кармане её джинсов.
Потеряться тут было не трудно: узкая пешеходная улица была переполнена толпами толкающихся туристов. Все спешили, кричали на разных языках, потому что так ничего слышно не было. Перегоняли друг друга, неловко поворачивали к магазину, смеялись, раздражались. А сверху солнце покрыло всех ватным одеялом света. Духота! Кому сказать — скоро ноябрь!
Котов дернул меня за рукав и прокричал на ухо:
— Посмотри на Пьера! Рюкзак розовый, и смотри, как идёт: бёдрами покачивая — чисто гомик!
Действительно, шёл он по особенному, виляя, и джинсы были приспущены на бедра. И рюкзак нежно-розовый! Мы шли за ними и прикалывались над этой парочкой. Котов передразнивал походку Пьера.
А я думала, что нужно срочно позвонить Алисе, узнать, что у них за новый юмор, но в таком шуме я ничего не услышу. Поскорее бы мы прошли эту улицу.
Все теснее сгущалась толпа и приходилось проталкиваться. Учащались «пардоны» и задевания сумками. И тут подуло, сначала еле-еле, а потом толпа изрыгнулась на набережную, поредела, и сильный свежий ветер чуть не снес мою кепку. Свобода! Даже небо видно, высокое голубое.
Нотр-Дам врезался в небо зубчатым остриём, доставая до солнца. Волны Сены качали остров Сите, привязанный к берегам мостами.
Ну, прямо другой Париж — огромный, светлый, стихийный.
А рюкзак нежно-розовый куда-то исчез, и Котов свалил. Кажется, наша компания возле Нотр-Дама должна собраться. Удачно, что я это услышала, иначе, куда бы я пошла. Через мост перейду и я на месте. Можно не торопиться.
Я остановилась, чтобы немного осмотреться. На меня надвинулась группа туристов. Я случайно оказалась у них на пути и они плотной густой толпой обходили меня со всех сторон. Я попыталась выбраться, пройти им наперерез, тут же столкнулась с седым стариком:
— Sorry!
Я тоже хотела ему ответить, но вдруг у меня перед глазами мелькнула мостовая. Кто-то резко вывернул мне руку с такой силой, что у меня подкосились колени. Я полетела носом вниз. Задела кого-то. Какие-то крики. Свободной рукой проехалась по асфальту. Кругом ноги. Руку мне вдруг резко отпустили. Я чуть не поцеловалась с асфальтом. Кто-то наступил мне на палец. Я в момент вскочила на ноги, оглядываясь по сторонам, ничего не соображая.
Прямо передо мной Алиса вцепилась с каким-то парнем. Тот пытался отнять у неё трость, что-то орал. Но Алиса, извернувшись, двинула ему ногой в живот, оттолкнув от себя. Те, кто его оттаскивал, повалились назад на толпу зевак.
Алиса схватила меня и потащила прочь. На бегу мы сталкивались с прохожими, толкались и сбивали всех с ног. Толпа на набережной гудела, у меня перед глазами все смешивалось в мелькающую пестроту. Мы одновременно увидели Макса, натолкнувшись на него.
— Разделимся! — скомандовала Алиса и, кивнув Максу, побежала на мост. Мимо нас за Алисой пронесся тот самый парень. Нас он или не заметил, или ему было не до нас. Теперь уже Макс схватил меня за руку, и мы стали проталкиваться вперед по набережной.
Крики и возгласы в толпе вдруг резко усилились. Люди показывали руками на мост. Мы протиснулись к самому парапету: Алиса стояла на перилах моста, отмахиваясь от энтузиастов пытающихся её оттуда снять. Из-под моста достаточно медленно выплывал прогулочный катер. За это время Алису настиг её преследователь и схватил за плащ. Алиса не удержала равновесие и, на мгновение, повиснув на плаще, полетела головой вниз в разорванном плаще. Успев сгруппироваться в воздухе, она приземлилась ровно на нос катера. Тот сильно качнулся, пассажиры повскакивали. Алиса съехала наполовину в воду, пытаясь ухватиться за что-нибудь, не выпуская трости. Её схватил за шкирку шкипер и втащил в катер.
Алиса села на пол катера — видно сильно ударилась, было видно, как шкипер и пассажиры возмущались. Зрители с набережной свистели и что-то выкрикивали. Рядом со мной прохожий фотографировал всё происходящее. Я, наконец, поняла, что Макс уже куда-то смылся. Я стала оглядываться, но его нигде не было.
Катер приближался к следующему мосту. На борту Алису уже оттаскивали от шкипера, она пыталась что-то объяснить, указывая на мост.
Тогда я и заметила Макса. Он стоял неподалеку от того самого преследователя. Тот намеревался прыгать на катер и выбирал подходящее место. Макса он не видел. Наконец, он перелез через перила. Алиса помахала ему тростью. И катер свернул в сторону. Преследователь попытался подвинуться тоже, но тут Макс подбежал к нему и столкнул с моста. И этот ненормальный рухнул в Сену, подняв фонтан брызг. Мне это показалось очень забавным. Откуда ни возьмись появившиеся жандармы побежали за Максом, который помчался в узкие улочки Латинского квартала. Вряд ли они его там найдут. В крайнем случае он может одеть шапку-невидимку. Если не потерял её. Если она у него была.
Я надвинула на лицо кепку и зашагала на остров Сите, поглядывая, как подплывает к гаванцу этот псих, где его встречают жандармы. Видимо, Алису они тоже встретят.
Отель на обочине
В отель мы приехали поздно вечером. Это была последняя ночь в Париже. В автобусе Котов уже всем рассказал о случае в ресторане и гордился тем, что видел вблизи девчонку, которая сиганула с моста.
Яна Крививцева и другие девчонки тоже расспрашивали меня о ресторане. Но насущные темы сменили эту. Выяснилось, что французы собираются сегодня выпить и наши тоже не хотят отставать. И ещё завтра в дорогу нужно купить еды, потому что до Нанси ехать 5 часов.
После ужина ко мне подошла Ан-Клер и сказала, что через полчаса мы пойдём в супермаркет через дорогу за едой и чтобы я нашла Котова и его предупредила.
Наш отель был трехэтажным с открытыми террасами на втором и третьих этажах, с которых и были двери в номера. Перед отелем была небольшая стоянка. По правую сторону шла трасса, за которой виднелся огромный супермаркет, а по левую росли высокие липы и кустарники. Я увидела Котова среди кучки наших, толпившихся за стоянкой. Я к ним подошла и сказала Котову про магазин. Они как раз обсуждали эту тему вместе с Петрушиным, Гудзоновым.
Проходя мимо кустов, я услышала шорох. Возможно, белка.
Но тут послышалось кряхтение. Я замерла и прислушалась. В кустах явно кто-то был.
Я была в ужасе.
Я быстро побежала к отелю, нашла у девчонок пустую бутылку, наполнила её из-под крана, вернулась обратно.
Макс схватился за бутылку и стал пить, давясь водой. Потом его ещё раз вывернуло. Он умылся и прислонился к дереву.
Я тут как БОМЖ на земле…
Я отдала Максу свою куртку и побежала к отелю. Ан-Клер меня уже искала.
Ан-Клер с Пьером взяли тележку и медленно поплыли между рядами, останавливаясь и не торопясь, выбирая продукты. Я торопилась, схватила корзинку и стала набивать её бутылками с минералкой. Думаю, что четырех пока хватит. Ан-Клер посмотрела на меня и сказала:
По-моему мне не поверили, но мне было не до них. Вдруг я заметила стеллажи с одеждой. Схватила первую попавшуюся футболку. Потом взяла батон, кусок колбасы, сыр, печенье, бананы. Возле кассы я встретила своих одноклассников.
Я пошла. К стойке я долго не решалась подойти. Сначала рядом стояла моя классная и разговаривала с учителем французов, потом пришли наши из магазина. Наконец, я подошла. Я объяснила очень любезной женщине, что я из этой группы, но я хочу отдельный номер, потому что мне нужен отдельный номер и я очень-очень её об этом прошу. Сначала она наотрез отказалась, но потом моё упорство сделало своё дело.
Я переплатила за номер прилично, но она мне его сдала. Когда я протягивала ей деньги, в этот момент проходили Ан-Клер с компанией и бросили в мою сторону очень подозрительные взгляды. Я постаралась не обращать внимания.
Номер оказался на третьем этаже. Там никто из наших не жил. Макс прошёл туда незамеченным и тут же рухнул на кровать. Он съел почти всё, что я принесла. Я сидела рядом:
Макс приоткрыл глаз, сделал усилие и поплёлся умываться.
Пока он себя отскабливал, я спустилась вниз. На обочине я заметила свою классную и препода французов. Они кого-то отчитывали. До меня донеслось:
Я прислушалась, не видя того, кому так досталось.
Соня? Я же здесь, значит там — Алиса! Алиса вернулась!
Мне нужно было срочно спрятаться и при этом сказать Алисе, в каком мы номере.
Алиса, не знавшая Ан-Клер, пожимая плечами закивала и завертела головой «Ага, угу, скорее всего!»
Ан-Клер с разрешения классной сказала Алисе, что пакет с продуктами у неё и что, та могла бы его забрать. Алиса выразила глубокую признательность, как могла — прижала руки к груди и замотала головой. Ей разрешили пойти с Ан-Клер, но потом классная обещала проверить, вернулась ли я в номер.
Алиса запнулась и стала на пальцах показывать что-то невнятное. «Двадцать шестой!» — шептала я сверху, но она не слышала. Тогда я кинула вниз пластиковый ключ от номера. Он приземлился прямо к ногам Алисы. Она его заметила и подняла:
Я караулила Алису, пока она не вернулась от Ан-Клер. Когда она вышла на балкон с пакетом в глубокой задумчивости, я её окликнула сверху. Мы быстро зашли в номер.
Макс вылез из душа:
Она распласталась на кровати с бутылкой минералки.
Алиса сползла на пол и стала выгребать из него еду, открывая и пробуя всё подряд.
Макс тоже прилег на кровать с пакетом печенья. Я сидела в кресле и надеялась наконец услышать разъяснения. Говорил Макс:
Алиса довольно заулыбалась. Макс продолжал:
Макс косо взглянул на Алису.
И шпагу держала, руки чуть не отвалились. А как я вылезала! Прямо по стене! За кольцо железное зацепилась, шпагу наверх закинула и сама еле вылезла! Сегодня я прочувствовала, что такое второе дыхание и скрытые возможности человека!
Алиса потупилась:
Мы с Максом насторожились.
Алиса молчала и вздыхала. Флакон дал нам волшебник из Лисофанже, чтобы мы могли ходить туда-сюда. Без этого флакона в Лисофанже невозможно было попасть.
Несколько лет назад, когда Алиса первый раз попала в Питер и нашла меня, она быстро сообразила, что как только лисофанжеанцы пронюхают про Питер, ей их будет не удержать в Лисофанже. Поэтому, когда она вернулась обратно, где её возвращения ждали всей страной, Алиса наплела разные ужасы и кошмары о том, с чем ей пришлось столкнуться. И так как Алиса была королевой, она издала приказ, что никто кроме неё не имеет права пользоваться этим ходом и забрала флакон с порошком себе.
Но поскольку волшебнику она не доверяла: он мог сделать еще порошка, Алиса продемонстрировала наглядно, что будет с тем, кто её ослушается на примере волшебника.
Дверь из Лисофанже на чердак Питера была открыта и Алиса пригласила Волшебника попробовать пройти сквозь нее. Сама Алиса стояла возле порога (предварительно обильно облитым бензином). Когда волшебник начал проходить сквозь дверь, Алиса чиркнула зажигалкой и дверь воспламенилась. Все зрители в ужасе отпрянули, а волшебник отпрыгнул за два метра от проклятой двери. (В Лисофанже на тот момент не было ни бензина, ни зажигалок).
Теперь попасть в Лисофанже стало непосильной задачей.
Самое разумное, что мы можем сейчас предпринять, — подытожила Алиса, — Это выспаться, раз жратва уже закончилась!
Макс уже давно дремал на кровати, я тоже пошла к себе на второй этаж. Было уже около часа ночи. Я встретила крадущихся одноклассников, они прятались по комнатам, где отмечали последнюю ночь вместе. Завтра нас всех разберут по семьям.
Я проснулась от стука в дверь. Одна из семиклассниц тоже села на постели:
Я открыла дверь: это была Алиса.
Было полшестого утра, я собрала ей одежду и поднялась к ним. Макс валялся на полу, кутаясь в одеяле, Алиса пинала его ногами и обрызгивала водой:
Алиса переоделась, Макс еле-еле пошёл в ванну умываться.
Мы распрощались.
Вечером этого же дня я ночевала в Нанси в доме Ан-Клер.
Ночь в Нанси
В комнате темно. Дверь очерчена рамкой желтого света. Различимы силуэты мебели: пианино, табуретка, письменный стол, книжные шкафы, торшер. Растрёпанными выглядят букеты искусственных цветов в вазах.
За дверью ещё ходят. Я жду, когда все улягутся, и наступит состояние «непривязанности к местности»: тихо, темно, ни времени, ни пространства. На грани между сном и реальностью оказываешься наедине с собой. Иногда становится страшно от ощущения себя и неизбежности пропажи этого ощущения.
Но чаще просто плывёшь по волнам своего внутреннего течения, всё реже встречаешь мысли и, наконец, погружаешься на дно спокойного озера, недоступного тому, кого считаешь собой, и становится безразлично.
Но пока за дверью ходят. Эта реальность не отпускает. Я жду.
Окно наглухо закрыто снаружи. Тяжёлыми, твёрдыми жалюзями. От того, что плотно закрыто окно, кажется, что в этой комнате вовсе нет окна. Я лежу в коробке и воздух медленно исчезает.
Я слушаю, как ходят за дверью. Тихо, почти бесшумно, но я слышу. Я лежу в комнате-коробке, а надо мной огромное звёздное небо и бесконечность. Я лежу к бесконечности лицом, и лежу так каждую ночь своей жизни и так редко вспоминаю о том, что у меня перед носом.
Она огромная, что захватывает дыхание. Думать о ней сложно — не представить, в голове не умещается. Можно, наоборот, раствориться в ней и не думать, вообще ни о чем не думать. Освободиться от мыслей.
Давит закрытое окно, хотя я его не вижу. Как подушка на лице лежит. Подушка, заполняющая всю комнату. Зачем замуровывать окна на ночь?
Свет в коридоре погас — исчезла желтая рамка с двери. Наступила первозданная темнота, в которой растворилось всё: и силуэты мебели, и я, и границы комнаты. Вот оно — вне времени и вне пространства. Что с закрытыми глазами, что с открытыми — всё одно.
А было бы окно открыто — не было бы такой темноты. Видно ли этой ночью на небе звёзды и Луну, я похоже никогда не узнаю. И мне это абсолютно безразлично, а было бы не безразлично — я могу себе сказать: «Луны и звезд сегодня нет!» И я ничего не теряю, лёжа замурованной в этой комнате. Уверить себя — и это будет выход. Даже не выход, а способ существования в этом мире.
Истина недоступна, следовательно все предположения в равной степени верны. Способ существования до тех пор, пока истина недоступна.
Перед глазами постоянно что-то мелькает — моему сознанию не смириться с темнотой и оно её заполняет. Вдруг выплыли пейзажи за окном автобуса на трассе Париж-Нанси: поля, поля, поля. Поля жёлтые, зелёные, исчерченные, скошенные, разграниченные невысокими кустами. Так, откинувшись на сиденье, я провела часов пять, пропуская перед глазами бесконечные поля. Леса вдалеке выглядели густой изорванной кромкой. Иногда встречались придорожные поселения: аккуратные, как декорации. Остановились один раз — на бензоколонке с примыкающим кафе.
И снова автобус. Я слушала Шевчука. Не помню, сколько раз прокрутила эту кассету. Жутко не хотелось приехать в Нанси. Жить в семье. Меня все это напрягает. В принципе, не только сейчас.
Напрягают правила, по которым надо жить. Нужно ходить в школу. Если не ходить, то нужно делать что-то другое. А если ходить, то подчиняться правилам. Всё логично, но что-то в этой системе напрягает. Что я могу делать кроме школы? Много чего. Но школа — это ширма, покрывающая приятное безделье после уроков. Привязанность к системе общества. Чтобы никто не смог придраться.
Раньше было Лисофанже. Туда можно было уйти. Но долго там невозможно находиться, приходится возвращаться, чтобы не потеряться в этом мире. Мне не смириться с мыслью, что Алиса потеряла Лисофанже.
Вчера утром, попрощавшись с Алисой и Максом, я вспомнила о встрече с Анжеликой. Из-за Алисы и той кутерьмы, которую она устроила, я совсем забыла об Анжелике. Я перерыла все свои вещи, но той бумажки с адресом не нашла. Из-за всего этого мне не спалось.
Просто темно и вроде сплю, но не спится. Совесть мучает.
Мне нужно непременно найти Анжелику. Внезапно я ощутила эту необходимость. Но как мне убежать из Нанси? Кто меня отпустит одну в Париж? Но не найти Анжелику я просто не могла.
Вчера целый день я пробовала дозвониться до Макса, но его телефон был выключен. Я думала, что они могли бы найти Анжелику.
Я села на кровати. Снова легла. Не уснуть. Снова лежу и гляжу перед собой. Тихо-тихо что-то зашуршало возле кровати. Даже не сразу сообразила что. Стала рыться в рюкзаке, не включая свет. Выудила горящий телефон в ознобе виброзвонка. На часах высвечивалось «02.48».
— Алё, — полушёпотом сказала я Алисе.
— Эй, ты чего трубку не берёшь!? Мы уже пол часа тебе дозваниваемся! — Алиса была запыхавшейся, говорила довольно бодро и шумно. В три часа ночи. Я пребывала в тоскливо-тормозном полусонном состоянии.
— Угадай, где мы? — продолжала Алиса. — Перед домом, где ты сейчас спишь! Выгляни в окно! Мы под фонарём стоим!
— Не имею такой возможности…
— Короче спускайся! Давай скорее — мы ждём! — протараторила Алиса.
Я одеваюсь, не включая свет, нащупываю свои вещи. Завязываю шнурки. Интересно, как мне выйти на улицу и никого не разбудить?
Сперва надо успокоиться. Я медленно опускаю ручку двери своей комнаты. Щелчок. Мне показалось, очень громкий!
Иду тихо и медленно. Половицы за дверью поскрипывают, жутко громким слышится этот скрип. Наконец лестница. Не скрипит — каменная. Я почти не дышу. Держусь одним пальцем за перила.
Второй этаж. Здесь снова скрипучий пол. Я делаю два больших шага и я на лестнице. Даже думать не хочу, что будет, если меня застукают. Что я, интересно, скажу? Что я лунатик. Чёрт! Чуть не засмеялась. Представляю, если бы я сейчас во весь голос засмеялась. В такой ответственный момент. Смешно и страшно до ужаса из-за того, что эти состояния не перебороть.
Первый этаж. Тут только до меня дошло, что я всего лишь один раз входила в эту дверь и ни разу не выходила. Обалдеть. Надо хотя бы попробовать — каждый имеет право на ошибки. Только в моей ситуации мне это дорого обойдётся. Как я объясню свое поведение?
Первая дверь со стеклянным верхом оказалась открыта в любую сторону, как в метро, туго, зато тихо. Несколько ступеней вниз, расставленная на ступенях обувь и я перед главной преградой. Долго разглядываю и ощупываю замки. Их вроде два. Один похоже надо повернуть, а второй отодвинуть.
Алиса опять звонит.
Спокойно.
Гулкий щелчок задвижки. Я замираю. Выжидаю, вслушиваюсь.
Все тихо. Дверь открылась — оказалось, была закрыта на один замок. Классно… Даже удачно.
Я выхожу и прикрываю дверь. И она не захлопнулась, просто прикрылась. Определённо, жить легко.
Я оказалась в их дворике. Прохладно. Свет падал от фонаря с улицы. Здесь была калитка в воротах. На калитке вообще всё элементарно — засовчик. Как они могут спокойно спать с такими замками в таком доме?
— Где тебя носит?!
Я прошу Алису заткнуться, и калитка тоже спокойно не захлопывается. Мы отходим немного в сторону от этого дома. Алиса в моей порванной куртке со своей тростью. Макс зевал с подбитым глазом и размазанной засохшей кровью под носом и на щеках.
— Обсудим, что на этот раз случилось? — предлагаю. Алиса корчит рожу и откидывает голову назад:
Макс прислонился к стене и сполз на корточки, закрыв лицо руками, и пробубнил:
Ночь была чёрная с луной. Пустая улица, блеклые фонари. Прохладно и свежо. Алиса загляделась на свою шпагу.
— Понятно.
Алиса и Макс устало посмотрели в мою сторону.
— Поживите вместо меня здесь! Вам ведь всё равно деваться некуда!
— Чего? Где?
— В этом доме. Своя комната. Кормят. Водят по музеям. Просто санаторий!
— Не шутишь? А ты?
— В субботу на Монмартре я встретила… Вы мне сейчас не поверите!
Я завела Макса и Алису в дом. Мы, не дыша, поднялись на третий этаж. Включили ночник. Я стала собирать рюкзак — всё самое необходимое.
И я не вдавалась в подробности, какие тут могут быть подробности. И так всё понятно.
В гостях
На утро Алиса открыла дверь со сломанной ручкой. Первое, что она увидела, — белая заборчатая загородка в ванной комнате напротив. Алиса шагнула на отполированный скрипучий паркет, покрытый ковриком. Деревянная лестница уходила вниз. Рядом с перилами стоял столик с аквариумом, в котором плавали одинокий карась и водоросли. Но шевелились в аквариуме только пузыри из трубки, покачивавшие угрюмого карася.
Постучав по аквариуму, чуть разбудив карася, Алиса заглянула в ванную: огромнейшее окно с видом на деревья и соседний дом, в котором явно должен жить наблюдатель-извращенец, иначе для кого нужно прорубать такое окно. Как прикинула Алиса, в окно наблюдатель-извращенец может смотреть и на унитаз, который с одной стороны был прикрыт белой отгородкой, а с другой был открыт для обозрения. Кабинка душа запотела, истекая каплями. Алиса, смотревшая на спускающиеся капли, отразилась во весь рост в стенном зеркале с подсветкой. Наконец, она решила умыться, столкнувшись с выбором между двумя одинаковыми раковинами.
Вода оказалась мягкой, а мыло душистым, и зеркало с подсветкой на редкость правдиво и ярко показывало круги под красными глазами, потрескавшиеся губы и растрёпанные волосы.
— Вот отстой! — с этими словами Алиса начала день. Кое-как собрав волосы под кепку, она съехала по перилам на второй этаж.
Из комнаты с двуспальной кроватью вышел высокий мужчина в сером костюме и с лицом утёнка из диснеевских мультиков. Он поздоровался, улыбнувшись, как Дональд Дак. Алиса тоже поздоровалась. Он спросил, хорошо ли она спала, продолжая приветливо улыбаться. Алиса тоже расплылась в улыбке от такого участия, сообразив, что перед ней или придурок, или ему уже что-то нужно. Хотя вопрос «хорошо ли она спала», не смотря на его видимую привычность для этого дома, навел Алису на мысль, что она в стране Чудес.
— Большое спасибо, я очень хорошо выспалась, — старательно выговорила Алиса по-французски, кивая и улыбаясь, подыгрывая «Дональду», который наивно (или не наивно?) обрадовался и пригласил её к завтраку. Им навстречу из очередной ванной вышел мальчик лет десяти, с уложенными гелем волосами, с ровным загаром, явно из солярия, весь ухоженный и чистый, как девчонка, в полотенце на бедрах выглядел гораздо старше и довольно нелепо для десятилетнего мальчишки. «Будущий педик!» — само собой подумалось Алисе.
Мальчик вежливо поздоровался, и Алиса по его интонациям решила, что так оно и будет.
Спустившись, пройдя через дверной свод, порядочного размера, они с «Дональдом» очутились в уютной столовой с камином, сервантами, наполненными фарфором, и с большим овальным столом, за котором разместилось не менее большое семейство: мадам Без Одного Зуба На Видном Месте, еще одна мадам, вдвое старше первой, с седыми кудряшками, и глазастая девчонка с косичками, похожая на Дональда. Чуть ли не хором обе мадам спросили: «Хорошо ли ты сегодня спала?» участливо-заботливыми голосами. Алиса немного удивилась, но, увидев еду, расплылась в улыбке.
— Прекрасно, — она села, куда ей показали,— во главе стола и смачно зевнула, потирая руки. Стул был вроде плетёный, скрипел: Алиса не заметила при посадке.
«А тут можно здорово похарчеваться!» — решила Алиса, разглядывая то, что было на столе.
Обе мадам стали наперебой предлагать Алисе кофе, сок, чай, тосты, шоколадный крем, кукурузные хлопья.
«Чудненько!» — настроение сразу поднялось, Алиса густо мазала тост шоколадом из банки, наливала себе сок, пододвинула утренний сухой корм в коробке и молоко. Но не могла наесться: «Сплошные сладости. Меня скоро стошнит!»
Беззубая мадам радостно и удивленно смотрела на то, как Алиса ест, и вежливо спросила, не хочет ли Алиса ещё сок. Потому что Алиса опустошила целую коробку, не заметив.
Алиса на секунду отвлеклась и покачала головой:
«Интересно, они не заметили, что мы вчера немного поели?»
Пока Алиса пережёвывала сухой корм, смоченный в молоке, ей сообщили, что у Ан-Клер болит голова. Алиса кивнула: «Я ей по голове не била».
Оказалось, что в связи с этим обстоятельством Алису выведет на прогулку это семейство, по ближайшим магазинам, покажут город. А когда проснётся Ан-Клер, они поедут в Макдональдс снова есть. «Это что же получается? — дошло до Алисы, — Типа обедать мы будем в Макдональдсе? И я ещё с ними таскаться должна! Вот отстой».
Все прошло в точности так, как было решено за завтраком, пугающе точно… Без сомнений, Алиса попала в страну Чудес, и, не подозревая, что та находится настолько рядом.
Ан-Клер проснулась ровно к поездке в Макдональдс и к приходу семейства из магазина. Алиса раньше не сталкивалась с семейной жизнью. Ей всё было в новинку. Особенно то, что они всей семьёй и едят, и в магазин ходят. Алиса наблюдала, как обе мадам набирают продукты на целую неделю, решая, что они будут готовить завтра.
«Офигенски!» — подумала Алиса, так она была поражена увиденным.
После похода в магазин Алисе захорошело, она успела заглянуть к себе в комнату — Макс успел смотать, спустилась, и в огромной семейной машине ее повезла в Макдональдс веселая компания из Мадам Без Зуба, Пожилой мадам, тремя какими-то мелкими детьми и Ан-Клер.
«Дался им этот Макдональдс. А еще французы кичатся, что Америку не любят! Понастроили везде эти Макдональдсы и не вылезают оттуда!»
Этот оказался почти на окраине, огромный, со стоянкой, детской площадкой, столиками на улице… Вошли — толкатища, хуже, чем в метро в час пик, будто всё Нанси сюда понаехало! Дружное семейство нашло свободный столик, где и разместилось в ожидании Мадам Без Зуба, которая пошла толкаться в очереди.
— Сегодня к нам на ужин придут друзья Ан-Клер с русскими, — обратилась к Алисе Мадам с седыми кудряшками, мило улыбаясь.
— Отлично, — закивала Алиса: «Этих еще не хватало!»
— В России уже холодно, наверное? Я была там один раз: зимой сильные морозы.
— Это точно. Вы меня извините — я отлучусь ненадолго! — Алиса вскочила с места, выбежала на улицу и схватила за плечо Макса — тот от неожиданности резко дёрнулся, отскочил, готовый линять, но, увидев Алису, остановился.
— Ты чего так шуганулся!?
— А нечего сзади подскакивать!
— Ты чем это тут промышлял? А?
— Не твоё дело, понятно! Сама в особнячке проживаешь с трёх разовым питанием, на казённых авто катаешься по Макдональдсам! А меня, значит, кинула? Я пока оттуда выбрался, мне, знаешь, какого было?
— Знаю, знаю! Да ладно тебе, Макс! Меня они уже заездили — ни на минуту в покое не оставляют! Я еле вырвалась! Я кстати тоже на мели, между прочим! — Алиса по-дружески толкнула Макса в плечо, — Ну сколько набрал? Заделись!
— А не пошла бы ты… в свой особнячок!
— Эй, ну ты чего? Обиделся что ли? Или жмёшься?
Макс улыбнулся:
— Вот такое я дерьмо! — признался он.
— Да, я знаю! Давай-ка лучше покурим-ка! Давай-ка покурим-ка, как Масяня говорит!
— Это можно. Только за угол отойдём, — согласился Макс, поломавшись.
Они встали возле стены, Макс вытащил сигареты и зажигалку, мрачным был, не выспался. Закурили.
— Короче, делать нам нечего — придётся сидеть здесь, — заговорила Алиса, выпустив дым, — Деньги у тебя появились, насколько я понимаю. У меня жильё есть. Какие проблемы — оттянемся здесь, денег подзаработаем. Как тебе?
— А мне где жить, интересно?
— Я чего-то недопонимаю! Ты чем тут занимался!
— Думаешь, люди по кафе со всей зарплатой в наличных ходят?
— Ну, на эту ночь тебе хватит?
Макс покачал головой, прикинул и кивнул:
— Может и хватит. Не на люкс в дерьмовой гостинице, конечно.
— Вот и я о том, а завтра встретимся, что-нибудь придумаем. Я пойду — меня заждались уже. Пока, не горюй! — Алиса кинула недокуренную сигарету под ноги, раздавила и отправилась обратно.
Разведка местности
«Особняк», где поселилась Алиса, находился на улице сержанта Бабилло. Это была тихая улочка не далеко от центра с трёх-четырёх этажными домами, плотно прилегавшими друг к другу. Только между домом Алисы и соседним был проём, который вёл в небольшой садик за домом. Макс, ждавший Алису, безуспешно пытался заглянуть за высокий серый забор, чтобы посмотреть на садик.
Все дома были серыми и однообразными. Макс слонялся туда-сюда по улице, выискивая хоть какой-нибудь мусор, чтобы его попинать.
Наконец появилась Алиса. Но она была не одна. Рядом с ней шла девушка чуть старше их с Максом.
Алиса дала Максу знак: «Даже близко не подходи!» Нельзя было, чтобы Ан-Клер узнала о Максе: Алиса не могла придумать, как его преподнести. Поэтому Макс плёлся в нескольких шагах позади, пытаясь быть незамеченным.
Когда Алиса, по приезду из Макдональдса, выразила желание пойти погулять, её отпустили только с Ан-Клер, потому что Алиса не знала города. Все уговоры Алисы и уверения, что она не заблудится, ни к чему не привели. Ан-Клер сказала, что ей всё равно идти в центр на встречу с Пьером.
Вскоре они, перейдя через мост, оказались возле большого торгового центра, где их ждали Пьер с Котовым. Ан-Клер тут же присосалась к Пьеру. Алиса выжидала в стороне, пока Ан-Клер отсосётся.
Алиса извлекла из кармана пластиковую карточку.
Узнав у прохожих, где здесь ближайшая гостиница, ребята отправились в том направлении. Нанси представлял из себя удобный европейский городок с невысокими строениями и уютными улочками. Он был переполнен магазинами и рекламными афишами. По дороге им встретился антикварный салон, у витрины которого Алиса затормозила.
Прямо перед ней среди прочих древностей из подставки как для зонтиков выглядывала её шпага.
Внутри всё было богато обставлено старинной роскошью.
К ним подошёл седой продавец в костюме и вопросительно уставился на новых посетителей, предварительно поздоровавшись. Алиса тоже посмотрела на него и, обойдя его стороной, бросилась к мечам и шпагам, которыми была увешана целая стена.
Алиса сцапала понравившуюся и вынула её из ножен:
Продавец уставился на Алису, не зная, как ему себя вести. Он спросил что-то у Макса, но тот ничего не понял, просто закивал, улыбаясь, и повертел пальцем у виска, показывая в Алисину сторону.
Наконец, Алиса оставила шпаги и повернулась к продавцу:
Продавец продолжал неподвижно глядеть на Алису, выжидая чего-то.
Продавец подошел к столу и стал рыться в своих бумагах.
По школьному удостоверению Ан-Клер они без труда сняли номер в студенческом отеле. Девушка, сидевшая на ресепшене, издали глянула на эту карточку и дала Максу ключи. Теперь Макс повеселел, чувствуя под собой постель и крышу над головой. Рядом оказалась общая кухня, куда Алиса и Макс тут же отправились. Там сидела небольшая компания велосипедистов из Амстердама. Они ехали в Париж, но у одного из них сломался велосипед, и они чинили его здесь два дня.
Завтра они планировали отправиться дальше, поэтому сегодня у них была отвальная. Алиса и Макс быстро нашли с ними общий язык. Макс спел пару песен под гитару. Они пили вино и курили канабис.
В половине восьмого Алиса вспомнила, что должна была придти в семь. Распрощавшись с новыми друзьями и оставив Макса, Алиса нехотя поплелась в свой «особняк».
Вечер в Нанси
Алиса вышла на улицу, голова слегка кружилась и, яркие рекламные огни расползались во все стороны. Уже стемнело, дул свежий ветер.
Алиса старалась смотреть под ноги и не шататься. На переходе ей показалось, что люди недоброжелательно ее рассматривают. Она оглядела стоящих с ней рядом, но они, похоже, успели отвернуться.
Она шла по длинной улице, когда ей стало навязчиво казаться, что за ней следят. Поэтому она без конца оборачивалась и ускоряла шаг, впиливаясь в идущих навстречу прохожих.
Наконец, чтобы окончательно убедиться в слежке, Алиса побежала сломя голову, резко свернув в закоулок. Оттуда она выбежала на другую улицу и остановилась, спрятавшись за выступ дома. Она прождала минуты три и выглянула — никто её не преследовал. Это показалось Алисе подозрительным, и в раздумьях она прибрела к нужному месту.
Ей открыли, поинтересовались, всё ли в порядке, почему она опоздала на час. Алиса только кивала не впопад, снимая куртку. Гости уже сидели за столом.
Алиса первым делом сбегала наверх проверить шпагу и, только убедившись в её наличии, спустилась к столу.
Пришедших Алиса видела впервые в своей жизни, хотя половина из них была Сониными одноклассниками. Чтобы себя не выдать она молча ела, углубившись в свои измышления.
Алиса подняла голову в его сторону и увидела в зеркале серванта напротив стоящего за ней мушкетера.
Алиса резко обернулась, и вилка выпала у неё из рук. Никого не оказалось.
Все сидящие за столом уставились на Алису.
Ничего подобного больше не повторилось, и Алиса поняла, что это был бессмысленный глюк. Вечер был невероятно скучным. Французы общались между собой, русские тоже сами по себе. Потому что нельзя заставить дружить.
Алиса попыталась укрыться в своей комнате, но там её застиг Котов и компания. Им надоело сидеть в комнате Ан-Клер.
Вскоре французы разобрали своих подопечных по домам.
Деньги, еда и песня
На следующий день Ан-Клер повела замученную Алису в какой-то огромный развлекательный центр, где был бильярд, игровые автоматы и вчерашняя компания французов с русскими.
Алиса проспала больше обычного, но, не смотря на это, пребывала в сонном состоянии. Ещё её слегка напрягала Ан-Клер, с которой приходилось куда-то ходить.
Алиса нашла себе скамейку и улеглась на неё. Тут же подскочил Котов узнать, что она здесь разлеглась.
Парни не отстали, Гудзонов и Котов схватили Алису за руки и ноги и попытались стащить со скамейки. Алиса со всего маху въехала Котову в лицо кроссовкой, и, освободив ноги, отпихнула ими Гудзонова, пнув его в живот.
Гудзонов отлетел, а Котов заорал от боли — из его носа потекла кровь. Их тут же окружили, а Алиса, воспользовавшись неразберихой, смылась.
Они встретились с Максом и решали, что делать дальше. Мыслей никаких не было.
Деньги закончились. Они сидели на скамейке напротив отеля, где поселился Макс. Это была привокзальная площадь, народу было достаточно много.
Макс оглядел ситуацию:
«У Курского вокзала стою я молодой.
Подайте, Христа ради, червонец золотой…» — жалобно пел Макс, стоя с протянутой кепкой возле входа в вокзал. Алиса тем временем стояла на шухере. Люди удивлённо поглядывали на Макса. Так они заработали немного: им едва хватило на два огромных бутерброда и бутылку воды.
Они шатались по городу. Прибрели на площадь с дворцом, где ходили туристы. Макс с Алисой уселись на скамейке, вытянув ноги. Рядом с ними расположилась компания пожилых туристов в белых одеждах и с седыми одинаковыми кудрями. Они толпились, громко разговаривали, показывая друг другу карту города, осматриваясь по сторонам.
Когда сзади послышались вопли, они уже свернули на какую-то улицу и тут уже драпанули.
Настроение тут же улучшилось. Они спрятали фотоаппарат в рюкзак Алисы. Но вопрос денег оставался открытым.
Они в конец изголодались и бродили по огромному супермаркету, нюхая запахи из бесчисленных кафе.
Они снова уселись за столик кафе. Рядом с ними мужик ел пиццу, дети пили лимонад и ели огромные порции картошки фри с салатами и мясом, две девушки болтали, курили и пили кофе из маленьких чашечек.
У Макса забурчало в животе, Алиса погрызовала ногти.
Макс поднялся и подсел за столик к девушкам. Алиса с любопытством наблюдала. Макс весело улыбался, подмигивал девушкам и даже что-то говорил. Они засмеялись. Он вытащил из пачки одну сигарету, закурил, раскланялся с девушками и вернулся к Алисе.
Макс покачал головой:
К ним подошла официантка и сказала, что у них нельзя курить несовершеннолетним.
Алиса и Макс тупо посмотрели в её сторону. Алиса взяла у Макса затяжку.
Администратор и официантка сильно возмущались и пытались изо всех сил донести до тупоголовых иностранцев, что им нужно.
Макс огляделся по сторонам, и, опередив официантку, забрал с соседнего столика, который только что покинули дети и мужик, две тарелки с недоеденной едой. Там оставалось ещё порядочно картошки и почти нетронутый кусок мяса. Макс пододвинул одну себе, другую Алисе. Потом перенёс два стакана с недопитой газировкой и, взяв рукой кусок мяса, смачно откусил:
Официантка и администратор опешили и видимо, решив, что лучше не привлекать внимания других посетителей, удалились. Официантка принесла хлеб и бросила на Макса и Алису, увлёкшихся едой, недовольный взгляд, оставшийся незамеченным.
Пока они ели, рядом со столиками разместился музыкант: он установил микрофон, достал гитару и стал напевать песню. Второй музыкант сидел за миниатюрной барабанной установкой. Вокруг них стали собираться зрители. Макс с Алисой тоже поглядывали в их сторону. Особенно их интересовал чехол от гитары, в который кидали деньги.
Макс кивнул. Они доели.
Алиса встала и подошла ближе к музыкантам. В перерыве между песнями она вплотную придвинулась к гитаристу, пожала ему руку и стала что-то впаривать, показывая в сторону Макса. Макс забеспокоился, догадываясь, что запланировала Алиса.
Макс обернулся к Алисе:
Макс задумался на мгновение и взялся за струны. От усилителей звук разнёсся далеко по магазину. Это приободрило Макса, он откашлялся и тихо заиграл самую длинную песню, которую знал:
Поднявший меч на наш союз достоин будет худшей кары.
И я за жизнь его тогда, не дам и самой ломаной гитары.
Как вожделенно жаждет век нащупать брешь у нас в цепочке!
Возьмёмся за руки, друзья! Возьмёмся за руки, друзья!
Чтоб не пропасть по одиночке!
Алиса сидела, опустив палочки, так и не притронувшись к барабанам. Тихая мелодия, хотя и не заглушала шум от людской кутерьмы, но придавала ему совсем другой оттенок. Здесь в большом супермаркете эта песня словно пришла из другого мира. Макс пел, удивляясь самому себе, как он помнил слова. И сквозь стоящие столики кафе с жующими людьми ему почти привиделся сад Аничкова дворца в день перед отъездом.
Среди совсем чужих пиров и слишком ненадежных истин,
Не дожидаясь похвалы, мы перья белые свои почистим.
Покуда полоумный жлоб сулит нам дальнюю дорогу,
Возьмёмся за руки, друзья! Возьмёмся за руки, друзья!
Возьмёмся за руки, ей богу!
Зрители, которые собрались на зажигательные аккорды предыдущего музыканта, начали расходиться. Макс не видел этого, он вдруг осознал собственный смысл этой песни, ощутил песню. От этого его переполнило поразительное состояние сопереживания.
Когда придёт делёжки час, не нас калач ржаной поманит
И рай настанет не для нас, зато Афелия всех нас помянет.
Пока ж не грянула пора нам отправляться понемногу,
Возьмёмся за руки, друзья! Возьмёмся за руки, друзья!
Возьмёмся за руки, ей богу!
Макс закончил и огляделся. Покупатели шли мимо, бросая редкие взгляды в его сторону. В чехле от гитары лежала пара монет. Он обернулся: Алиса похлопала его по плечу и улыбнулась, вздохнув.
И только одна пожилая мадам с высокой причёской продолжала стоять перед ними. Макс отдал гитару владельцу. Женщина приблизилась, протягивая Максу деньги слегка трясущейся рукой.
Макс взял деньги, она посмотрела на него слезившимися глазами, поблагодарила ещё раз и ушла, затерявшись среди людей.
Музыканты снова заиграли свою музыку, а Макс с Алисой вышли на улицу.
Алиса посмотрела ему вслед, и ей сделалось грустно, что было очень для неё не свойственно.
Алиса шла к дому Ан-Клер с мыслью, что её ждёт выговор, ведь она ушла, не предупредив Ан-Клер, и прошлялась до десяти вечера. Ей открыла мама Ан-Клер с неизменной улыбкой.
В доме поприбавилось народу: понаехали родственники. Они все сидели в гостиной.
Алиса ела одна на кухне, слыша семейный гомон из гостиной. Они смеялись, обсуждали покупки и телепередачи. Алиса воспользовалась ситуацией и набрала в холодильнике и кухонных шкафах провизии, незамечено унеся всё в свою берлогу.
На втором заходе, Алиса, успев спрятать за спиной пачку печенья и конфеты (предметы второй необходимости) натолкнулась на Ан-Клер, которая пожелала ей спокойной ночи, как ни в чём не бывало. Алиса немного удивилась, почему она не спросила про драку, но порадовалась этому обстоятельству.
На самом верху в очередной раз наткнулась на аквариум с одиноким карасём, зависшем на том же месте, что и всегда, за неимением пространства.
— Я бы посоветовала тебе покончить с собой. Могу предложить свои услуги! — Алиса кинула ему фантик от конфеты и мусор из кармана.
Когда все уснули, Алиса взяла шпагу, еду и ушла. Отель, где жил Макс закрывался на ночь, и Алиса пробралась в номер через открытое окно. Оно выходило на широкий балкон, висевший не так высоко от земли.
Свет с улицы освещал стоящую на стуле гитару.
А в этом доме, где я ночую, на меня всем по барабану! Отстой! Короче, надо держаться вместе!
То хер, то блин
В шесть утра Алиса вернулась обратно. Хозяева даже не подозревали, что ночевали с открытой входной дверью. Алиса рухнула на кровать.
На часах было девять утра. В комнате было темно, как в жопе. Голова болела, и уже с утра хотелось послать все к черту. Стала вырисовываться закономерность состояние с утра в этом доме.
31 октября. Алиса попыталась открыть жалюзи. Для этого надо было думать: они были закрыты снаружи, а внутри прикреплена палка. В конце концов, она плюнула и оделась в темноте.
После завтрака ей показали, как дружное семейство дружно вытащило из тыквы внутренности — сегодня Хеллоуин.
Ан-Клер сообщила, что ей сегодня нужно позаниматься с Пьером уроками, поэтому Алиса может пойти погулять с её семьёй или одноклассниками Алисы.
Алиса сказала, что так и поступит. После чего заботливая мама вспомнила, что Алисе вчера целый день звонила какая-то девочка и просила её перезвонить, причём номер, который она оставила, был парижский, что очень удивило семейство Ан-Клер. Мама больше всех была поражена и вопросительно смотрела на Алису.
Наконец Алиса услышала меня:
Алиса продиктовала мне номер Макса и срочно отправилась к нему, уверив Ан-Клер, что к семи она вернется.
Алиса нахмурилась:
Первым делом они решили узнать как можно больше о противнике, то есть прочесть статью в журнале, которую им дали в антикварном салоне. Выяснилось, что Алиса её потеряла. Поэтому они отправились в салон, где их встретил тот же продавец.
В этот раз Алиса и Макс не рассматривали ассортимент, они сразу отправились к столу и расселись в старинные кресла перед продавцом. Он вопросительно уставился на них.
Продавец на удивление лояльно отнёсся к ним и без вопросов дал журнал, а сам отошёл к вошедшим покупателям.
Продавец кивнул.
Макс бродил по магазину, рассматривая вещицы. Ему очень понравилась большая книга в кожаном переплёте с позолоченным названием, узорными буквами и цветными гравюрами, на которых были изображена еда и кипящие котлы.
Она дочитала и переваривала полученную информацию.
Тут такая бодяга! Что даже вникать нет смысла!
Подошёл продавец и выжидающе остановился.
Алиса взяла посмотреть и спросила цену. Стоила она не дорого, потому что была подделкой.
Они вышли из магазина и направились к Максу за гитарой. Погода стояла солнечная, был последний день октября и было тепло, как обычным летом в Питере.
По дороге они зашли в магазин, и Макс купил себе новые джинсы, футболку, набор трусов и куртку на деньги туриста из антикварного салона.
Тыква
Взяв гитару и перекусив в кафе, ребята сели на паребрик на центральной аллее парка, где ходили толпы народа. Макс пел под гитару, поставив перед собой Алисину кепку. Согласно плану Алисы рано или поздно противник их обнаружит, поэтому им нужно появляться в людных местах с целью привлечения внимания и как побочный результат — заработать своим трудом.
Алиса сидела рядом, углубившись в чтение книги.
После безуспешной ловли на живца и смены кучи мест, Алиса пришла к ужину. За столом сидела уймища народа. Стояла тыква, подсвеченная изнутри свечой. Дети были раскрашены в чёрное и сидели за столом в остроконечных шляпах. Алиса ужаснулась, её посадили, положили в тарелку котлету из тыквы в форме тыквы с рожей.
Алиса наелась и ушла к себе наверх. Сидеть с незнакомыми взрослыми французами было ужасно.
Алиса раскрыла книгу с заклинаниями и разглядывала картинки, пока не уснула.
Проснулась оттого, что грохнулась со стула, а книга рухнула сверху, со стола. На часах было два часа ночи. Алиса пошла в ванную, где её осенило.
Не долго думая, Алиса сообразила себе кривую челку. Собрала обрезанные волосы и задумалась, где взять дохлое животное.
И тут она вспомнила о карасе. Он даже не сопротивлялся, Алиса зажала его в кулаке и осторожно спустилась вниз. Тыква стояла на месте, то есть на комоде рядом с огромным обеденным столом, но свеча уже не горела. В комнате было темно, видны были только очертания мебели. Чтобы вынуть свечу из тыквы, Алиса попыталась переложить волосы в руку к карасю, но он вдруг выскользнул и, шмякнувшись об пол, куда-то попрыгал.
Алиса аккуратно извлекла свечу, зажгла её и, покапав на мясо воском, попыталась прикрепить к нему свои волосы. Но воск был горячим, а мясо покрыто льдом, поэтому волосы расползались по таявшему мясу, из которого потекла кровь. Алиса вся перемазалась, пока проковыряв в мясе отверстие, не впихнула туда волосы, залив это всё воском. Закончив, она поставила свечу обратно в тыкву, которая тут же заулыбалась гнусавой улыбкой.
Далее, следуя древнему рецепту, Алиса обильно облила кусок мяса маслом, которое не держалось на мясе и капало на ковёр. Алисе хотелось сделать всё правильно, чтобы желание сбылось наверняка. Для этого она залила маслом ту впадинку, куда вковыряла волосы.
Держа обеими руками мясо, Алиса встала перед тыквой.
Закрыла глаза и увидела своё Лисофанже: несколько домов на побережье Океана, недостроенный дворец, но с роскошной тюрьмой в подвале. Интересно, помнят ли её ещё лисофанжеанцы или уже избрали себе нового покровителя? «Наверняка, думают, что больше меня не увидят! — подумала Алиса, — Не дождётесь!»
И быстро прошептав: «Хочу вернуть себе Лисофанже!», Алиса запустила куском мяса в тыкву.
Промёрзшие два килограмма говядины с грохотом приземлились на комод, раздолбав собой тыкву, ошметки от которой полетели во все стороны. Свеча опрокинулась, выскочив из лыбящегося рта, проехав по комоду и соскользнув на ковёр. Мгновенно загорелось пролитое масло. Ковёр и комод полыхали.
Алиса срочно стала затаптывать огонь, слыша голоса сверху и надвигающийся топот.
Потушив огонь под ногами, Алиса схватила со стола скатерть и накрыла ей комод. Бежавшие сверху уже приближались. На повороте в столовую показалась мамаша Ан-Клер в запахнутом халате и на глазах у Алисы она, поскользнувшись, опрокинулась на спину. Подскочивший сзади муж начал её поднимать, но её босая нога скользила на чём-то, не давая ей подняться. Она завизжала, тряся ногой, и пытаясь отряхнуть пятку. Алиса мгновенно скрылась на кухню до того, как кто-то включил свет.
Увидев приклеившегося к пятке карася с кишками наружу, мамаша ещё громче завизжала, пока муж не отодрал его. Теперь всё внимание было приковано к комоду и дымившемуся прожжённому ковру. На комоде была брошена белоснежная окровавленная скатерть, в дырках от огня.
Мадам снова заорала и не в состоянии что-либо выговорить, издавала нечленораздельные звуки. Она подбежала к комоду, хватаясь за голову.
Вдруг в комнате образовалось много заспанных людей в халатах и пижамах, они все обступали место происшествия и наперебой выясняли, что произошло. Отец семейства осторожно стянул скатерть с комода, и все ахнули, увидев, что она покрывала…
Мадам, увидев кусок мяса, облепленный волосами и тыквой в луже крови, заохала с новой силой:
Алиса, прятавшаяся под столом кухни, воспользовавшись шумом, прокралась к лестнице и в мгновение ока оказалась наверху, не слышно закрыв за собой дверь. Ещё минута и она могла бы столкнуться с Ан-Клер, выходящей на шум из своей комнаты, а видеть окровавленную Алису ей было нежелательно.
Алиса первым делом вытерла лицо и руки от крови, переоделась в пижаму, спрятала испачканную одежду подальше в чемодан и зарылась под одеялом.
Снизу доносились оживлённые голоса. Минут через десять ей постучали в дверь. Алиса выдохнула и, немного повременив, изобразила самый сонный голос:
Дверь Алиса специально не закрыла на задвижку, и она тихонечко отварилась. С лучом света просунулась голова папы Ан-Клер. Алиса приподнялась на локте и, прикрываясь рукой от слепящего света, зевая, пробубнила:
И снова захохотала в подушку, такого смешного итога она не предвидела.
Школа
На утро Ан-Клер разбудила Алису рано. Алиса даже не поняла, куда они едут. Оказалось, в школу. С этого дня Алиса и другие русские посещали занятия вместе с французами.
Алиса никогда не училась в школе, потому что она была королевой, и в Лисофанже не было никаких школ и учителей. Все, что она знала, накопилось из её жизненного опыта и интереса. Поэтому ничем лишним голова Алисы забита не была, там было только всё самое необходимое для выживания в нашем обществе. Впрочем, наблюдая за Максом и нами остальными, она прекрасно поняла, что школьные знания нам ни разу не пригодились.
Школа Ан-Клер была необъятна с бесконечными лабиринтами коридоров, соединяющих несколько зданий. Заблудиться было несложно.
Русские расселись за одиночные парты в конце класса, предоставив своим французам сесть впереди. Тут же сидела и наша классная. Пришёл учитель французов, но другой, не тот который ездил с нами по Парижу. Алиса сразу же его узнала и вжалась в стул. Это был продавец из антикварного магазина.
Он оглядел присутствующих и уставился на Алису, засияв:
Алиса криво улыбнулась: «Заткнись, скотина!!!» Она сама не знала, почему говорила по-французски без акцента, но, изображая меня, специально говорила хуже, чтобы никто не догадался.
«Скотина поганая! Тварь!» — натянуто улыбалась Алиса:
Антиквар подошел вплотную к парте Алисы и, наклонившись совсем близко, тихо произнёс:
Сказав это, он резко поднялся и громким голосом стал рассказывать свой материал. К Алисе тут же потянулись записки с вопросами, что он ей сказал, и откуда он её знает. Алиса отмахивалась.
После урока к ней стали домогаться уже устно. Её окружили со всех сторон, интересуясь, кто, что, откуда.
Котов, который до сих пор припоминал разбитый нос, громко сказал:
Алиса поднялась со стула и направилась к попятившемуся Котову:
Свалили
Теперь, прознав об отношении к себе в доме, Алисе расхотелось туда возвращаться. Но обещание, данное мне, её удерживало. Встреча с Максом убила это обещание наповал.
Этой ночью он уснул с непотушенной сигаретой в руке. Он сразу проснулся, но подпалил постель и ковёр, дым заполнил почти всю комнату. Макс испугался выговора, схватил манатки и сбежал. Полночи слонялся по городу, пока не осел в кинотеатре, где дремал и жевал попкорн несколько сеансов подряд под непонятный французский лепет. В итоге все деньги остались в кинотеатре.
Вдвоём они решили, что им сра… на всех и вся. Хуже города, чем это поганое Нанси в мире нет. Из этого можно было делать только один вывод — валить.
Они побрели из города в первую попавшуюся сторону. Город был невелик, и уже через пол часа по трамвайным путям они вышли к малоэтажным частным домам, промышленным постройкам и парковкам. Макс тащил свою тяжеленную книгу, которую Алиса прихватила с собой, когда они решили уходить, фотоаппарат висел у него на шее. У Алисы за спиной болталась гитара, а на поясе шпага. Это было всё их ценное имущество, нажитое за эти несколько дней.
Было около пяти вечера, с неба закапало. Дождь планировал перерасти в ливень.
Алиса и Макс, обгоняя закат, брели от Нанси. Брели долго по мокрому шоссе, обливаемые дождём, обдуваемые холодным ветром, вдыхая и пропуская сквозь себя осень, Францию, пожелтевшие поля, затянутое небо и ещё пробивающееся гаснущее солнце.
— Знаешь, Алиса, — окликнул её Макс, подставляя лицо дождю, — Тоскливо на природе, когда природе так паршиво. Хочется послать всё к чертям и сгинуть где-нибудь в этих полях.
Алиса с разбега пнула ногой камень, что он пролетел далеко под колеса:
— «В последнюю осень, в последнюю осень!» — прокричала она, пугая водителей, и размазала дождь на лице,— «И душа, захлюпав, вдруг размокла у меня, потекла ручьём вдоль по лужам…» Макс, не хандри! В этой жизни осталось что-то и для нас!
Алиса зачерпнула обеими руками грязь из лужи, по которой шла, и, зажав её в кулаках, медленно выпускала струйками. И с испачканными руками бросилась на Макса, тот увернулся и, отмахнувшись от Алисы, закурил.